Читать книгу Химио́сити - Юрий Вячеславович Скрипченко - Страница 22

Неделя до дня открытых дверей на «Фабрике грёз» пролетела в хлопотах. Первым делом К. уволил оставшегося вышибалу. Того самого, что при виде Лентая спрятался под столом. Понурый держиморда отправился в каморку под лестницей, где квартировал, чтобы собрать вещи. Обещаний встретиться в тёмном переулке К. не услышал, но и без того было ясно, что он заполучил ещё одного недоброжелателя.

«Что-то я чересчур резво принялся заводить врагов», – подумал К.

В эти дни он познакомился с теми обитателями «Zzz», которых ранее не видел. Во-первых, Тося и Бося Жук. Это были два тощеньких ребёнка раннего подросткового возраста. Они щеголяли в одинаковых курточках и коротких штанишках. Дети не расставались с парусиновыми рюкзачками. А Бося вдобавок со странными очочками – одна оправа круглая, вторая квадратная.

Когда К. удивился необычной фамилии детишек, они только рассмеялись. Повалились на рюкзачки и смешно задёргали ручками и ножками – дескать, вот поэтому и жуки.

Брат с сестрой состояли при Ззз посыльными по мелким поручениям.

История Жуков была загадочная, но очень короткая. Они просто в один прекрасный день вошли в город через южные ворота. Потёрлись по улицам, хлебнули нищенской жизни. Но по счастью, попались на глаза матушке Ззз – душе настолько доброй, что это даже подозрительно.

Далее К. познакомился с угловатым и невероятно сильным невыросликом по имени Кайло Минога, который стал новым держимордой заведения. Понимая, что в свете последних событий оголять тылы заведения попросту опасно, К. написал объявления о новой вакансии, Жуки расклеили по всему городу.

Первыми явились несколько явных шаромыжников – безруких и трусливых. Получили от ворот поворот и убрались восвояси. Среди них каким-то макаром затесался и бывший вышибала. Тот самый, что всю схватку с Лентаем провёл под столом. На закономерный вопрос К., какого ж ты ляда, чучело огородное, притащился туда, откуда тебя только что уволили, бесславный держиморда только мялся и отводил глаза. Наверное, ушлый мужичок решил, что люди Крота уже разобрались с новым администратором. Вот и явился в надежде, что Ззз снова возьмёт его на работу.

На фоне этого сброда коренастый, плотно сбитый, а главное, дельно немногословный Минога смотрелся как бриллиант в угольной куче. О своём прошлом соискатель почти не распространялся: дескать, восемь лет махал киркой в калийной шахте. Потом понял, что такими темпами скоро превратится в бесполезного инвалида. Семьи не нажил. Детей, насколько знает, у него тоже нет. Полгода назад перебрался в Радостьвилль в поисках лучшей жизни, но так её и не нашёл. Перебивается на сезонных работах, занимает каморку в доходном доме и очень рад примкнуть к такому прекрасному коллективу.

Минога стоял перед К., по-барски развалившемся за столом, уверенно, прямо, расправив плечи и засунув руки в карманы. Жёлтые глаза пристально смотрели из-под тяжёлых бровей. Соискатель лучился такой основательностью, что К. растаял.

Финальный вопрос прозвучал коротко:

– Выпиваешь?

– Упасите Предки, мастер. У меня даже от пива такая изжога, что прикуривать можно.

И Кайло был немедленно принят на работу .

Параллельно К. продолжал вникать в хозяйство корчмы. Новая идея состояла в том, чтобы готовить их заранее, упаковывать в контейнеры и помещать в атомный ледник. А в нужный момент просто разогревать. Это должно было сделать нагрузку на кухню равномерной. К. лично обошёл город в поисках ящичков или сардинниц. Но Радостьвилль оказался слишком кустарным. Товары здесь передавали из рук в руки – штучно. Не было магазинов, где они бы лежали однотипно расфасованными и в больших количествах. Новый администратор уже подумывал наделать ящичков собственноручно, когда на городском складе старых вещей обнаружил целый штабель цветастых жестяных коробок из прошлых времён.

Их не выкинули только потому, что не дошли руки. Ветхая до полупрозрачности Козалинда Тук – настоятельница архива и склада старых вещей – рассказала, что Предки хранили в таких коробках нижнее бельё. Или конфеты. А вообще знаете, молодой человек, надо разобраться с этим вопросом детальнее – пойдёмте-ка в архив, у меня есть мысль, откуда можно начать поиски… Еле-еле К. удалось избежать научных изысканий. В итоге под ручательство Хохотушки Хи он получил семьдесят четыре коробки, и этого хватило за глаза.

Ближайшие пара дней показали, что идея выстрелила. Посетители «Zzz» позитивно оценили возможность получить обед почти сразу же – причём в удобной упаковке. Правда, многие пытались унести коробки с собой, полагая, что тара входят в цену. А что – удобные, крепкие, с потрясающими белозубыми девицами на крышке. Вдобавок не очень-то и одетыми. Пришлось в обязанности только что нанятого Кайло включить и надзор на коробками, с чем он отлично справился.

Он вообще случился весьма кстати – словно кусочек пазла стал на нужное место. Немногословный и нескладный, он оказался невероятно сильным и исполнительным.

Пользуясь нечаянным знакомством с ветхой Козалиндой, К. всё свободное время пропадал в архивах – в полной гармонии со своими давними наклонностями. Ему хотелось побольше узнать про Радостьвилль.

Официальная бумага федерального правительства о постройке фабрики веществ, единственной в этом регионе, и вокруг неё – городка на 10 000 населения. Пара передовиц в местной газете, которая тогда звалась «Счастливыми буднями». Оказывается, городок-то старый – двести лет ему почти. Спроектирован был, как К. верно вспомнил в своё время, весьма известной фриланс-лабораторией «Оба`на`world». Типовой проект. Большую часть населения первой волны составили жители умирающего мегаполиса в двухстах километрах восточнее – к тому времени их уже пытались расселять всеми возможными способами. Новому миру оказались не нужны крупные города.

Больше материалов про первые годы Радостьвилля не было. Козалинда пожала плечами, а зачем? И так все всё прекрасно помнят. В семьях славная история городка передаётся от деда к отцу, а от отца к сыну. К. даже задохнулся от возмущения – и это говорит архивариус?

К. продолжил вгрызаться в заметки и всё больше недоумевал. Первоначально Радостьвилль был предназначен для нормальных людей – таких, как он сам. Но вскоре зависимые (люди, которые не могли чувствовать без веществ) начали резко прибавлять в росте. Текущий вид они приняли уже в четвёртом поколении. Городишко перестроили под их новые габариты. Здоровил-то подавляющее большинство. А бывших хозяев Радостьвилля переселили в какой-то из типовых посёлок по соседству.

К. особенно заинтересовали события полувековой давности. Тогда на карте государства было рассыпано созвездие унигородов – то есть нормальные люди и здоровилы жили в своих населённых пунктах, без принятого нынче смешения.

Вот только привело это к большим неприятностям – а точнее, к войне здоровил против невыросликов. Казалось, что малочисленные и слабосильные нормальные обречены. Именно тогда остатки федерального правительства…

На этом дорожка архивных документов обрывалась.

На сердитый вопрос, что было дальше и где про это можно почитать, Козалинда потупилась и после недолгого сопротивления рассказала о пожаре, который уничтожил большую часть документального архива.

Но у вас же есть компьюсеры! Неужели к тому времени данные не были перенесены в надёжный формат «единоль», чтобы бесценные сведения заняли место на информационных перфокартах?

Этим занимался Вольтерий, ответила бабуля. Что за милый юноша! Он всегда так трогательно краснел. К сожалению, Вольтерий успел немного. Когда архив вспыхнул, он героически сражался с огнём вплоть до прибытия пожарного расчёта, но, к великому сожалению, обгорел и вскоре погиб.

– А где в этот момент были вы? – спросил К., подозревая худшее.

– Ах, меня свалил приступ сезонной аллергии, – всплеснула руками старушка, – сидела дома на больничном. Знали бы вы, какие у меня в палисаде прекрасные настурции! Я как раз пропалывала эти чудесные цветки, когда случилась трагедия. Бедный Вольтерий, зачем вы мне о нём напомнили, я сейчас расплачусь.

К. в ответ только закрыл ладонью лицо.

Жемчужинами этой спокойной недели стали беседы с Хи, которая, конечно же, никуда не делась и не оставляла вниманием своего нового друга.

По утрам К. просыпался от лучей сентябрьского солнца. Они трогали его за лицо, щекотали ресницы и проглядывали скволь веки красными пятнами. Потянувшись, К. умывался, одевался и спускался на первый этаж, где его ждали приветственный кивок Ззз за привычной конторкой, робкая улыбка замарашки, которая вроде как начала следить за своей внешностью, и, наконец, вкусный завтрак.

После трапезы К. поднимался к себе, чтобы увидеть в окне озорное лицо Хохотушки Хи в ореоле золотых кудряшек. Администратор прямо в одежде ложился на застеленную кровать и, словно на сеансе у психоаналитика, то есть не видя друг друга, они начинали беседу.

Хи при этом усаживалась по-турецки, прямо на улице – на специально принесённое покрывало. Словно на пикнике.

Длились эти сеансы около часа. Хи читала ему книгу или отвечала на вопросы и интересовалась сама.

Рассказывал он скупо. Да, житель далёкой подземной фриланс-лаборатории, населённой исключительно невыросликами. Да, отправлен повидать внешний мир – обычай у них такой. Что-то вроде экзамена на зрелость. Юноши и девушки, такие как он, что отправляются во внешний мир, не только таким образом взрослеют. Они по возвращении рассказывают обитателям лаборатории, что происходит снаружи.

Хи тут же спросила, чем же таким, интересно, их лаборатория занимается? К. ответил, что это самый сокровенный секрет. Если проболтается, назад ему дороги уже не будет.

– Да как они узнают?

– Методы есть. И я не хотел бы испытать их на собственной шкуре.

Хи тоже рассказывала не всё, как тогда, на чёртовом колесе. Поэтому вопросы он задавал осторожно и с подковыркой – а точнее, с двойным дном. Чтобы отвечая на невинный вопрос, Хи чуточку обнажала и другой – действительно ему интересный.

Первом делом К. поинтересовался, уж не Хеольгой ли Хохотич её зовут. Девушка покраснела, потупилась и сказала, что да. Словно в этом было что-то постыдное.

– И за какие же это заслуги в этом городе девиц представляют к званию «почетный гражданин»?

Она пролепетала, что за участие в исследованиях, но в каких именно и на каких ролях, признаваться отказалась наотрез.

Ну и ладно, потом выясню, сказал себе К., делая зарубку в памяти.

– А чем ты ещё занимаешься?

– Ну, ввожу детей в чувственный мир, – совсем уж смутилась Хеольга, – Это ты и сам видел. А ещё помогаю… Ну, тем, кто нуждается в помощи.

Значит, волонтёр, решил К. Если по-нашему, по-бункерному, то дура.

Ещё его интересовало устройство, которое носили на руке все здоровилы. К. потребовал продемонстрировать пластину поближе, и Хи протянула руку в открытое окно.

– Это сакс, – обьяснила она, – От слова саксофон. Ну, из-за всех этих клавиш.

Вблизи устройство К. сильно не понравилось. Не вообще как типичный механизм, а именно это конкретное. Было оно старым, исцарапанным, местами гнутым и вдобавок не вполне исправным. Несколько клавиш попросту отсутствовали, а манометр радости бликовал треснувшим стеклом.

– С каких это, интересно, пор у без пяти минут почетного гражданина сакс в таком печальном состоянии?

– Для исследования это неважно, – смутилась уже до предела Хи.

– А почему тебе не дают ничего кроме радости?

– И это тоже.

В этот момент ветер швырнул в открытое окно жёлтый кленовый лист и попал К. прямо в лицо. Невырослик смешно зафыркал, отряхиваясь, а Хи засмеялась. Бледно, слабо, точно далёким эхом реального чувства – но засмеялась. К. мог бы побожиться, что в последние несколько минут девушка не нажимала на рычажок радости. Он же этот сакс в руках держал! Помотав головой, путешественник вернулся к изучению загадочного прибора.

Это была латунная пластина с узорами-барельефами от запястья и до локтя. Она крепилась на внутренней стороне руки толстыми брезентовыми ремнями. На саксе располагались двенадцать круглых циферблатов: десять были отведены чувствам. Ещё один был по сути часами с будильником. Ну, а последний, двенадцатый, показывал уровень тормозина, о котором К. до сего момента ничего не слышал.

Оказалось, в чувственном букете это базовое вещество. Оно понижает естественный эмоциональный фон человека до нуля. И уже поверх этого нуля при инъекциях возникают химические чувства – те, чей рычажок был нажат.

Сверху прибор украшали одиннадцать рычажков. У каждого (они и вправду напоминали клавиши саксофона) было три уровня нажатия. Самый маленький – чтобы проявить мимолётное чувство, которое не продержится и минуты. Полезно для разговора.

Средний уровень – эта инъекция провоцировала более основательную эмоцию, которую человек хотел бы некоторое время держать фоном. Действовала она несколько минут и использовалась для того, чтобы вспомнить – каково это пребывать в определённом настроении.

И наконец третий уровень, самый сильный, требовал для нажатия реальных усилий. Введённая таким образом доза меняла чувство на его более интенсивный вариант.

– Как тебе объяснить, – задумалась Хи, – Вот если у меня была радость, то на третьем уровне нажатия я получу уже восторг. Если гнев – то ярость. Желание превратится в похоть. А вина – в самоуничижение.

– Принцип понятен, – пробормотал К. и продолжил изучение занимательного прибора.

С разрешения Хи он расстегнул пряжки ремней и снял пластину с руки, стараясь не натягивать красную трубочку, ведущую к вене. Чтобы не выдернуть. Для невырослика сакс оказался весьма тяжёлым – как будто компьюсер на себя взвалил.

Присев на корточки, он положил пластину на колени, а потом, отщёлкнув замочки, открыл её. Внутри в бархатных углублениях были закреплены одиннадцать ампул: десять разноцветных, в которых содержались чувства и одна с густой чернильной жижей – тормозином. Ампулы были закупорены латунными пробками, от которых отходили трубочки, свитые в единую жилу. Связка вела к устройству, напоминавшему револьверный барабан. В зависимости от нажатого рычажка он перещёлкивался на нужную трубочку. С противоположной стороны смесителя выходила уже магистральная трубка – та самая, что заканчивалась в локтевой вене и отвечала за введение выбранного вещества в кровеносную систему.

Также внутри сакса обнаружилась подпружиненная катушка с намотанным шлангом, который с одной стороны оканчивался штуцером, а другой соединялся с барабаном. Эта система была нужна для обмена чувствами. Штуцер ввинчивался в специальное гнездо на саксе покупателя (или получателя), а потом при удержании нужного рычажка соответствующее чувство перекачивалось по трубке из устройства в устройство. Циферблат-манометр при этом показывал изменения в количестве вещества.

Поняв общие принципы, К. оценил лаконичную изобретательность неведомых мастеров и закрыл сакс. После чего приладил его к руке Хеольги и закрепил ремни, специально проследив, чтобы они не впивались в кожу.

Девять циферблатов уткнулись стрелками в нули и только один подавал признаки жизни. Кончик стрелки колебался на риске 0,25. То есть единственная колба, где ещё присутствовало вещество, была пуста на три четверти.

Ещё раз оценив техническое состояние сакса, К. пришёл в непривычные для себя растрёпанные чувства. С одной стороны ему было жаль Хи, с другой – он испытывал злость, что она позволяет окружающим так с собой обходиться. От третьей эмоции К. и вовсе сжал кулаки: гнев его был адресован городу, который позволил себе такое отношение к хрупкой кроткой девушке. Той самой, которая участвовала в важном и несомненно болезненном эксперименте, учитывая в каком бледном состоянии он встретил её в первое утро. Той девушке, что учила детей и помогала ближним. Той, которую искренне любил большинство горожан.

Поэтому финал беседы вышел скомканным.

Расставшись с Хи, К. постоял, глядя пару минут в окно, а потом хлопнул себя по лбу: самое главное-то я и не спросил! Зачем людям понадобилось гасить природные чувства в ноль?

Иными словами, какую роль в этом уравнении играет тормозин?

О пытливом воротиле преступного мира Кроте и о его приспешниках всю неделю не было ни слуху ни духу. Разве что однажды по пути из городского архива К. встретил пошатывающегося Лентая, который, не таясь, тащил подмышкой кег с надписью «разочарование». Не заметив К., бандит скрылся за дверью заведения с вывеской «Обмен веществ».

Так что К. временно перестал ожидать опасность со стороны криминального подполья и только гадал, что за делишки проворачивает правая рука Крота.

Тем временем городок замер в напряжении. Здоровилы всё чаще закидывались веществами. То и дело на улицах вспыхивали перебранки, часто переходившие в драку. Невырослики ходили тише воды ниже травы. К. вспомнил слова наставника о грядущей беде. Похоже, старый лис был как всегда прав.

Спокойная неделя незаметно подошла к концу. К. запомнилась фраза Хи, созвучная его собственным ощущениям. Во время встречи накануне Дня открытых дверей на Фабрике грёз девушка сказала бесцветным голосом:

– Городу плохо. Я это чувствую, потому что очень его люблю. Радостьвилль словно на пороге тяжёлого выбора. И это меня очень пугает.