Читать книгу Барбара Радзивилл (сборник) - Юрий Татаринов - Страница 15

В этот день на замковой площади царило оживление: подданные пана Кветковского под началом своих десятников осваивали навыки обращения в бою с пиками, секирами, бердышами и казацкими саблями. Одеты гости были в огненно-красные жупаны. В зеленые жупаны, подбитые рыжей лисой, вырядились десятники. Несмотря на малочисленность бравого войска, оно создавало довольно много шума, так как имело в своих рядах барабанщиков и даже сигнальных трубачей. Блестели лезвия секир и наконечники копий; вселяя тревогу, били барабаны. От усердия обучающихся над площадью стояло облако пыли…

К полудню, словно желая посоперничать с гостями в мастерстве и выправке, на площади появился гарнизон охранников замка. Они были в доспехах и шлемах, а вместо бердышей и пик несли на плечах тяжелые пищали. Во главе замкового войска выступал рыжеволосый Бойсан. Его неулыбчивость и сосредоточенность заставляли думать, что это суровый и несговорчивый человек, мизантроп. Действительно, даже те, кто каждый день сталкивался с капитаном по делам службы, мало знали о нем – таким молчуном был этот датчанин. Поступая на службу к князю, Бойсан дал клятву: обещал служить «верно, послушно и безупречно и здоровьем своим и кровью как в гарнизоне, так и на поле брани, в баталиях и штурмах мужественно и отважно давать отпор врагу, замок никому не сдавать и до последнего в нем оставаться». И эту клятву, судя по тому, как относился он к своему делу, Бойсан намерен был сдержать.

Еще бы, служить Гаштольдам было не только выгодно, но и почетно. Они прославили себя еще во времена Ольгерда, когда ходили с этим воительным князем на саму Москву. Род Гаштольдов происходил от викингов, на это указывала и скандинавская фамилия, дословно переводившаяся как «старый моряк». В одном из писаний времен Ольгерда было сказано: «…боярин его Гаштольд строил католические храмы». Говорили, что один из выходцев этой фамилии пригласил в Вильно четырнадцать монахов францисканского ордена и устроил монастырь с костелом в своих палатах.

Но наибольшую известность приобрели Гаштольды в годы войн против рыцарей. О Петре Гаштольде вспоминали как о замечательном военачальнике; Мартин, дед князя Станислава, был наместником киевским; пан Ольбрехт, отец, долгое время служил великим канцлером, его усилиями был составлен первый литовский статут.

В свое время Гаштольды считались ближайшими сподвижниками Витовта. Ян Гаштольд, прадед князя Станислава, стоял против главенства над княжеством польского короля, за что даже терял Геранены. Замок, в котором жил сейчас князь Станислав, построил пан Ольбрехт. Это был великий воин и умнейший человек. Он оборонял Смоленск и участвовал в знаменитом сражении под Оршей. Путем купли и замены наследства пан Ольбрехт сумел стать самым богатым землевладельцем в Великом княжестве: имел поместья в Ошмянском, Виленском, Троцком поветах, на Волыни, над Днепром, а на Полесье хозяйничал как удельный князь. В случае войны он обязан был выставлять 400 конников. Документы же припечатывал не зеленым, а красным воском, на что имели право особы только королевского рода. Одним словом, славным был род Гаштольдов, и служба у них сделала бы честь любому.

Но что же делала в то утро наша героиня? Пани Барбара опять отправилась в сад. На этот раз ее сопровождала Жужу, черная собачка с длинными, чуть не до земли, ушами. Марширующие воины не могли не вызвать у пани интереса, но понаблюдать за ним ей не удалось – Жужу подняла невероятный шум. Вероятно, ее раздражало оружие, которым размахивали бравые молодцы. Как бы там ни было, но Барбара вынуждена была поскорее проследовать в сад.

Появление пани Барбары на площади не осталось незамеченным. Пан Кветковский увидел ее еще тогда, когда она переходила замковый мост. Он нацелился было поговорить с ней, но его надежды не оправдались. Тогда капитан оставил воинов и поспешил за пани…

В саду было тихо. Пан Кветковский увидел пани Барбару на узкой аллейке. Для Жужу его появление стало неожиданностью – верная собачка залилась лаем. Гость элегантно поклонился, потом поцеловал руку пани. Его прикосновение к хозяйке усилило раздражение собаки.

– Перестань, Жужу! Вот разошлась! – воскликнула Барбара.

Но верная собачка продолжала лаять. Одному Богу было известно, чем была вызвана ее ненависть к этому человеку. Желая пошутить, пан Кветковский заметил:

– Утверждают, будто комнатная собачка в точности воспроизводит характер хозяина.

Обычно Барбара отвечала на шутки обаятельной улыбкой, но на этот раз шутка гостя показалась ей неуместной. Как и вчера, она вновь испытала к нему неприязнь.

– А вы недостаточно вежливы, пан Кнутовский, – ответила она. – Судите без всяких на то оснований.

– Извините, ясновельможная пани. Просто я – прямой человек, воин. Не судите строго шутки рубаки.

– Прямоту, коль уж вы воин, следует выказывать на поле брани, а не в беседе с дамой.

– Я не вижу в этом разницы, ясновельможная пани. Мне все равно, где побеждать: на войне или в амурных делах. Воину рассуждать не приходится – он либо побеждает, либо умирает.

Пан Збигнев посмотрел на Барбару – и она вдруг поняла, что вместо неприязни к этому человеку в ее душе мало-помалу зарождается страх. И предчувствия ее оправдались. Не успела Барбара и рта раскрыть, чтобы ответить на дерзость, как пан Кветковский вдруг решительно привлек ее за талию и, чуть приподняв, крепко поцеловал в губы. От неожиданности содеянного и страха у бедной девушки потемнело в глаза. Она не попыталась даже оттолкнуть развязного кавалера, оказавшись просто парализованной такой наглостью. Она опомнилась только тогда, когда почувствовала, что пан Кветковский крепко обнимает ее за талию. Решительно оттолкнув наглеца, она громко сказала:

– Да вы сумасшедший!

С минуту оба смотрели друг на друга молча. Словно почувствовав их состояние, притихла даже Жужу. Наконец овладев собой, пани Барбара с убеждением повторила:

– Да-да, сумасшедший! Вы что, забыли, где вы и с кем?

Пан Кветковский был не из тех, кого подобные щелчки по носу могли запугать. Свои поступки он оценивал сквозь призму побед, а не через размышления о чести и совести. Вместо извинения он громко рассмеялся.

– Признайтесь, я напугал вас, – сказал вояка, продолжая вглядываться в глаза собеседницы с каким-то пронзительным интересом. Было очевидно, что этому человеку доставляет удовольствие делать больно другим.

Поняв, наконец, с кем имеет дело, Барбара тихо, но уверенно проговорила:

– Вы опасный человек. Пан Кветковский опять рассмеялся.

– Я все расскажу мужу, – попыталась осадить его пани.

Странно, но даже эта угроза не возымела своего действия. Продолжая смеяться, наглец хладнокровно ответил:

– Не советую, – и тут же мрачно добавил: – Как бы не вышло потом чего худого.

Барбара растерялась. Первый раз в жизни ей угрожали. Боясь выдать свой страх, она громко спросила:

– Что вы имеете в виду?

Гость помедлил с ответом. Не спуская глаз с собеседницы, он разгладил свои усы.

– Не думайте, пани, что я такой беспомощный, – наконец отозвался он. – Если вы пожалуетесь мужу, я сделаю вас посмешищем всего воеводства. И когда слухи о вас дойдут до великого князя, вашему мужу придется подать в отставку. Надеюсь, вы не очень желаете этого?

– Мерзавец! Вы прекрасно знаете, что за мной нет ничего, что могло бы бросить на меня даже тень!

– Я, может быть, и знаю, ясновельможная, зато другие…

– Вы не успеете этого сделать, ибо уже сегодня будете помещены в нашу тюрьму!

– Не следует торопить события. Пана Кветковского наскоком не возьмешь. Во-первых, не забывайте, что я не один. За мной пять десятков хорошо обученных воинов, каждый из которых стоит десяти ваших. Во-вторых, вы, может быть, не слышали, так знайте: ваш покорный слуга – лучший дуэлянт княжества. Если кому-то и удавалось меня ранить, то в ответ он обязательно получал ранение в сердце – таково мое правило. С паном Кветковским лучше жить в мире. Так что не торопитесь покушаться на жизнь вашего мужа, вряд ли это избавит вас от моих притязаний.

Барбара поджала губки.

– А ведь он называл вас «верным другом», «спасителем», – как бы взывая к совести гостя, сказала она. – Так-то вы цените его доверие к вам?

– Вы восхитительно наивны, пани, – наглец даже вздохнул, давая понять, что ему по сердцу ее наивность. – Действительно, только в вашем возрасте и говорить о верности и чести. Когда поживете, ясновельможная, узнаете, что многое из того, чему учили вас учителя, есть просто блеф. Жизнь куда сложнее, чем правила, в которые ее пытаются втиснуть упрямые святоши. Возьмем хотя бы заповеди Господа. Разве выполнима из них хотя бы одна – будь ты хоть самым ревностным христианином? По крайней мере, для нас, воинов, кого каждый день посылают на бойню? Нет, все это фикция. Поэтому забудьте про иллюзии, пани Барбара, когда-нибудь и вам будет суждено совершить грехопадение. В этом не может быть ни малейшего сомнения. Скажу больше: именно вас-то и ждет особая чаша искушений. Не я, так кто-то другой обязательно совершит набег на вас. И завоюет! Иначе и быть не может! Уж слишком вы привлекательны, чтобы оставаться вне поля любовных битв!

– Вы не вымолите у меня прощения!

– А я и не собираюсь. Я только хочу заметить, что, если вы продолжите упорствовать, у вас будут неприятности.

– Вы мне еще и угрожаете!.. Хороший метод завоевывать сердца!

– Боже упаси меня от угроз в адрес пани. Я просто предупреждаю, делюсь опытом. Все-таки я почти вдвое старше вас. Вдобавок я люблю истину, ибо она дороже всего.

– Что вам от меня нужно?

– Очень немного, почти ничего: чуточку ласки. Будем иногда видеться.

– Но мы и так видимся каждый день…

– Мне этого мало.

– На большее не рассчитывайте!

– Я знаю, что силой и угрозами женщину не победить.

– Вы хотите меня победить? Вы, наверное, думаете, что я из стана вашего врага?

– О нет, ну что вы, ясновельможная пани. Вы для меня – как божество! Именно поэтому я и возжелал… вашего снисхождения. Я осыплю вас вниманием, буду потакать вашим капризам. Взамен прошу только снисхождения. Не отказывайте мне! Ваша несговорчивость лишь еще больше воодушевит меня. Я готов ползать перед вами на коленях, как нищий, выпрашивающий подаяние. Обещаю, что выиграю предстоящий турнир стрелков, и заранее посвящаю эту победу вам. Я докажу, что если я и не самый красивый из кавалеров, то самый верный из ваших поклонников.

– Не теряйте попусту время, пан Кнутовский. Я не из тех, которые улыбаются всем, кто поманит пальчиком. Вы верно заметили: я наивна. Именно так: я еще слишком молода и наивна, чтобы изменять мужу с первым же встречным!

Пан Кветковский был настолько самоуверен, что даже не обиделся. По своему опыту ловеласа он знал, что женщину и мужчину сближает не тема разговора, а его продолжительность. Дважды Барбара порывалась уйти, но пан Кветковский умело удерживал ее. Ему хотелось, чтобы из этой встречи она вынесла главное – он без ума от нее. Он был убежден, что Барбара когда-нибудь, пусть не сразу, заинтересуется им. Почувствовав, что собеседница собирается оставить его, он решился бросить свою козырную карту.

– Послушайте, пани Барбара, я должен разъяснить вам кое-что из того, чего вы не только не знаете, но о чем даже не догадываетесь, – заинтриговав пани этим вступлением, он продолжал: – Любого начальника возвеличивают подчиненные. Его милость пан воевода на хорошем счету у великого князя, но воля Господа во многом зависит от голоса Его подвластных – все может поменяться. Я предупреждаю вас, что эта воля сейчас в ваших руках. Как вы поступите, так все и будет. Вы и только вы можете добиться славы или бесславия для своего мужа, возвысить или низвергнуть его. Как человек благоразумный, я предлагаю вам его возвысить. Пусть подвиги подданных по-прежнему будут его подвигами и служат во славу фамилии. Пока для этого требуется немного: чтобы все оставалось так, как оно есть. Вы меня поняли?

– Я поняла только одно: вы страшный человек, и от вас следует держаться подальше. Пан Кветковский усмехнулся и сказал:

– Ну что ж, спасибо и на том. Теперь я знаю, что хотя расстояние между нами и большое, но все же не бесконечное.

Пани Барбара наконец решительно двинулась прочь. Чувство негодования переполняло ее. «Хам, дикое животное, – искренно сердясь, говорила она, удаляясь прочь, – бесстыжий богохульник, аспид!» Изливая ярость, она, тем не менее, чувствовала, что не имеет настоящих средств, чтобы защититься. Пан Кветковский, казалось, обезоружил ее. Она даже сомневалась, стоит ли жаловаться мужу, так как была почти убеждена, что эта жалоба сработает против нее же. Одновременно она чувствовала, что если промолчит, то совершит куда большее преступление.

Ей было просто необходимо поделиться с кем-то своим неожиданным несчастьем. Она не умела воевать со своей совестью. Чувствуя, что душу раздирают сомнения, Барбара пожалела, что рядом нет друга, который мог бы если не заступиться за нее, то хотя бы обнадежить, вселить уверенность. Ей отчаянно захотелось излить душу Господу. Оглянувшись, она увидела крутую крышу с медным крестом над ней. Подумав о храме как об обители спасения, она тотчас испытала облегчение – ноги сами повели ее в сторону костела…