Читать книгу Тайна скорбящего ангела - Александр Шляпин, Александр Владимирович Шляпин - Страница 2

ТАЙНА СКОРБЯЩЕГО АНГЕЛА
Данное произведение от первой и до последней буквы, является художественным вымыслом автора. Любые совпадения с событиями, судьбами реальных людей, фамилиями героев – невероятная случайность.
Глава первая

Оглавление

Грозный


…«славяне граната», —кто —то проорал в пылу боя, за мгновение до того, как «Муха» попала в стену. Взрыв оглушил, накрыв группу «ватным одеялом» легкой контузии.

Граната из РПГ-18 влетела, как раз чуть выше уровня пола. Кумулятивная струя, пробив кирпичную кладку, перемолола её в густую пыль, занавесив помещение серо—бардовой взвесью из тротила, кирпича и меловой штукатурки. Дышать на какое-то время стало невозможно. Через минуту пыль рассеялась. Бойцы, откашлявшись, прильнули к окнам, продолжая кинжальным огнем «валить, сошедших с ума бармалеев».

Едкий кислый дым от сгоревшего пороха, закрученный вихрем сквозняка, нещадно выжигал глаза. Горький дым тротила першил в глотке, от чего слюна превратилась в вязкую и клейкую субстанцию, которая была похожа на цементный раствор. В таком пекле, которое устроили чеченские радикалы на улицах Грозного, было невозможно высунуть голову на улицу. Девчонки снайпера – некогда «дружеских» прибалтийских стран и Украины члены клуба «белые колготки», вооруженные спортивными винтовками с первоклассной оптикой от «Цейса», работали профессионально. Они без жалости и сострадания, словно на стрельбище, стреляли в русских парней, старясь попасть в пах. Это было высшей степенью мастерства. Жертва, лишенная гениталий, умирала в адских мучениях от большой кровопотери. А эти разноязыкие твари, сидя по подвалам и чердакам с наслаждением смаковали, мученическую смерть русских парней .

– Санчело, «Химик» -ты жив, или как, – проорал «Ташкент» после хлопка гранаты.

– Жив, жив —ответил Русаков, «выныривая» из непроницаемой взвеси дыма и пыли, —Не дождутся! Близко суки подобрались…

Позывной «Химик» -лейтенант Александр Русаков получил еще в школьные годы. Позывной, или, как говорили в гарнизоне «погремуха», отражало его юношеское увлечение химией, взрывчатыми веществами и стрелковым спортом. В делах диверсионно-подрывных, он знал всё, что накопило человечество за последние сто лет.

Из куска пластита, горсти гаек, болтов и примитивного радио —взрывателя, он мог на коленях слепить такую мину-ловушку, что противник не мог заподозрить, что в банальном бытовом предмете может быть скрыта смертельная «адская машина».

После взрыва «Мухи», на какое—то мгновение Русакова слегка «накрыло». Все звуки, которые до него доходили по слуховому каналу, были приглушенными и невнятными, как будто исходили из—под воды. Он увлеченный боем, не обращал на это внимания. Из личного опыта знал, что через пару минут – «отпустит». Слух вернется на «исходную», и он будет, как новый. Он, не спеша, прицельно давил на спусковой крючок, четко фиксируя очередной жертве статус «двести». Даже в кошмарном сне Русакову не могло присниться, что его первый бой будет именно таким продуктивным. За последние сорок минут боя, его «калаш» успел «выплюнуть» весь БК.

Звук затвора – звонкий щелчок. Всё – пусто.

Лейтенант выругался матом, отстегнул «магазин», и ушел с линии огня прикрывшись кирпичной стеной.

– Пустой, – проорал Русаков! Алес! Вышел, – крикнул он достаточно громко.

Русакова почти ни кто не услышал. Бойцы тарахтели из всего, что стреляло.

Русаков присев на корточки, чтобы не попасть в прицел снайпера, стал перемещаться по классу, на ходу выискивая среди амуниции хоть пачку патронов. Он осмотрел цинки, валяющиеся под ногами, картонные коробки – патронов не было.

«Черт попутал», когда он схватил в рейд старый, потертый до металлического блеска АКМ, который пришлось, потом еще мотать камуфляжем, чтобы не «блестеть» перед противником. Теперь надежда перезарядиться с каждой секундой таяла.

– «Ташкент», я пустой, как дырявое корыто. Может пора сваливать отсюда?!

– Не скули, – крикнул Демидов.– Команды на панику не было. На -держи…

Достав магазин, Виталий бросил его Русакову.

– Останемся живы, вернешь жвачкой – это мой НЗ, – пошутил друг.

– Понял тебя брат, – буркнул под нос Русаков.

Он хотел было уже перехватить «рожок», но случилось невероятное. В этот миг шальная пуля, влетевшая в окно, попала точно в магазин. Несколько патронов сдетонировали, от чего тот превратился в ненужный хлам. Удар был такой силы, что искореженные патроны рассыпались по классу, и были теперь не пригодны к стрельбе.

– Вот же бля… —заорал Русаков. —Сука! Сука!

– Не верещи! Давай бегом на первый! Там в «предбаннике» два «чеха» двухсотых…

– Ты что идиот – там пехота все простреливает…

– А ты не ссы – я зачем – прикрою, – спокойно ответил Демидов.

Отдельная группа специальных операций ФСБ, «окопалась» на втором этаже седьмой школы Грозного. Появление в этом районе офицерского спецназа было совершенно случайным, и не вписывалось в планы штаба. Группа «чекистов» находившихся в рейде еще до ввода основных войск, оказалась на линии огня между пехотой и боевиками Дудаева. Видя преимущество чеченцев, и горящие БТРы федералов, отряд был вынужден ввязаться в драку. Часть первого этажа и двор – в тылу школы, заняли бойцы из 131 майкопской бригады. Их бросили на Грозный, тридцать первого декабря. Это как раз в самый канун нового года. Это им выпал тяжелый рок в первой волне штурмовать рассадник террора.

Боевики генерала Дудаева, «бармалеи», как называли их русские парни, знали родной город, как свои пять пальцев. Они заранее были готовы к встрече, с регулярными войсками, оборудовав защищенные позиции. Без страха и с фанатичной верой в правое дело, они «крошили» федералов, как на стрельбище, нанося урон живой силе.

Необстрелянная пехота, которая абсолютно не знала города и расположение огневых точек, оказывалась под перекрестным огнем, и очень быстро- по своей неопытности превращались в груз-200.

Ни кто тогда еще не знал, что за сутки до ввода войск, в город по тайным «партизанским тропам» проникла группа офицерского спецназа ФСБ. Чекисты должны были произвести разведку и подготовить штурм дудаевского логова. Разместившись в седьмой школе между улиц Первомайской и Маяковского, по которым входила 131 бригада, они на какое-то время стали тем щитом, который прикрыл пехоту, и не дал «духам» окончательно с ними расправиться.

На улице под окном, грохнул очередной выстрел РПГ. Стальной люк от прорвавшегося БМП был сорван силой взрыва боекомплекта. Разворотив окно, кусок брони влетел в актовый зал школы.

Русаков, оставаясь под прикрытием стены, выглянул «одним глазом» на улицу. Под школой пылала очередная боевая машина. Мертвые тела бойцов, охваченные огнем, горели рядом с «броней».

– «Ташкент», духи еще «коробочку» подожгли… Двухсотых насчитал шесть, —крикнул Русаков, прижимаясь спиной к стене.

– Засек…

– Там боец горит в люке, – крикнул лейтенант.

– Двухсотый, —ответил Демидов, проглатывая накативший ком. -Суки..

В тот момент, пламя подхваченное сквозняком, который влетал в открытое боевое отделение, разбрасывая искры горящего магния, с ревом вырывался из люка машины. Это было похоже на паяльную лампу. Механику не повезло. Он, стараясь выскочить из адского пекла – застрял в люке. Боец погиб мгновенно. За какие—то секунды, тело превратилось в черную угольную головешку.

Картина вырисовывалась ужасная. Она отражала всю трагичность событий, и полную панику военного руководства России.

– «Ташкент», —проорал «Химик». —«Ташкент» —твою мать! Прикрой меня —иду на первый!

– Не суетись! Перезаряжусь – сказал Виталий.

Боевой кураж держал лейтенанта Демидова на пределе напряжения, пока пустая пулеметная лента не упала на пол. Он присел на стул спиной к стене и поставил рядом дымящийся пулемет.

– У тебя воды нет, спросил он Русакова. Бля… у меня в горле «кошки насрали». На какой—то миг он закрыл глаза, стараясь проглотить ком из кирпичной пыли, пороха и тротила.

– Нет воды…

– Что ты хотел, —спросил он, плюнув на раскалившийся ствол…

– Чё —чё, звезду на плечо! Прикрой твою мать… Спущусь на первый за БК… Ты про каких—то двухсотых говорил. Что уже забыл?

Виталий закинул в рот жвачку. Ловким движением он вывернул пулеметный ствол, и поставил его остывать к стене.

– Во видал, как «балалайка» раскалилась, хоть «тушенку» грей -сказал «Ташкент», стараясь проглотить слюну.

Он вставил новый ствол, подтянул к себе коробку с новой лентой, и зарядил пулемет. Передернув затвор, невозмутимым голосом спросил:

– Ну, что отдышался? Ну, тогда пошли работать!?

– А быстрее работать можешь…?

– Спешка Саша, нужна при ловле блох. На край, когда чужую жену трахаешь…

Виталий поднялся со стула, и выплюнул жвачку.

– Ну вот, я готов – что дальше?

– Будь у меня в тылу, и прикрывай мой зад! Я спускаюсь на первый и мародерю по двухсотым, —сказал Русаков. —А ты смотри, чтобы меня «чехи» в подхвостье гранату не вставили. И наши, чтобы тоже с перепугу не подстрелили… У нас уже у всех магазины пустые… Патронов нет. Еще пять —десять минут, и побежим, как сайгаки по степям Казахстана.

Виталий в знак одобрения хлопнул друга по плечу.

– Действуй! —сказал он. —Твой папа тут и он тебя любит…

– Только без лирики, – ответил «Химик».

Русаков присев на четвереньки, скользнул по школьному коридору в сторону лестничного марша. Вытащив из подсумка гранату, выдернул кольцо, и бросил её между пролетов.

– Пехота, берегись —граната, —проорал он во весь голос.

– Береженого Бог, бережет, —за его спиной пробормотал «Ташкент», и вслед швырнул зажженную дымовую шашку.

Взрыв грохнул в фойе школы. Клубы черного дыма и цементной пыли поднялись клубами вверх.

– Я пошел…

Вдоль стены броском Русаков прыгнул, в цементно – дымовую пелену. Спустившись в предбанник, замер. Осмотрелся. Сквозь висевшее цементно —дымовое марево, лейтенант увидел двух «двухсотых», которые лежали на полу. Запекшаяся кровь растеклась по площадке большой лужей.

Русаков на коленях и ползком скользнул по мрамору и, сходу, прикрывшись стеной, вцепился в «калаш» мертвого чеченца. Дернул —освободив ремень. Отщелкнув магазин —есть патроны. На душе отлегло. Стягивая «разгрузку» с магазинами, перевернул тело и обмер. На него, из солдатского вещевого мешка смотрело несколько бутылок

«Советского шампанского». Русаков от удивления даже присвистнул. Тут до него дошло – до нового года считанные часы.

– «Ташкент», ты меня слышишь, —сказал он по рации.

– Говори —что хочешь…

– Ты против шампанского что-то имеешь?

– Хочу так, аж скулы сводит, —ответил с шипением ресивер. —Горло хочется промочить…

– Ты брат, не поверишь, но тут два жмура, и два десятка пузырей с «шампунем». «Бармалеи» в нору тащили, чтобы новый год встретить. А теперь по твоей милости, не дожили до этих радостных минут. Брать будем, или оставим пехоте, —сказал Русаков, с присущим ему сарказмом.

– Спрашиваешь! Давай хватай, и вали оттуда! Здесь разберемся, —прошипела ресивер.

Первый уровень, с его огромным коридором простреливается насквозь. Русаков, попрятав магазины в разгрузку, накинул на шею трофейное оружие, и, схватив мешок, крикнул:

– «Ташкент», будь готов -цыганочка с входом —иду…

Русаков прыгнул в сторону лестничного марша, в самое облако дыма, который расползся по всему этажу. В этот миг на улице стало тихо. Было слышно, как потрескивал огонь, пожирая боевую машину, которая стояла напротив школы. Когда поднялись в класс, парни из группы покрытые слоем пыли, сидели вдоль стены на усеянном гильзами полу. Кто, закинув голову назад, блаженно курил. Кто —то дремал, прикрыв глаза.

«Химик» и «Ташкент» появились в дверях.

– Где вас носит, – спросил майор Евсеев.

– Тылы зачищали, – ответил Демидов.

– Ну, что приуныли -славяне? Принимайте подарок от дедушки мороза —сказал Русаков, стараясь поднять боевой дух.

– Саша, что за балаган, —спросил майор Евсеев.

– За БК ходили, товарищ майор. Да вот на гостинцы нарвались…

– Это что? – спросил Евсеев.

– Шампанское командир! Вероятно, что «бармалеи» себе к новогоднему столу перли, да «Ташкент» их к Аллаху определил.

За окном пока было тихо, лишь радиостанция голосом командира пехотного полка зажатого в «клещи», вопила на весь эфир. Он просил о помощи. Но это было где—то в районе вокзала. А здесь «духи» смиренно забились в подвалы, и зализывали раны. Русаков вытащил пару бутылок и поставил на школьную парту.

– Товарищ майор, может по глоточку, —обратился он к командиру, —сутки во рту воды не было. Разрешите… Без лютого фанатизма —в честь нового года…

– Ну —только по глоточку, и без лютого фанатизма, —сказал майор Евсеев.

Русаков ловкими движениями рук снял фольгу и раскрутил проволочку. Без «выстрела» открыл бутылку, и подал её командиру.

– Угощайтесь товарищ майор! В честь нового года, и за то, что мы пока без потерь!

– Сплюнь —накаркаешь еще…

Евсеев взял бутылку и влил вино себе в рот. Много пить не стал, а сделав всего лишь пару глотков, передал Демидову.

– Держи «Ташкент»…Два глотка и передай другому, —сказал он, обозначив максимум.—Так мужики, вином не злоупотреблять! По паре глотков – горло промочили, и хватит. Шампанское на голодный желудок – это как фугас под броней!

Несколько минут передышки, да капли влаги, на какое—то время восстановили силы. Настроение поднялось, и даже появился боевой кураж. Пили, молча, стараясь сохранить боевой настрой и чувство меры. В ту минуту было трудно определить, что их ждет через несколько минут. Каждый понимал, что эти спасительные глотки вина могут быть последними.

– Шампанское, где взяли!? – спросил майор.

– Внизу, когда «Химик» за трофейным БК ходил. Там два чеченца зажмуренных – они откуда—то мешок волокли. Ну, я очередь дал, когда мы этаж во время штурма занимали. Попал – однако, начальник, —сказал Виталий, как бы оправдываясь.—А что не надо было?

Выстрел пробки и снайпера слились в один. Пуля, скользнув по шлему «Ташкента», рикошетом ударилась в стену. На улице вновь послышалась стрельба.

– Снайпер, —крикнул «Химик» и, прячась за простенком, оттолкнул Демидова с линии огня.

– Вот же, суки снова начали! Не дадут глотку промочить! —сказал Виталий, трогая на каске вмятину. —Хорошо, что хоть вскользь, —сказал он спокойно, будто это была не пуля, а бешеная муха, влетевшая в открытое окно. Виталий поперхнулся. Проглотить вино не успел. Щеки раздулись, как у жабы во время брачного сезона. Не удержав игристое во рту, он «взорвался» фонтаном.

– Тьфу ты бля… чуть не захлебнулся…

– Это все он сука —снайпер… Ты, когда глотаешь, оставляй рот открытым. А то ведь разорвать может, – пошутил командир.

– Ага, и полетят клочки по закоулочкам! —поддержал Русаков, заливаясь каким —то не совсем естественным смехом.

Перекур был недолгим. В это мгновение на улице опять началась стрельба и разрывы гранат.

– Так парни, перекур окончен —к бою! Пехота поперла – вот и «бармалеи» возбудились, —заорал командир.

Духи, возобновили огонь. Они были на своей земле и поэтому в поднятии боевого духа особо не нуждались. Вопреки логике, «бармалеи» воевали из-за угла, старясь не ходить в открытые атаки. Дудаевцы не стремились переломить ход боя, поэтому напролом не лезли, но достаточно умело огрызались огнем, расставляя на улицах города ловушки для федералов.

– «Ташкент», давай, работаем! На полтретьего в окне. Вижу там снайпера, —крикнул Русаков. Он глянул в дыру, которую пробила «Муха». Поднялся, взял в прицел окно в противоположном здании. Насторожился, ожидая там движения. В глубине мелькнул блик оптики. Не дожидаясь, когда стрелок выйдет на линию огня, Русаков на опережение выстрелил из подствольного гранатомета. Граната ВОГ—25 исчезла в оконном проеме. Через мгновение, где бликовала оптика, грохнул хлопок.

– Есть —проорал Русаков.

Виталий заметил, что «бармалеи», подбираются ближе, прячась за горящей броней. С каждой секундой бой вновь набирал обороты. Казалось еще рывок, и «чехам» удастся вытиснить группу во внутренний двор, чтобы уже там добить в условиях стесненного маневра.

Пара «Крокодилов» (вертолетов МИ—24) испортили басмачам весь замысел. Появились внезапно, видно для поддержки входящей в город пехоты. Они зависли над улицей, поливая из пулеметов, обезумевших от крови радикалов. НУРСЫ проревев за окном, разорвали улицу грохотом разрывов. Снаряды, подняв на воздух тонны асфальта с мясом кровью, перепахали без разбора место боевого контакта. Жизнь для тех, кто попал под огонь, ограничилась секундами летящих в пекло ракет. Огненная волна, тротиловый чад, летящие осколки стекла, стали и бетона заставили группу спецназа отпрыгнуть от окон вглубь помещения. По какому—то наитию, предчувствуя повторный залп, командир заорал:

– Вниз —валим…

Не дожидаясь повторного сброса неуправляемых снарядов, бойцы кинулись бежать. Времени не оставалось – счет шел на секунды, пока в «смертельной карусели» позицию занимал ведомая «вертушка».

Скакали как сайгаки: кто в окно в пролете, кто через лестничные марши. А кто—то прямо с этажа в окна, на сторону заднего двора.

Мгновенная реакция решала все. Очередная «вертушка» выбрав направление стрельбы, освободила боевые блоки. Разрывы неуправляемых снарядов слились в один рев. Типовое трехэтажное здание школы заволокло пылью и дымом. Верхний этаж превратился в руины. Пыль, пламя, куски кирпичной кладки разбросало по всей округе.

– «Барс», «Алмазу» —«Барс», «Алмазу» —парни – мать вашу, куда вы палите!? —проорал майор, открытым текстом. —Какой вас баран бля… корректирует…

– «Барс», я нэ баран, —сказал ресивер с кавказским акцентом.—Меня «дэдушка мороз» звать. Добро русский, пожаловать в ад, «аллах—акбар», —вновь прошипел ресивер.

– Слышь ты —хорек вонючий! Ты не «дед мороз», ты от дохлого осла пенис! Покажи мне рожу, и я проветрю тебе мозги, – сказал командир.

– Ты «Барс», в натуре шютник! Сейчас, только шнюрки поглажу, —вновь прошипела радиостанция.

– «Алмаз», «Барсу» – это Супьян Абдуллаев, это его позывной. Все претензии к бармалеям! Работаем по данным разведки на восемь ноль —ноль. Извините парни за дружеский огонь! Надеемся, что вас не сильно потрепали. До связи, – сказал ресивер.

– Вот же сука! «Дед мороз» нам клим-бим испортил —сука. Командир, шампанское там осталось, —сказал Виталий с сожалением.

– Вот же черти! Представляете парни, эти бараны все наши позывные знают, —сказал майор, доставая сигареты.

– Повезло! Слава Богу, успели задницы унести, – спокойно сказал Русаков.—Еще бы секунду, и стояли бы в очередь перед райскими вратами.

– Вот вам детки и Новый год! —сказал, Виталий.

Он снял с себя шлем, и вытерев вспотевшую голову куском тряпки, закурил. Мандраж мелкой дробью стучал на зубах, от чего тряслись и колени, и руки, словно кто—то неведомый включил внутри тела отбойный молоток.

– Что-то Санек, меня нервяк стебает, —сказал «Ташкент». —Эх, сейчас бы коньячка выпить пару глотков! Обожаю коньяк…

– Не дрейфь браток, два раза не умирать, —ответил «Химик».

В какой—то миг, в памяти лейтенанта Демидова воскресли воспоминания пятиминутной давности – они были еще свежи в памяти. Не успев прикурить, он рассмеялся так, что пламя зажигалки потухло.

– Ты что… Часом не контужен!? —словно через глухую стену, услышал Виталий.

– Да, у меня все в тип —топ! Я тут вспомнил, как мы из—под НУРСОВ щемились, —сказал Виталий. —Сеня через окошко на лестничном марше лез на карачках. А я сзади напираю, с ПК… Ломлюсь, как сохатый по лесу. А там уже третий уровень сыпется! Смотрю, Сеня передо мной на подоконнике стоит в позе рак. Размышляет, наверное, как ему прыгнуть с первого этажа. Место для посадки выбирает? Тут я его легонько под зад подпихнул. Вдвоем полетели —он спереди, я с оконной рамой на ушах следом.

– А я думал всё —писец! Сзади как жахнет – летел так, будто кто в подхвостье пнул. У меня до сих пор ягодицы болят, —ответил Русаков, и тоже засмеялся.

Закончив ржать, «Ташкент» бросил сигарету в сторону и достал из кармана прямоугольную пачку жвачки. Он развернул фольгу, вложил себе пластинку в рот, и блаженствуя, закрыл глаза.

– Тащишься…?

– А что делать, – ответил Ташкент, работая челюстями.

«Ташкент» обожал «Тутти —фрутти». Она напоминала ему вкус лихой молодости, и Виталий был не в силах лишить себя этого удовольствия, которое было предметом борьбы со стрессом. Она была каким—то личным символом – символом свободы и духа, которым он «заразился» в ЗГВ. Во время заплаты «Ташкент» всегда шел в знакомый ларек, который торговал сигаретами, жвачкой и прочей ерундой. Он покупал себе по три – четыре блока и не парил мозг поисками. Эту привычку он приобрел еще в школе, и никак не мог с ней расстаться. Жвачка успокаивала ему нервы и наполняла организм приятным вкусом фруктов.

– Санек, хочешь жвачку, —спросил он, протягивая другу блестящую пластинку.

Русаков взял резинку и, развернув фольгу, положил её на язык. Неповторимый аромат наполнил рот взрывом фруктового вкуса.

– Ребят жалко, —сказал Русаков, —неудачно они попали…

– Так война же, —спокойно ответил «Ташкент». —Начальству брат, виднее.

– Я думаю, там на прежней позиции уже нечего делать, —сказал Русаков, надувая пузырь.—Разве что за шампунем налегке сгонять…

– А я там ствол забыл. Теперь отписываться придется, —сказал Виталий.

– Закончится бойня —найдешь…

– Даже заморачиваться не буду, —ответил Демидов, надувая пузырь.—Пусть вон майор Евсеев составляет акт. Не хватало мне ползать по руинам – искать то, чего может, уже и нет…

Мотострелковая рота из майкопской бригады, «расквартировавшаяся» на какое—то время в подвалах и подъезде жилого здания, во все щели тарахтела из автоматов и пулеметов в сторону Первомайской. А тут во дворе было более безопасно. Бетонное здание «хрущевки» надежно прикрывало от шальных пуль, летевших с проспекта. Убаюканные звуками войны офицеры спецназа ФСБ разместились в чужих квартирах на первом этаже. Русаков почувствовал, что закрыв глаза, моментально проваливается в бездну сна. Для группы шли вторые сутки без отдыха. Двое суток войны только с перерывами на перекур и прием пищи. Двое суток в условиях огня и настоящего ада, который устроили чеченцы на улицах Грозного.

Молодые не обстрелянные солдатики отстраненные «стариками» от боя, заняли позицию с тыльной стороны здания. Здесь было не так опасно, как на улице. Связисты сидели в эфире, а потрепанная в бою пехота, готовилась к контратаке: мотала ленты, вскрывала цинки с патронами, бинтовала раненых. В «печи», изготовленной на скорую руку из бочки, потрескивая, горели остатки мебели и прочей хозяйской утвари.

Всего лишь день назад в этом доме проживали люди, которые сейчас от обстрелов прятались по подвалам. Разве они могли подумать, что в их дома, в их квартиры нежданно—негаданно придет эта никому ненужная война.

От исходящего от «буржуйки» тепла, глаза Русакова моментально слиплись. Ему жутко хотелось спать. Откинув голову на спинку дивана, Русаков на какое —то время прикрыл уставшие очи. Он уже почти засыпал от усталости. Мысли начинали медленно крутиться в его голове, и он не мог сообразить, как дальше бороться с таким явлением. Организму требовалось какого—то стресса, чтобы через всплеск адреналина отогнать эту дрему. Несколько минут он старался бороться, но сон оказывался сильнее его. Он буквально в одно мгновенно ломал волю Русакова, засыпая ему глаза сонным песочком.

– Да, ну его нах… —громко сказал «Химик», сотрясая головой.—Не могу я так больше…

– Ты что…? —спросил «Ташкент» торкая друга локтем в бок.

– Что —что, спать хочу —не могу! Еще эта чертова бочка тут нагрелась…

В какой—то миг треск автоматов вновь стих. Что толкнуло Русакова, он даже сам не понял. В долю секунды, он вскочил с дивана, и выпрыгнул в разбитый оконный проем на улицу. Бежал «Химик» обратно к школе —вернее к тому, что от неё осталось.

– «Хо—ро—шо —жи—вет—на —све—те—Ви—ни—Пух», —пел он под нос, задавая детской песенкой темп бега. —«У—не—го—же—на —и —де—ти —он ло—пух» —прокручивал он в голове фонограмму, разбивая темп бега на слога, регулируя таким образом дыхание на два шага вдох —один выдох…

– Стой придурок, —услышал он за спиной окрик Демидова, —ты куда помчался—урод…?

Виталий увидев, что друг не реагирует на его крик, бросился следом. Тем временем «Химик» уже вскочил в дверной проем и исчез в дымящихся руинах школы. По обломкам бетона в кромешном дыму он поднялся на второй этаж. Полчаса назад они держали оборону. К счастью шампанское, оставленное под учительским столом, было цело. Бутылки не пострадали. Русаков сложил вино в брошенный вещевой мешок, и пулей выскочил из горящего класса, схватив оставшийся пулеметный ствол ПК. Задыхаясь от дыма, он спустился по лестнице в предбанник. Там нос к носу, он столкнулся с «Ташкентом».

– Ты что Саша, псих? Придурок бляха – муха…!? Я вижу ты, совсем охренел!? Ты что, решил свою репу, под пули подставить из—за этого пойла!? Оно что этого стоит?

– Ты Виталик, в своем репертуаре… Не ори пожалуйста, а то снегурочек бля… всех распугаешь! —спокойно ответил Русаков. —Ты что забыл – сегодня ведь новый год!

Виталий на какое—то мгновение опешил. Он выплюнул жвачку и ничего не понимая, посмотрел на друга, словно тот сошел с ума. Виталий хотел что—то сказать, но слова от нервного стресса, словно высыпались из головы на лестничный марш.

– Дать бы тебе в рыло… Ты подумал урод, как я буду в глаза твоей матери смотреть, если тебя подстрелят, —закричал он. —А ну давай, дергай отсюда —я прикрою! Больной —бляха медная…!

«Химик» ухмыльнулся. Закинув за спину мешок, он бросился обратно через двор. Петляя словно заяц, Русаков бежал обратно – к «хрущевке». Расстояние до неё было не больше семидесяти метров, но это были те метры, которые могли быть последними.

– Хорошо живет на свете Вини —Пух. У него жена и дети —он лопух, —вновь проговаривал Русаков вслух куплет за куплетом.

В голове щелкал незримый секундомер. Он хорошо знал, что под огнем противника на счет три надо падать. Среднестатистический стрелок, если он не спортсмен по стрельбе, затрачивает на выстрел не более трех секунд. Поднял автомат на линию глаз —раз. Поймал цель в прицел —два… Нажал на спуск— три…

Русаков упал. В тот миг пуля с воем проскочили над его головой, и после до него донесся звук выстрела снайпера. Он вновь вскочил, и сделав два три шага, опять упал. Откатился в сторону – вновь вскочил. Прикрываясь детской площадкой, побежал к жилому дому. Там было безопасно. Вновь пули с жужжанием проносились мимо. Спасибо пехоте —прикрывают огнем из «Корта». Остаются считанные метры. Вновь кто—то стреляет уже на первом этаже соседнего дома. Смотреть мешает пот, он застилает глаза. Стреляют из подвального окна. «Бармалеи» увлеклись охотой.

«Ташкенту» хватило всего полсекунды, и бородатые попали в прицел Демидова. Ему кандидату в мастера спорта СССР по стрельбе, хватило с лихвой этого времени. Словно на стрельбище ГСВГ, он приложился к прикладу автомата, и плавно нажал на спуск. Граната ВОГ—25 вырвалась из подствольнника, и понеслась в сторону цели. Все, что успел заметить «Ташкент», это было черное облако, разорванное в клочья раскаленными осколками. Демидов вскочил в подъезд, следом за «Химиком», глубоко дыша после такого рывка:

– Ты… ты… бля… гавнюк —совсем охренел! Я из—за тебя чуть седых волос не нажил!

– Да ладно тебе! Тоже мне Арина Родионовна нашлась – радуйся старик, что шампусик цел —новый год! А какой праздник без шампусика!? —сказал Русаков, и обнял «Ташкент»а, как родного брата.

– Дурак, —ответил Виталий. Он, обиженно толкнув друга, и плюхнулся на диван, освобожденный для них срочниками.

– Ладно —ладно —проехали… И Русаков присел рядом поставив под ноги мешок. -На вот держи свою железяку, – сказал он, вернув ствол.

– О, и ты ради этого бегал…, -спросил друг. Оно тебе надо было? Как представил, что тебя «бармалеи» могли подстрелить, чуть не обосрался от страха…

Русаков открыл бутылку, и подал её Демидову.

– И что в натуре чуть не обосрался?

– А—то! В натуре – у лягушки зеленый пенис! Конечно же обосрался бы! Я как увидел, как рядом с тобой трассера летят, меня, словно пыльным мешком накрыло…

Виталик запрокинул бутылку и влил в себя шипучее вино. Передав бутылку Русакову, а после он достал сигарету и блаженно закурил.

– А «шампунь» то целый остался! НУРСы этаж в хлам разворотили, а шампунь целый – примета брат хорошая. Спасибо вертолетчикам! Если они по духам, так долбить будут, то мы домой не скоро вернемся!

Русаков вдруг засмеялся.

– Старик, ты, что ку—ку —тронулся, —спросил его «Ташкент».

– Да, что-то на ум пришло. Вспомнил, как мы с тобой познакомились! И было это тоже за три дня до нового года – ты хоть помнишь? Был школьный вечер —музыка играла, девчонки с пацанами танцевали! А мы с тобой, немок притащили на школьную дискотеку…

– А, ты про это, – сказал Виталик, прикладываясь к бутылке. —Да, были времена, а теперь мгновения, раньше поднимался член, а теперь давление, —сказал Виталий народную «мудрость». —Такое брат, хрен когда забудешь! У меня после этого свидания так «помидоры» опухли – мама моя дорогая, – сказал Виталий. —Я думал, что они лопнут. Не опытный был. После вечеринки я Эрику зажимал на чердаке на старых ящиках. Хотел я с ней тогда… Побоялся… Первый раз ведь такое было. Страшно, а вдруг заявит и тогда прощай Германия, прощай Родина! Здравствуй Магадан!

– Не ты первый, не ты последний… У меня тоже все было впервые, —сказал спокойно «Химик». —Теперь – как вспомню, так мне ржать хочется…

– А ты Саша, не говорил, что Керстин твоя в Россию по обмену приехала учиться, – спросил Виталий.

– Ну да… По обмену в пединститут. В Твери учится…

– Будешь после командировки искать…?

– Тихо ты, – ответил Русаков… ЧК —не дремлет! Будет возможность найду… Хочу за сына спросить как он.

– Встретишься, расскажешь, что к чему, – сказал «Ташкент». —Хочу тоже в Германию прокатиться к Эрике…

– К черту! Нет больше той Германии… И ГСВГ нет! Всё эти твари горбачевские, да ельцинские похерили! Есть у нас брат, одна большая жопа, и зовут её сейчас Россия… А её надо защищать от супостата…

– А мне, кажется, что еще вернемся, – сказал «Ташкент», глубоко вздыхая.– Вернемся еще… Теперь уже навсегда…

Русаков сделал глоток шампанского и, закрыв глаза, блаженно ушел в омут воспоминаний.

Тайна скорбящего ангела

Подняться наверх