Читать книгу Духовка Сильвии Плат. Культ - Юстис Рей - Страница 17

В церкви нас встречают голоса девочек из хора. Те, что помладше, порой забываются и переходят на крик, но старшие осаживают их, дергая за рукава и косы. Заметив меня, они затихают, но, не признав авторитета, продолжают перешептываться.

Я устраиваюсь в первом ряду, Молли – в центре хора. Все девочки облачены в простые платья, на лицах безусловное принятие и предвкушение, которое делает их более прекрасными и в то же время уязвимыми. Агнцы на заклание.

Появление отца Кеннела, кажущегося еще выше в сравнении с детьми, приводит к установлению полнейшего порядка. Девочки тут же подскакивают и выпрямляются, как клавиши пианино, с которых резко убирают пальцы. Он занимает место перед хором и, очевидно, обращает вопросительный взгляд на Молли.

– Мэри, не ожидал тебя сегодня увидеть. Не представишь нас? – он мягко указывает в мою сторону. – Было бы крайне невежливо оставить меня в неведении.

– Простите, преподобный. Это моя сестра.

Он оборачивается и устремляет на меня ничего не говорящий взгляд. Тишина затягивается, желудок сжимается.

– Флоренс Вёрстайл, – отзываюсь я, не в силах терпеть заминку. – Хотела послушать, как поет хор, если это возможно.

– В этом мире все возможно, мисс Вёрстайл. – Он склоняет голову набок и едва уловимо улыбается, обретая ореол демонической притягательности. – Добро пожаловать в церковь Святого Евстафия. Чувствуйте себя как дома.

– Предпочитаю быть в гостях.

– Как пожелаете, – с вежливым кивком он возвращает внимание к воспитанницам.

Он больше не говорит ни слова, кивает девочке в первом ряду, и она начинает петь: тонкий голосок разносится по церкви, овладевая всеми потаенными уголками. Взмах рук преподобного заставляет присоединиться к ней двух девочек, стоящих в конце ряда. Нежный голос переплетается с другими и проникает в крепко запертый ящик – мое сердце. Я прикусываю щеку в попытке удержать непроницаемое лицо, но сдаюсь, когда к хору голосов присоединяется Молли, добавляя в него последний, недостающий элемент. Эти дети: их мечты, разум и души погибнут здесь, но они не знают этого, если бы знали, их голоса не были бы так чудесны, не заставляли бы меня, пусть и на миг, поверить, что небеса существуют.

– То, что вы делаете, – говорю я, подойдя к преподобному, когда занятие заканчивается, – это великолепно.

– А то, что делаете вы, опасно. – Он обращает на меня взгляд, такой острый и тяжелый, но полный… жалости? По спине проходит холодок. Сталь в его глазах погубит меня.

– Ты же не против, если я поговорю с твоей сестрой? – спрашивает преподобный у Молли. Она кивает, опустив взгляд, не смеет смотреть ему в глаза. Будь я умнее, тоже не стала бы. – Спасибо, Мэри. Пойдемте, мисс Вёрстайл. Я не задержу вас надолго.

Я следую за ним по коридору, увешанному картинами. Он открывает дверь и пропускает меня вперед. Церковь Святого Евстафия – его территория, а кабинет преподобного – его сердце. Здесь все как прежде: книжные шкафы по периметру комнаты, огромный дубовый стол, распятие на стене. Но мне неуютно, неуютно в сердце человека, которого я не знаю.

– Полагаю, мы не были представлены должным образом. Я священник церкви Святого Евстафия и общины Корка – Кеннел ОʼДонахью.

– Ирландец?

В венах Сида тоже текла ирландская кровь. Да что со мной, черт возьми, такое?

– По материнской линии.

Он протягивает мне руку. У него идеальные руки: изящные, рельефные, с длинными тонкими пальцами, как у статуи, как у пианиста. Явно не руки рабочего. Я не пожимаю ее – не выдержу, если он меня коснется.

Сажусь в кресло и на время погружаюсь в себя. Мне нужно перевести дух, ибо он бодр, плоть же немощна. И этим я привожу преподобного в замешательство – он застывает, словно натыкается на невидимую стену, как вампир, который не способен переступить порог без приглашения. Но оно так и не следует, и тогда он как ни в чем не бывало садится напротив и смотрит на меня изучающим взглядом. Пытается разговорить, проверяя, как долго я смогу сохранять безмолвие. Я поступала так же в зале суда, заставляя свидетелей выкладывать больше, чем им хотелось. Он сделал это, когда стоял перед хором. В тот раз он застал меня врасплох, и я поддалась. Сейчас же я посылаю ему уверенный взгляд в попытке смутить. Чувствую, как вспыхивают щеки.

– Флоренс Вёрстайл. Я о вас наслышан.

– И что же, я такая, какой вы ожидали меня увидеть?

Он не торопится с ответом.

– Вы ниже.

– Спасибо производителям туфель на каблуках.

На его губах играет слабая улыбка, но резко сходит с лица.

– Вы читали Библию?

– Да.

– И главу о распятии Христа?

– Моя любимая.

– Тогда вы знаете, что происходит с предначертанным. – Он подается вперед и тихо продолжает: – Оно сбывается.

Я тоже подаюсь вперед, копируя его манеру:

– Или его никто не пытается предотвратить.

– Вы очень умны, – без тени улыбки отмечает он, снова откидываясь на спинку кресла.

– А вы очень красивы.

– Это не комплимент. Ум – последнее, что вам пригодится в Корке. Ему это не нужно.

– Что же ему нужно?

– Умение не выделяться.

– Вы им тоже не обладаете.

– Я священник религиозной общины. Мне не положено им обладать. – Он опирается на подлокотник. – Очевидно, вы неблагосклонно ко мне настроены, но пытались сделать комплимент?

Судя по всему, эта мысль его забавляет.

– Чтобы стянуть маску, которую вы носите.

– И как успехи?

– Под ней оказалась другая.

– Вы любите свою сестру, верно?

– Зачем вы задаете вопросы, на которые уже знаете ответы?

– И вы видите происходящее здесь иначе, нежели остальные.

– Не понимаю, о чем вы.

– Я вам не враг, Флоренс.

– Да. Будь я вашим врагом, вы бы не знали, куда себя деть.

Он медленно и протяжно вздыхает – на миг разом стягивает все маски, которые надевал годами.

– Когда я видел Джейн в последний раз, она просила связаться с вами. Она умоляла вас уехать отсюда. И пусть для вас это ничего не значит, но я умоляю вас о том же.

– Я не уеду без сестры.

Он сжимает подбородок в задумчивости.

– Она не хочет уезжать?

– Когда-нибудь вы научитесь не задавать вопросы, на которые уже знаете ответы.

– Значит, вы намерены остаться?

– Только если не решусь на похищение. Что ваш Бог думает о похищении детей?

– От него родила юная девушка. Не думаю, что у него есть строгий кодекс касательно таких вещей.

– Вы точно священник?

Он позволяет себе горькую усмешку.

– Порой зло бывает необходимым.

– Так говорит Бог?

– Так говорю я.

В его взгляде что-то проскальзывает, но я не успеваю уловить – это тут же смывает волной.

– Доктор. Какой он?

– Лучше бы вам этого не знать, мисс Вёрстайл.

– А вы знаете?

– Не все. Он умен и знает главное правило сохранения власти.

– Разделять и властвовать?

– Не доверять никому, кроме себя.

– В списке моих контактов больше убийц и воров, чем вы когда-либо видели за свою жизнь…

– Он намного опаснее. И лучше вам с ним не связываться.

– Вы пытаетесь запугать меня?

– Я пытаюсь вас спасти. И нет, Флоренс, уверяю, я видел куда больше убийц, воров и лжецов, чем вы. Я же священник, – он посылает мне самоуничижительную улыбку.

– Чего вы хотите, преподобный? Моего отъезда? Без сестры я не уеду, но и увезти ее не могу. Какое вам до этого дело?

– Хочу поступить правильно.

– А кто поступит правильно с теми девочками, которые поют в вашем хоре? Кто защитит их?

– Я защищаю их.

– Неправда.

– Вы ничего не знаете обо мне, мисс Вёрстайл.

– О вас, отец Кеннел? О человеке, который продал душу за черное одеяние, крышу над головой и кусок хлеба?

– Разве преподобный Патрик поступал не так же?

Упоминание Патрика заставляет уязвленно умолкнуть – он попал в яблочко. Минуту я не могу проронить ни слова, теряюсь в небытии, пока стальные глаза преподобного наблюдают за моим падением, безмолвным, но неотвратимым.

Взяв себя в руки, вернув трезвость мысли, я устремляю взгляд на священника.

– Вы ничего не знаете о Патрике.

– Мы начинаем ходить по кругу.

– Когда моя жизнь рассыпалась на части, когда я рассыпалась на части, ваш Бог палец о палец не ударил, чтобы помочь мне. И вы следуете его примеру, поощряя все, что здесь творится.

– Бог никогда не посылает больше испытаний, чем человек может вынести.

– Должно быть, он считает меня очень сильной… Чем вы провинились?

По льду пошли трещины. Что-то в его лице изменилось – совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы понять: я попала в яблочко. Несколько секунд он сверлит меня взглядом. Один – один, преподобный.

– Бог, в которого вы верите, привел вас сюда. Чем вы перед ним провинились?

– Я провинился перед собой. Но не переживайте, мисс Вёрстайл. Свой крест я давно несу.