Читать книгу На пороге жизни и смерти - Зиля Залалтдинова - Страница 7

Интерн Белоусов впервые оперировал самостоятельно прободную язву. Колесников был у него ассистентом.

– А кто подопытный? – спросил анестезиолог.

– Бездомный. Хронический алкоголик. У него ещё ВИЧ-инфекция и гепатит С.

Белоусов и не надеялся, что ему дадут оперировать социально адаптированного гражданина или блатного. Ладно, хоть вообще дали ему оперировать. Молодые специалисты всегда работали почти забесплатно, пока набивали руку. И это касалось чего угодно, хоть маникюра, стрижки или операций. Если страшно доверить свои волосы или тело зелёному подмастерью – плати мастеру. Притом до обидного, что хорошему парикмахеру готовы отдавать немалые деньги, зато хорошему врачу – шиш. Хотя внутренностям не безразлично, чьи руки по ним пройдутся – уверенные руки опытного врача или скрученные страхом.

Операция прошла гладко, и Ярослав, наложив последние швы, стянул перчатки и отправился на обход. В коридоре штабелями стояли кровати. Было очень тесно, интерну то и дело приходилось лавировать, чтобы не стукаться коленями. С одной стороны, больным приходилось несладко – представь себе, лежишь себе на жёсткой койке, мучаясь от боли или поблёвывая после операции, вокруг тебя все носятся, и никому до тебя дела нет, даже врач подойдёт только на пять минут и побежит по своим делам. С другой стороны, хирурги неспроста не славились добрым и ласковым характером, потому что работа была тяжёлой, а самое главное – не планируемой в принципе, поступит тридцать больных – и ты не можешь сказать, что десять больных осмотришь, а остальные пусть идут на хрен. Или если операция затянется, тоже не сможешь сказать – все, время шестнадцать ноль-ноль, я ухожу, будешь до победного стоять, хоть час пройдёт, хоть все четыре сразу. Так что хочешь, не хочешь, а будет конфликт интересов. И этот конфликт начался, когда вредная старушка вцепилась в Славу мёртвой хваткой.

– Я вас никуда не отпускала!

– Вы у меня не одна, у меня полный коридор больных! – огрызнулся интерн.

– Как ты смеешь так со мной обращаться?! Да когда твои родители пешком под стол ходили…

– Разговор окончен, – Ярослав демонстративно повернулся спиной и пошёл к следующему больному. Окончив обход, он вернулся в ординаторскую и сел за написание дневников. Но не успел занести ручку над историей болезни.

– Белоусов, ко мне в кабинет немедленно! – гаркнул заведующий.

– Что случилось? – спросила доктор Шаповалова.

– Без понятия, – Ярослав отправился к Колесникову. Там стояла та самая вредная старуха.

– Пациентка Власова жаловалась на твоё грубое поведение, – говорил хирург, сверля интерна тяжёлым взглядом, – учись держать свой характер при себе! Такое поведение недопустимо для врача!

– Хорошо… – Ярослав решил не оправдываться.

– А теперь извинись.

– Я…

– Ну же! – Колесников прищурил глаза.

– Извините меня, – выдавил интерн, глядя в пол.

– А теперь иди.

Ярослав вернулся в крайнем раздражении.

– Что случилось? – спросил Хайдаров.

– Да старая сука возомнила себя пупом земли, а когда я ей сказал, что это не так, побежала плакаться заведующему, сиротинушка казанская!

– И тебе попало на орехи от Колесникова, – съехидничал Хайдаров.

– Да…

– Забей. От него все получают по шее и ничего.

– Одно дело – получить по шее за дело и совсем другое за то, что старой перечнице жопу не поцеловал!

– Жизнь – несправедливая штука! – заржал доктор.

Потекла обычная рутина. Рабочий день шёл к концу, и врачи засобирались, когда в ординаторскую ворвалась медсестра:

– Больному Зимину плохо!

У Ярослава сердце ухнуло в пятки. Колесников, Хайдаров и Белоусов помчались к бездомному. Тот лежал в прострации, белый как бумага, и слабо охал, когда ему мяли живот – признаки внутреннего кровотечения.

– Заказывайте кровь! Хайдаров, со мной в оперблок! – хирурги помчались в операционную, а санитары стали перекладывать пациента на каталку. Интерн растерянно стоял посреди коридора.

– Эй, не стой столбом, – доктор Шаповалова потянула его за руку, – ты здесь уже ничем не поможешь. Иди домой.

– Это я оперировал.

Женщина только вздохнула.

– От того, что ты будешь торчать здесь, ничего не изменится. Собирайся уже! Или мне тебя пинками выгонять?

– Будешь посмертный эпикриз писать! – огорошил Хайдаров, когда Белоусов пришёл в отделение. Колесников уже был на пятиминутке.

– Как посмертный?

– А вот так. У него лигатура с сосуда соскользнула. Конечно, система гемостаза дышала на ладан, особенно учитывая ВИЧ-инфекцию, да и вместо лимфы у него свекольный первач. Слушай, чего переживаешь, жалко тебе что ли?

– По правде говоря – нет, – Белоусову действительно было плевать на спившегося бомжа, – просто с Всеволода Марковича будут спрашивать за его смерть, раз я оперировал под его руководством. А что он сделает со мной за такую подставу…

– Тут я ничем не могу помочь, – ответил Хайдаров, – это можно только пережить. Да не бойся, до смерти не убьёт, кто-то же должен коридорных смотреть!

Заведующий едва взглянул на интерна и провёл местную пятиминутку. Затем он отдал историю умершего доктору Шаповалова, а сам умчался в оперблок.

– Можно я напишу?

– Ладно, только ты все равно не имеешь права ставить подпись, – женщина принялась объяснять, что и как пишется. Затем Белоусов отправился в коридор проводить обход. Вредная старуха, как ни странно, была очень лаконична.

– Я знаю, что вы вчера зарезали бездомного, – бросила она вслед.

Ярослав окаменел спиной. «ДЭП не объяснишь, ДЭП не достучишься!» – говорили мудрые терапевты, и интерн решил не нарываться на дополнительные неприятности, тихо занимаясь своими делами.