Читать книгу Толкование сновидений. Полное издание - Зигмунд Фрейд - Страница 13

Штрюмпель-младший (Strümpell, 1883–1884), сын философа, о котором мы здесь упоминали, чьи исследования сновидений, насколько это известно, послужили основой для изучения проблем сновидений, сделал записи наблюдений за пациентом, который страдал общей анестезией телесных покровов и параличом некоторых высших органов чувств. Этот пациент немедленно засыпал, когда ему блокировали немногие оставшиеся у него активными органы чувств. Когда мы хотим заснуть, мы стараемся привести себя в состояние, которое напоминает состояние этого пациента из опыта Штрюмпеля. Мы блокируем важнейшие органы чувств, глаза и стараемся защитить другие чувства от всех стимулов или изменений, которые могут на них воздействовать. Тогда мы и засыпаем, хотя иногда нам это в полной мере и не удается. Потому что полностью отключить наши органы чувств мы не можем, как не в состоянии мы и полностью загасить возбуждение в них. То обстоятельство, что мы можем в любой момент проснуться, свидетельствует о том, «что сознание и во сне постоянно взаимодействует с внешним миром». Стимулы, воздействующие на наши чувства во время сна, вполне могут породить сновидения.

Таких стимулов существует очень много, начиная с тех, которые способствуют засыпанию или случайно связаны со сном, до тех случайных сигналов, которые его прерывают. Нас может разбудить свет, который почувствуют наши глаза, или какой-то шум, на слизистую оболочку нашего носа может воздействовать какой-то запах. Мы можем случайно повернуться во сне, с нас сползет одеяло и нам станет холодно, или мы можем повернуться на другой бок, к чему-то прижаться или прикоснуться во сне. Нас может укусить комар, или что-то еще окажет воздействие сразу на несколько органов наших чувств. Наблюдатели привлекают наше внимание к тому, что множество сновидений, в которых стимул, доступный сознанию при пробуждении, и какие-то фрагменты сновидения так тесно взаимосвязаны, что их можно считать источником этого сновидения.

Здесь я приведу ряд примеров подобных сновидений на основе работ Иессена (Jessen, 1855), каждое из которых связано с более или менее случайным стимулом. Каждый случайный шорох провоцирует связанное с ним сновидение, из-за раскатов грома нам снится, что мы на поле битвы, крик петуха превращается в чей-то крик ужаса, вот скрипнула дверь, и нам кажется, что на наш дом напали. Когда ночью с нас сползло одеяло, нам снится, что мы ходим голышом или упали в воду. Когда мы лежим поперек кровати, а ноги свесились с нее, нам снится, что мы стоим на краю ужасной пропасти или падаем с огромной высоты. Если голова случайно оказывается под подушкой, нам кажется, что над нами нависла огромная скала, которая вот-вот рухнет на нас. Выработка спермы вызывает эротические сновидения, если что-то заболело, то нам снится, что на нас напали или ранили…

«Мейере (Meier, 1758) приснилось, что на него напало несколько человек, которые распяли его на земле, вколотив в землю шест между большим и вторым пальцами его ноги. Проснувшись, он увидел, что между пальцами на ноге у него застряла соломинка. Гемминсу (Hemmins, 1784) однажды приснилось, что его повесили: проснувшись, он понял, что ворот сорочки сдавил ему шею. Гоффбауеру (Hoffbauer, 1796) в юности приснилось, что он упал с высокой стены; когда он проснулся, то заметил, что кровать под ним сломалась и что он действительно упал на пол… Грегори сообщает, что однажды, ложась спать, он приложил к ногам грелку с горячей водой, и ему приснилось, что он совершил восхождение на вершину вулкана Этна, и там раскаленная земля невыносимо обжигала его ноги. Пациенту, которому на голову поставили шпанские мушки, приснилось, что индейцы сняли с него скальп; а другому человеку, у которого намокла сорочка, приснилось, будто сильное течение уносит его вниз по реке. У одного пациента во сне произошел припадок подагры, и ему приснилась, что его страшно пытают инквизиторы (Macnish, 1835)».

Мысль о том, что между стимулом сновидения и его содержанием существует тесная взаимосвязь, получила бы подтверждение, если бы удалось целенаправленно подвергнуть спящего человека цепочке стимулов и вызвать у него таким образом конкретные сновидения, которые бы этим стимулам соответствовали. Макниш, которого цитирует Иессен (Jessen, 1855), сообщает, что подобные опыты уже производились Жиру де Бузаренгом (Girou de Buzareingues, 1848). «Он засыпал, не укрыв одеялом колени, и тогда ему снилось, что на улице ночь и он едет в дилижансе. Он напомнил о том, что путешественникам известно, как сильно обычно замерзают ночью голени, когда едешь в дилижансе. В другой раз он оставил затылок непокрытым перед сном, и ему приснилось, что он присутствует на церковной службе, которая совершается под открытым небом.[18] В его стране было принято постоянно носить головные уборы, но на религиозных церемониях такого рода снимать их».

Мори (Maury, 1878) сообщает о наблюдениях за собственными снами, которые он искусственно вызвал у себя подобным образом. (Многие другие его эксперименты оказались неудачными.)

1. Его щекотали по губам и по носу перышком, и ему снилась страшная пытка, во время которой ему мазали смолой лицо и потом сдирали вместе с кожей.

2. Когда он спал, точили один нож о другой, и ему снился колокольный звон, потом набат; ему приснилась революция 1848 г.

3. К его ноздрям подносили одеколон, и ему снилось, что он в Каире, в лавке Иоганна Марии Фарины. Ему снились приключения, но, проснувшись, вспомнить их он не смог.

4. Его слегка щипали за шею, и тогда ему приснилось, что ему ставит мушки врач, который лечил его в детстве.

5. К его лицу подносили раскаленный утюг, и ему приснились «шофферы» (так называли разбойничью банду в Вандее, которые таким образом пытали пленников), они ворвались в дом и требовали от живших там людей денег, поставив их босыми на раскаленные уголья. Вдруг появляется герцогиня Абрантская, и ему приснилось, что он ее секретарь.

6. Ему капнули водой на лоб, и ему приснилось, что он в Италии, он вспотел от жары и пьет белое вино из Орвьето.

7. Зажигали свечу, отгораживали ее красной бумагой и подносили к его лицу, и тогда ему приснилась страшная гроза. Он плыл на корабле, на котором однажды уже попал в бурю в Ла-Манше.

Д'Эрвей (Hervey de Saint-Denys, 1867), Вейгандт (Weygandt, 1892) и другие исследователи тоже проводили эксперименты, в которых искусственно вызывали сновидения.

Многие замечали, как удивительно вплетались в сновидения неожиданные впечатления из окружающего мира, и тогда человеку снилась постепенно надвигающаяся катастрофа (Hildebrandt, 1875). «Раньше, – сообщает этот автор, – я постоянно заводил будильник, чтобы вставать в определенное время по утрам. Сотни раз происходило так, что звон будильника вплетался в связное сновидение, которое длилось, вероятно, довольно долго, словно оно специально подстраивалось под будильник и звук его был для этого сна уместным и логичным кульминационным моментом, его неизбежной развязкой».

Сейчас я должен обязательно привести три других примера с будильником, которые становятся иллюстрациями к другим рассуждениям.

Фолькельт (Volkelt, 1875) пишет: «Одному композитору приснилось однажды, что он вел урок в школе, объясняя что-то ученикам. Затем он обратился к одному из мальчиков с вопросом: «Понятно?» Тот кричит, как сумасшедший: «О, ja!» Учитель рассердился и велел ему замолчать. Но тут весь класс закричал: «Orja!» А потом: «Eurjo!» И наконец: «Feuerjo!» Его разбудил крик на улице: «Пожар» («Feuer!»).

Гарнье (Garnier, 1865) рассказывает о том, как однажды Наполеону, задремавшему в экипаже, приснился взрыв при форсировании реки Тальяменто и канонада австрийцев, он подскочил и закричал: «Нас взорвали!»

У Мори (Maury, 1878) есть одно знаменитое сновидение. Он болел и лежал в своей комнате в постели; его мать сидела рядом с ним. Ему приснился революционный террор; страшные убийства и что он сам предстал пред трибуналом. Там ему приснились Робеспьер, Марат, Функье-Тенвиль и все другие печально известные деятели этой страшной эпохи, они допрашивали его, он был осужден и в сопровождении огромной толпы препровожден на место казни. Он поднялся на эшафот, палачи связали ему руки; сверху на него обрушивается нож гильотины, он чувствует, как ему отрубили голову, в неописуемом ужасе просыпается и видит, что во сне откинулся на диванный валик и уперся затылком о край дивана.

Из-за этого сновидения разгорелась интересная дискуссия между Ле Лорреном (Le Lorain, 1894) и Эггером (Egger, 1895) в журнале «Revue philosophique», в которой они обсуждали, успеет ли спящий человек прожить во сне такой насыщенный сюжет за короткий отрезок времени, от момента воздействия на него пробуждающего стимула до самого момента пробуждения, а если да, то как это возможно[19].

Подобные примеры доказывают, что объективные стимулы, воздействующие на человека во сне, являются самыми явными источниками сновидений и только о них обыватель имеет сколько-нибудь определенное представление. Если мы спросим у образованного человека, который ничего не читал о сновидениях, что их порождает, то он, безусловно, вспомнив про какой-то конкретный сон, скажет, что такой сон возник в силу какого-то внешнего стимула. Но для научного исследования такого объяснения недостаточно, необходимо проводить дальнейшие исследования, и мы убедимся, что стимул, который воздействует на чувства спящего человека, проявляется совершенно в иной форме и его заменяет другой образ, каким-то образом связанный с исходным стимулом. Но взаимосвязь между этим стимулом и тем сном, который он создал, как указывает Мори, «это некая связь, которая не является ни единственной, ни исключительной» (1854). Если мы изучим, например, описания трех сновидений Гильдебрандта (1875), связанных с сигналом будильника, то зададимся вопросом, отчего один и тот же стимул вызывает такие различные сновидения и почему они выглядят именно так, а не иначе.

«Ранним весенним утром я бреду по зеленому лугу в соседнюю деревню; ее жители нарядились для праздника и с молитвенниками в руках направляются в церковь. Я вспоминаю, что сегодня воскресенье и скоро начнется церковная служба. Я решаю принять в ей участие, но мне очень жарко, и я решаю побыть немного снаружи, на церковном погосте. Я читаю эпитафии на могилах и слышу, как звонарь поднимается на колокольню, вижу там небольшой колокол, который возвестит о начале богослужения. Сначала он неподвижен, потом вдруг слышится звон, такой громкий, что я просыпаюсь. Оказывается, это не колокольный звон, это сигнал моего будильника».

«Второй сюжет сновидения. Солнечный зимний день; улицы утопают в снегу. Я обещал покататься на санях, но мне нужно подождать немного, и вот говорят, что сани поданы. Я готовлюсь сесть в сани, надеваю шубу, обуваюсь потеплее, и вот я уже сижу там. Но нужно подождать еще немного. Наконец вожжи натянуты, и бубенчики звенят так громко, что их знакомая мелодия мгновенно разрывает паутину сна. Снова оказывается, что это звенит мой будильник».

«Вот мой третий сон. Я вижу, как кухарка по коридору направляется в столовую со стопкой тарелок. Мне страшно смотреть на эту фарфоровую колонну в ее руках, мне кажется, что она вот-вот рухнет. "Осторожно! – вскрикиваю я. – Ты же сейчас все это уронишь"». Она, как обычно, успокаивает меня: дело привычное, ничего страшного. Я с беспокойством смотрю ей вслед. И конечно, на пороге она спотыкается, и все тарелки со звоном и грохотом падают и вдребезги разбиваются. Они все грохочут и отчего-то превращаются в продолжительный звон; я просыпаюсь и понимаю, что это зазвонил мой будильник».

На вопрос о том, отчего в спящем сознании искажаются объективные чувственные стимулы, ответил Штрюмпель (Strümpell, 1877), а Вундт (Wundt, 1874) практически слово в слово повторил его объяснения. Два этих исследователя полагают, что такое искажение происходит потому, что, когда сложные стимулы грубо вторгаются в сознание спящего, оно не в состоянии переработать их должным образом и потому, в смятении, порождает иллюзии.

Мы воспринимаем это впечатление и правильно его интерпретируем – то есть в нашей памяти оно соответствует какой-то группе воспоминаний, что продиктовано нашим предшествующим опытом, если это впечатление сильное, ясное и достаточно продолжительное и если нам хватает времени на его переосмысление. Но если эти условия не соблюдаются, то мы неправильно интерпретируем объект – источник впечатления и на основе этого впечатления конструируем иллюзию. «Когда гуляешь по лугу и вдали что-то виднеется, можно подумать, что это лошадь». Подойдя поближе, мы можем решить, что это лежит корова, а сделав еще несколько шагов, выясняем, что это – группа людей, сидящих на траве. Впечатления, которые формируются у нас в сознании во время сна под воздействием внешних стимулов, такие же нечеткие; из них вырастают иллюзии, потому что это впечатление пробуждает разное количество образов, хранящихся в памяти, и так приобретает смысл в качестве события из психической жизни человека. А что касается вопроса о том, в какой области наших воспоминаний проявляются эти образы и какие из возможных ассоциативных связей при этом проявятся, а также, как считает Штрюмпель, понять, как это происходит, невозможно, и это, так сказать, игры нашего разума.

Выбор за нами. Мы можем признать, что законы формирования снов сформулировать невозможно, и тогда не задаваться вопросом, зависит ли возникшая в силу воздействия внешнего сенсорного воздействия иллюзия от каких-то других условий или нет. Или можем предположить, что объективное воздействие на органы наших чувств, пока мы спим, лишь в незначительной степени обусловливает сновидение и что от других факторов зависит, что именно нам приснится. Безусловно, тщательно изучая опыт Мори, который вызывал сновидения искусственно во время своих экспериментов, о которых я не случайно рассказал здесь так подробно, захочется возразить, что в его исследованиях прослеживается источник лишь одного элемента сна, а все остальное в нем, кажется, не имеет с этим элементом никакой связи, и там столько деталей, которые невозможно объяснить с какой-то одной точки зрения. Например, нельзя утверждать, что они должны соответствовать тому элементу, который искусственно использовался во время эксперимента. Конечно, начинает казаться сомнительной даже теория иллюзий и способность объективного стимула порождать сновидения, когда становится понятно, что это впечатление временами причудливо и странно меняется в сновидении. Например, М. Симон (Simon, 1888) рассказывает, как ему приснились сидевшие за столом великаны и он отчетливо слышал их громкое жевание. Проснувшись, он услышал, как стучат копыта лошади, которая галопом промчалась под окнами его дома. Если в этом случае топот лошадиных копыт навеял образы из книги о путешествиях Гулливера к великанам Бробдингнегам и добродетельных разумных существ в облике лошадей-гуингмов[20], именно так я бы интерпретировал это сновидение, не опираясь на помощь автора этого примера, то разве нельзя утверждать, что такая связь между стимулом и сновидением настолько неестественна, что необходимо продолжить искать другие его источники?[21]