Читать книгу Духовка Сильвии Плат. Культ - Юстис Рей - Страница 12
Часть 1. Отрицание
3
Оглавление– Среди многочисленных талантов Стэнтона нет способности располагать к себе людей, но давай без речей о недобросовестности продюсеров в порнобизнесе, – просит Филл, встречая меня в коридоре офиса. Мы идем в зал для переговоров.
– И не думала.
– Посмотрела материалы?
– Да, особенно то получасовое видео.
– И как?
– Таланта к режиссуре у него тоже нет.
Филл подавляет улыбку и открывает передо мной стеклянную дверь. Стеклянные офисы для встреч с клиентами не самое удачное изобретение человечества, но, если приходится иметь дело с такими, как Стэнтон, это лучшее решение. Он опаздывает на встречу – мы вынуждены ждать – появляется на пятнадцать минут позже, заходит в зал как голливудская звезда, ожидая фанфар, красной дорожки и аплодисментов. Многие из тех, кто способен позволить себе услуги таких адвокатов, как Филл, ведут себя как последние мудаки. Но я выработала привычку, поэтому даже не приходится ломать себе хребет, чтобы пожать ему руку. Он плюхается в кресло, соединяя руки в замок на животе. На лице играет легкая улыбка – он знает, что ему все сойдет с рук, и наша работа – подкреплять его уверенность, мы должны оставаться убедительными и бесстрастными, как бы сильно ни хотелось принять душ после рукопожатия.
Филл открывает папку с материалами и пробегает глазами по строчкам.
– Ты знал, что ей нет восемнадцати?
– Нет, она сказала, что ей двадцать. К тому же подписала контракт, я и не предполагал, что могут возникнуть сложности.
Девушка солгала, но это не имеет значения: Стэнтон настолько мерзкий тип, что присяжные и прокурор ухватятся за любую лазейку, чтобы его прижать.
– Почему фильм снимали в Лос-Анджелесе?
– Я все свои фильмы снимаю в Лос-Анджелесе. Мне нравятся виды, – он подмигивает мне. Масляный взгляд, плотоядная ухмылка. Очередная шлюшка с дипломом, думает он. Один из тех, для кого трах – смысл жизни.
– Девушка на стороне родителей? – спрашиваю я. Профессиональная глухота. Скоро я потону в безразличии.
– Сначала она не хотела подавать иск, ее все устраивало, но потом родители и адвокат наплели ей, что это может сыграть с ней злую шутку.
– Значит, договориться не выйдет, – продолжает Филл, откидываясь на спинку кресла.
– Они настроены серьезно и думают, что имеют на это право. Но злодей не я – это она солгала мне. Я законопослушный гражданин и хочу, чтобы вы выиграли это дело, – он стучит пальцем по столу. – Более того, хочу, чтобы они заплатили за моральный ущерб: за обман и за трату моего времени.
– Джек, ты же понимаешь, что происходит? Ты принудил к сексуальному контакту, который снял на камеру, несовершеннолетнюю. Это очень серьезно.
– Говорю же, Филл, я не знал.
– Почему бы вам просто не удалить это видео? – спрашиваю я.
– И не подумаю. Я пострадавшее лицо и не намерен терять деньги. Повторю еще раз: хочу, чтобы они заплатили. Выиграйте это дело, Филл. Я слышал, для тебя нет ничего невозможного.
– Значит, примирение не вариант?
– Только если будет включать извинения и моральную компенсацию.
– Хорошо, свяжемся с родителями и оповестим о наших условиях. Но дело нечистое. Ты должен быть готов к проигрышу.
– Я никогда не проигрываю.
Филл провожает Стэнтона, возвращается в кабинет и садится в кресло – снимает маску профессионала и глубоко задумывается.
– Прости. Он… такой.
Бедный Филл. Скабрезностью меня не пронять, а вот заботой – да. Не нужно быть со мной джентльменом. Пожалуйста.
– Нам нужна лазейка, – выдает он уже адвокатским тоном.
– Может, ну его? Никто не осудит, если мы проиграем это дело.
– Мисс Вёрстайл…
– Что, мистер Ричардс?
Он вздыхает, кидая ручку на стол.
– Ты сам сказал: он принудил к сексу несовершеннолетнюю и снял это на камеру. Что, если бы она была твоей дочерью или сестрой?
Он сжимает переносицу, на время прикрывая глаза.
– Мораль здесь ни при чем, Флоренс. Это наша работа. Она такая же, как и все другие, ты сама знаешь. – Но она не такая же, и мы оба понимаем это.
Я покидаю кабинет, сбегаю в уборную, чтобы ополоснуть лицо – из зеркала смотрит бледное подобие меня прежней. Сделка с совестью. Уже несколько лет я верна своим демонам. Я верна им слишком долго, чтобы переживать, но переживаю. Что, если бы на месте этой девушки оказалась Молли? Сердце обливается кровью, когда я думаю о ней. Я прикусываю щеку. То, что я хочу, и то, что мне надо, не одно и то же, но я должна сделать то, что надо, чтобы получить то, что хочу. Порой мир слишком сложен. Жаль, я не залила флягу и не взяла с собой…
Я возвращаюсь в кабинет и усаживаюсь в кресло по правую сторону от Филла, с головой погруженного в материалы дела. Лазейки есть всегда. Вопрос только в том, получится ли их найти. Я подвигаю к себе ноутбук и включаю видео, убавляя звук, – на этот раз смотрю его без перемотки – кровать королевского размера, шелковое постельное белье (как-то я уснула на таком в отеле – одна из глупых встреч по пьяни – и проснулась на полу), спинка, обитая бархатом, прикроватные столики с изогнутыми ножками, часы в резном обрамлении на стене: одиннадцать ноль пять вечера.
Я хватаю папку и пролистываю до биографии девушки.
– Что-то нашла? – интересуется Филл.
Я буду ненавидеть себя за это до конца жизни.
– Контракт был подписан перед съемками, верно?
– Да.
– Они начали снимать двадцать четвертого апреля в одиннадцать вечера. Время видно на часах, которые попали в кадр.
Морщины на напряженном лице Филла разглаживаются.
– Я знаю, как выиграть, – говорю я, закрывая ноутбук.
– И? – он откидывается на спинку кресла, держа ручку у губ, глаза блестят в предвкушении.
– И я расскажу тебе. Но у меня есть условие.
– Какое?
– Я не стану представлять Стэнтона в суде.
Он обдумывает предложение и кивает. Я протягиваю ему папку, ткнув в строчку, где указана дата рождения.
– Это было в Лос-Анджелесе, а девушка родилась в Нью-Йорке. К тому времени здесь уже наступило двадцать пятое апреля. Значит, формально она имела право подписать контракт без разрешения родителей, а так как Стэнтон не нарушал условия, контракт действителен.
Он еще раз изучает дело.
– Да, Флоренс, это может сработать. Сильный адвокат это пропихнет.
– Я тоже так думаю.
– И у нас такой есть. – От взгляда, которым он меня награждает, становится неуютно. Неприкрытое восхищение.
– Я готова копаться в бумажках, пересматривать это чертово видео хоть сотню раз, но не выступать в суде.
– Но тебе удастся выиграть.
– Я могу защищать кого угодно, но не тех, кто связан с преступлениями против несовершеннолетних. У меня есть сестра.
– Знаю.
– И таково было мое условие. Ты согласился.
– Знаю. Но все же подумай, пока не поздно, ладно?
Филл не сдастся. Пройдет пара дней, сумма в чеке вырастет, и я соглашусь. Мы оба знаем это. И от этого мне так плохо, что я начинаю задыхаться. Мозг закипает. В спешке – запинки, ложь, оправдания, неловкая улыбка – прощаюсь с ним и выбегаю из офиса, мчусь вдоль вывесок кафе и магазинов, смешиваюсь с толпой в глупой надежде скрыться в ней.
Измени этот пакостный, грязный, несправедливый мир к лучшему. Тебе это под силу. Мы оба знаем, что под силу.
Дома я сбрасываю туфли и достаю из холодильника бутылку виски, вливаю в себя едва ли не треть и падаю на диван, невидящим взглядом смотря в пространство. Что я делаю? Кто я? Что я? Алкоголь притупляет круговерть чувств, смазывает их, как свет кадр на пленке, и я, растянувшись среди декоративных подушек, проваливаюсь в дрему – меня едва не засасывает в складки, но вибрация телефона, спрятанного в ящике стола, выводит из забытья. Вскакиваю как ужаленная и цепенею. Телефон – я заряжаю его каждые три дня, все еще жду чего-то – продолжает вибрировать, бьется, словно сердце человека, который давно умер. Рывком открываю ящик, на экране высвечивается незнакомый номер, отчего по спине пробегает холодок. Принимаю звонок и прижимаю телефон к уху, до боли закусывая подушечку большого пальца. Сердце бьется в горле, кровь стучит в ушах. Это ненормально. Ненормально надеяться на что-то так долго.
– Флоренс Вёрстайл? – спрашивает мужской голос.
Мне часто звонят незнакомцы – я адвокат, но не на этот номер. Натяжение немного ослабевает, хотя и не отпускает до конца.
– С кем я говорю?
– Меня зовут Кеннел О’Донахью, я священник церкви Святого Евстафия.
Струны внутри натягиваются до предела и обрываются. Я слышала о нем, точнее, читала в письмах Питера и Джейн, но ничего толком не знаю – пыталась найти информацию и о Докторе, и о новом преподобном в интернете, но каждый раз натыкалась на целое ничего, словно Бог, судьба или иные высшие силы намеренно делали все, чтобы скрыть их секреты. Взяв себя в руки, беззвучно выдыхаю.
– Вы слишком молоды, чтобы так гробить свою жизнь. – Судебные процессы научили превращать голос в сталь, в то время как внутри все плавится от ужаса.
– Меня отправили в приход Корка после смерти преподобного Патрика. Насколько мне известно, вы хорошо знали Патрика.
– Что вам нужно?
Он на миг затихает. Я сглатываю.
– Флоренс, я вам не враг, – говорит он ровным, спокойным тоном.
Но что странно: мое имя звучит из его уст так, будто он произносит его не впервые – ему известно больше, чем мне, – фигуры не на моей стороне. За столько лет я научилась притворяться: подавлять страх, ненависть и презрение к мошенникам, насильникам и даже убийцам, но, когда речь заходит о Корке, ничего не помогает, с меня сдирают кожу – я маленькая и беззащитная, но я должна держать оборону.
– Я не спешила бы с выводами, мистер О’Донахью. У вас есть доступ к телефону, чем не может похвастаться никто из горожан. Вы не последний человек в городе.
– Я не в Корке. Звоню из телефона-автомата.
Я молчу, позволяя ему продолжить.
– Звоню по просьбе вашей тети. Миссис Вёрстайл серьезно больна, она прикована к постели. Боюсь, осталось совсем недолго.
– Почему вы не позвонили раньше?
– Я лишь выполняю ее просьбу, мисс Вёрстайл. Джейн хочет вас видеть. Но положение плачевное.
Я крепко зажмуриваюсь и ударяю себя по лбу. Черт! Черт! Черт! Не стоило доверять человеку, который так сильно любит меня. Этим она губит себя. Губит Молли.
– Поспешите, Флоренс, если хотите застать ее последний вздох.
Он кладет трубку одним резким, отточенным движением, мол, мне плевать, приедешь ли ты, свою миссию я выполнил. Я выныриваю из-под воды, снова слышу звуки квартиры и города. Мне нужно больше информации! Нужно ли?..
Кидаю телефон на стол. Волна страха, вины, гнева и обиды вырывается наружу, и я с криком сметаю ноутбук и бумаги на пол. Кружу по комнате, как загнанный зверь, запуская руки в волосы и кусая губы – они сухие, и я чувствую металлический привкус. Ты же не глупа, Вёрстайл, так почему не сложила два плюс два раньше?
Меня бросает из стороны в сторону, точно моряка на корабле в шторм, мысли бегут наперегонки, и я лечу вниз, не в силах остановить падение. Я знала, что рано или поздно придется вернуться, но не ожидала, что это случится сегодня. Сейчас. В мареве замешательства и испуга бешено бью по клавиатуре, снова пытаюсь найти информацию о преподобном в интернете – и снова пустота. Ноль без палочки. И почему священники не ведут странички в соцсетях? Как и прежде, я нахожу только новости о стрельбе («Старшеклассник устроил резню в школе», «Очередная школьная бойня: более десятка пострадавших», «Беспощадная расправа в старшей школе»), словно после смерти Патрика Корк перестал существовать.
Да, я знала, что так будет, и все эти годы лишь ждала – ждала знака, и он снизошел до меня в виде нового преподобного. В ознобе я сворачиваюсь калачиком на диване, чтобы стать меньше, исчезнуть, испариться. Тело бьет крупной дрожью, во рту пересыхает, грудь сдавливает, но сердце продолжает бешено колотиться, грозясь разорвать грудную клетку. Упираюсь подбородком в колени, закрываю глаза в наивной попытке спрятаться от мира под краснотой век.
За три года адвокатской практики я повидала многое: жестоких преступников, предвзятых прокуроров и несправедливых судей; обшарпанные стены тюремных комнат для встреч и камеры, пропахшие потом и мочой. Но это ничто по сравнению с Корком. Будь я умнее, покончила бы с собой. Если бы не Молли, я давно покончила бы с собой…
Когда паническая атака отпускает, я хватаю с пола бутылку виски, отпиваю, а после набираю Филла.
Я возвращаюсь в место из собственных кошмаров спустя шесть лет.
Я возвращаюсь в Корк.