Читать книгу Квест - Юрий Каранин - Страница 3

Первый раз, это было, – дай Бог памяти, – лет семнадцать – восемнадцать назад, – нет, наоборот, тогда это ему восемнадцать было. Уже жениться собирался. Тогда, в середине октября, выделил совхоз номерок на полушубок за примерную работу. Вещь недорогая, – двадцать девять рублей стоила, – только у единиц полушубки были: у лесозаготовителей, охотников и передовиков. Вещь престижная, в хозяйстве нужная, только плыть за полушубком нужно было в Заготконтору, на тот берег.

Лодка у него к тому времени уже имелась. Не катер, конечно, и вертлявая шибко, но все-таки лодка, – так, и река – не Волга.

И вот ведь как, полушубок, по сути, уже в руках, почитай, а без «блата» никак не обойтись. Правда, Заготскот – родич, и полушубок подобрал – тютелька в тютельку, а потому «замочить» – «сам Бог велел».

Так чаще и бывает: «дура-голова ногам покоя не дает». И чего на лодке ехать вздумал, если в полусотне метров ниже «Заготконторы» – мост, так нет же. Будто бы легче против течения плыть, чем тюк с полушубком тащить, – в гору-то, все равно, на лодке не заплывешь. Но что сделано, то и сделано. А теперь даже вспомнить стыдно.

Половину-то пути «на одном дыхании» маханул. А дальше еще и ветер супротив встрял. И уже не поймешь: как бы и холодно, а во рту пересохло.

А потом, сколько ни прикидывал, не мог понять, как себя из лодки выкинул. Сначала с поверхности промочить горло пристраивался, – не получилось. Волей-неволей пришлось черпак мыть. А чего там мыть? Прополоскал, – и выплеснул. С этого непонятки и начались. Вернее, закончились. Не заметил, как черпак за макинтош зацепился, да, так, с размаху, ополоски выплеснул, и себя вместе с ними. Из лодки. Далеконько от лодки оказался. Ему бы за лодку хвататься, а он «по-бабьи» к берегу поплыл.

Выплыть-то выплыл, и потом долго провожал глазами перевернутую кверху дном лодку. И полушубок, естественно. Провожал, пока не понял, что еще немного, и сам домой не попадет. А когда понял это, сделал и новое открытие: лес почему-то оказался на другом берегу, и, в лучшем случае, придется возвращаться до переката, но он не был уверен, что найдет в себе силы перейти реку по перекату, коий уже и не перекат вовсе, а метр глубины, к его счастью, обязательно найдется. И все-таки выбор не велик, но оба в одну сторону.

*

– Ты чего тут разлегся? – Голос, как бы, знаком. – Ты жив хоть? – Петрухе пробуждаться никак не хотелось: только-только ведь согрелся, а тут, вставай и снова на ветродуй выползай.

«Вот паразиты. Завтра же у меня выходной».

Придется, хочешь-не хочешь, вставать.

– Витаха? А ты чего здесь делаешь? —

– Да, вот бревно выловил. Домой чалю. – Витаха Журавлев склонился над Петрухой. – А лодка где?

– Лодка? Моя?

– Не моя же. С бодуна что ли? Ты же за полушубком ездил?

– За полушубком? – Конечно, это ненадолго, а Петруха, – удивительно, – но даже вспотел.

– Ох, и не спрашивай. Похерил я и лодку, и полушубок. – И, уже ни капли не жалея себя, невесело пошутил. – Жду вот теперь, когда перекат обмелеет, чтобы до мамки добраться.

– Погодь, а не твоя это за Большим омутом застряла?

– Может быть. – Пожал плечами Петруха. – Только тебя и просить боюсь. Темнеет больно быстро.

– На моторке-то? Если поспешаешь, вмиг управимся.

*

А ведь и ладно, что Витаха его увидел. Надоело лодке на приколе стоять, – и она спокойненько так уже покачивалась на вольной глади.

И полушубок не пошел ко дну: зацепился упаковочным шпагатом за сидение, – и спокойно так дожидался хозяина.

На моторке-то под деревню доплыть – минутное дело.

– В гору-то один доберешься? С полушубком-то? Или тебя проводить? А то смотри, провожу. Время еще позволяет. – Витаха взвесил на руке, передавая сверток. – Не сильно, кажется, и намок. Все равно, ты там полушубок-то, как следует, развесь на вешалах, а иначе ссохнется, – и не растянуть будет. И не хаживать тебе в нем будет. Понял? Ну, давай, будь здоров. Мне еще одно бревно заарканить надо. Смотри, какое ладное плывет.

Петруха еще и полгоры не поднялся, а Витаха уже скрылся за поворотом.

Что ни говори, а прав Витаха. В полушубке особой нужды ему нет. В работе свобода нужна, на лесоповал его редко берут, – тут плотникам дела выше крыши. По деревне гулять он не особо охоч ….

Разве что жениться? Теперь, вообще, о женитьбе можно забыть, – не отдасть Емельян Иванович свою единственную дочь за голь перекатную да, к тому же, еще и недотепу такого.

Недотепа – он и есть недотепа. Рассудил он логично. Полушубок намок, конечно, но не так, что чтобы, – и самые, что ни наесть подходящие вешала – его тело, – в самый размер полушубок высохнет.

Так и поступил: надел полушубок и залез на печь. Нет, бы мать предупредить, а она ни с того ни с сего решила печь на ночь подтопить.

Утром он не мог вспомнить, когда перебрался в чулан. Сердце стало заходиться – вот и перебрался.

Полушубок-то спас, но сам схватил двустороннее воспаление легких, да еще что-то в придачу. Дело было серьезное, настолько серьезное, что местный фельдшер Кирьяныч все вздыхал да охал, а по деревне прошел слух, что Петруха не жилец уже.

Однако выкарабкался. Правда, следующую пару лет он часто, почти постоянно простужался. И в армию, – даже вешаться из-за этого хотел, – не взяли. Но бабкиными стараниями да неведомой силой ее снадобий организм его постепенно окреп, и со временем совсем перестал реагировать на погоду. Даже забылся этот нелепый случай, пока Петруха чуть было не погиб во второй раз.