Читать книгу Тайна скорбящего ангела - Александр Шляпин, Александр Владимирович Шляпин - Страница 3

Началась эта необычная, и даже фантастическая история совсем недалеко от Берлина. Всего каких—то сорок минут от столицы ГДР, и диковинная двухэтажная электричка прибывала в небольшой ухоженный городок с непривычным для русского уха названием – Вюнсдорф. Это было историческое место, которое не раз посещали бонзы третьего рейха. Здесь —среди соснового бора на глубине десятков метров располагался целый подземный город с названием «Майбах».

Здесь в бывшем штабе сухопутных войск Германии после победы над фашизмом в мае 1945 года, расположился штаб Группы Оккупационных войск в Германии —ГСОВГ, а позже ГСВГ. А уже за год до начала вывода советских войск, группировка очередной раз поменяла свое название и превратилась уже в Западную Группу Войск.

Личный состав четырех армий, буквально через пару месяцев после победы были расквартированы по всей восточной территории. В те непростые времена присутствия советской армии, огромная группировка войск численностью сотни тысяч человек, составила ударный кулак «Варшавского договора».

Гарнизон штаба расположился между немецкими населенными пунктами с названиями Вюнсдорф и Цоссен земли Бранденбург.

Будь то советский офицер, вольнонаемный, или его члены семьи – все, как «отче наш» знали эти уютные немецкие городки, которые вписались в окружающий их сосновый массив. Для простых советских людей, приехавших в ГСВГ по роду службы – это была настоящая заграница.

Уцелевшие после войны особняки и жилые дома немецких офицеров времен Рейхсвера и Вермахта, покрытые красной черепицей, фантастически вписывались в рукотворный сосновый бор, высаженный еще задолго до прихода к власти Гитлера. Бетонные бомбоубежища и скрытые под землей бункеры были выстроены нацистами по проектам инженера Лео Винкеля. Развалины бывшего штаба «Цеппелин и Майбах» взорванные на скорую руку после войны, стали напоминанием того, что русские пришли в Германию надолго. Все эти артефакты прошедших событий, почти у всех офицерских чад, прибывающих к месту службы родителей, вызывали умопомрачительный интерес и приключенческий зуд всех органов.

Не смотря на то, что после войны прошло больше сорока лет, каждое офицерское чадо мужского пола, появляющееся в гарнизоне, лелеяло надежду, что именно ему выпадет счастье, раскрыть очередную неизвестную тайну Рейха.

Большинство юных искателей приключений, окрыленные идеей поиска военных артефактов, янтарной комнаты или фантастических сокровищ Геринга, колесили на велосипедах по всей Восточной Германии, предаваясь раскопкам на местах кровопролитных боёв. Воистину, для юных искателей приключений, ГДР стала не только настоящим Клондайком «военных штучек», но и первых романтических чувств, которые становились темами местных легенд.

Третий городок – в котором проживали герои этого романа, стал за время пребывания русских войск – родным и необычайно близким, как олицетворение малой родины. Создавалось ощущение, что гарнизон располагался не по соседству с немцами, а был закрытым секретным городом Советского Союза. Там беспредельно властвовал коммунизм, воспетый программами первых секретарей ЦК КПСС, а зоркий глаз комитета государственной безопасности следил не только за агентами империалистических разведок, но и за нравственными устоями советских граждан.

Во времена правления Хрущева, Брежнева и Андропова: казалось, что присутствие советских войск здесь будет вечным. Русские войска были гарантией мира и стабильности во всей Европе почти, от батюшки Урала и до пролива Ла—Манш. Но пришли годы, и первый Президент СССР Михаил Горбачев с какой—то необъяснимой и предательской «легкостью» отдал на растерзание западным немцам не только СССР, но и ГДР, и весь лагерь «Варшавского договора».

Шли годы, офицеры со своими семьями в рамках ротации постоянно обновляли военные части и гарнизоны группировки. Ни кто не мог даже подумать, что грядет то время, когда великий и могучий Советский Союз выведет из Германии свои элитные и самые боеспособные войска. Всё, что было построено за послевоенное время останется здесь навеки, чтобы уже через пару десятков лет, порасти мхами забвения. Победители в великой отечественной войне, словно «побитые собаки», собрав свои узлы и баулы, двинулись нескончаемыми эшелонами в сторону Востока —на Родину, на ту Родину, которая к сожалению —их «не ждала».

В тот год, как и во все предыдущие годы, зима в Германии выдалась теплая сырая, и почти без снега. В самом преддверии нового года, ничего не напоминало, что на дворе конец декабря. Не прошло недели, как Русаков Русаков, преодолев несколько тысяч километров над просторами великой родины, прибыл вместе с матерью к новому месту службы отца. Сегодня к счастью и радости был последний день учебы перед наступающими зимними каникулами. Впереди было двенадцать незабываемых дней, которые должны были стать той яркой меткой, к которой через многие года будет возвращаться его память на протяжении всей жизни.

Сегодня двадцать девятого декабря закончилась вторая четверть. Завтра уже не надо было вставать рано в школу, делать уроки, и собирать по вечерам опостылевшие учебники. До полной свободы оставались считанные часы, и сердце предчувствовало то волшебное время, которое должно было заполнить душевные пустоты яркими впечатлениями от пребывания за границей.

Последний день был короткий…

Малолетки носились по школе в костюмах зайчиков, космонавтов, снежинок и фей, а в душе у Александра Русакова расцветали весенние подснежники. Уроки закончились, и ребятня с криками: «Ура! Каникулы!» стали разбегаться кто куда. Кто бежал занимать места в автобусах, которые стояли на парковке. А кто в магазин за волшебными немецкими булочками. Они стоили всего пять пфеннигов, но были настолько вкусными, ароматными, что этот вкус у многих хранит память все эти годы, как напоминание об удивительном времени, которое называется юность.

Всего полгода назад Русакову исполнилось шестнадцать лет. Он учился в девятом классе советской школы, и со слов учителей был совсем не пай мальчиком, которого можно было сделать «ручным», как хомячка. В нем был тот стержень, за который во все времена женщины обожали мужчин, называя их «мой герой». Это была верность—верность не только традициям и мужскому слову, но и чувствам, которые испытывал молодой человек в эпоху своего становления.

Закинув сумку, Русаков переоделся, и схватив со стола котлету, которые жарила мать, выскочил из дома. Свобода звала! Свобода свистела в ушах ветром приключений! Свобода звала туда где были новые друзья, новые знакомые и новые авантюры.

– Мам, я на стадион, с пацанами в футбол играть…

– Только не долго —до обеда, —отвечала мать.—Скоро придет отец, со службы —обедать будем.

А Русаков, уже не слышал, что говорила мама, и хлопнув дверью, скатывался по перилам. Он бежал туда, где не было родительских глаз. Туда где целый день трещал моторчик самолета, который летал над футбольным полем, заманивая будущих авиаторов и конструкторов.

Он и был тем предметом, который тянул Русакова из дома, вызывая в его душе интерес и любовь к небу.

Не смотря на конец декабря – была «весна». На футбольном поле росла зеленая трава, и эти последние дни года, скорее напоминало теплые дни апреля, чем конец декабря.

Переодетые в спортивные костюмы солдаты спортивной роты, гоняли по полю в футбол, а офицерские сынки, сбившись в стаю любителей, противостояли натиску. Со стороны это было больше похоже на хаос, чем на игру.

Все «вакансии» в командах к приходу Русакова были уже заняты. Оставшись не у дел, Русаков, в раздумьях о смысле бытия, расположился на трибуне стадиона, складывая в голове мозаику мыслей. Его юную душу глодала и терзала странная тоска. Ему вспомнился Советский Союз и веселая компания дворовых друзей оставшихся далеко, далеко. Вспомнился лед Амура, где еще неделю назад он с друзьями, гонял в хоккей и катался на лыжах. Здесь в этой чертовой как ему казалось Германии, было все не так: не было ни городского катка, где по вечерам горели разноцветные лампочки, и играла музыка, ни хоккейной коробки, ни верных друзей которых он знал всю жизнь. Здесь надо было начинать жить заново, и заново становиться своим.

– Ну, и что пригорюнился? Что сидим, —спросил подошедший паренек.—Кого ждем?

– Я медитирую, – коротко, как выстрел сказал Русаков, не желая вступать в дискуссии.

– Слышь ты, медитатор —счет какой, – спросил незнакомец, и присел рядом на лавку. Он дружелюбно протянул руку и представился:

– Меня звать Виталий – Виталий Демидов. Я учусь в девятом «А». Видел я тебя сегодня в школе. Ты, наверное, новенький?

– Новенький, старенький, какая разница, —ответил Русаков.—Скучища—мама моя дорогая…

– Жвачку хочешь, – спросил Виталий.

– Давай…

Виталий достал пластинку Тутти—фрутти и протянул Русакову. —Так как, звать тебя?

– Русаков я! Меня отец в честь Македонского – Александром назвал. Я учусь, в девятом —«Б», —ответил Русаков, и сунув жвачку в рот на какое—то мгновение погрузился в благоговейное смакование.

– Что себе планируешь?

– В каком смысле, —спросил Русаков, надувая пузырь.

– В смысле международной обстановки…

– Планирую для начала друзей найти. А потом будет видно —сориентируюсь на местности. Третий день я тут околачиваюсь, —сказал Русаков.—Нравится мне, как вон тот мужик, самолет запускает.

– Летчиком —налетчиком хочешь стать, —спросил новый знакомый.

– Еще не выбрал…

– А у тебя курить есть что? Или ты Русаков Саша растешь маменькиным сынком?

– Курить у меня – как грязи, да только всё дома. Я же коллекционер табачных изделий – собираю коллекцию, —сказал Русаков, стараясь выглядеть достойно.

– Жаль, что у тебя с собой нет хорошей сигареты с фильтром. Я бы сейчас закурил.

– Так возьми и закури, —ответил Русаков, зная цены на подобные сигареты.

– А что мелочиться, курить так табак из Виржинии. Любить так принцессу из Англии…

– Королеву, —поправил Русаков.

– Королев пусть любят дряхлые короли, а мы еще не совершеннолетние и можем любить только принцесс, —сказал Виталий ерничая.

Демидов вздохнул и вытащил из кармана, пачку дешевых солдатских сигарет. Это были знаменитые сигареты под названием —«Охотничьи», или как их называли солдаты ГСВГ – «Летят утки».

– Оба -на термоядерные, —восторженно сказал Русаков, протянув руку.

– Не термоядерные, а смерть НАТО! Такие вот они! Хочешь курить благородные —купи в военторге «Филипп Мориц»… Папаша у тебя чай генерал!? Марки лопатой гребет?

– Куда нам до генералов! —сказал Русаков, закуривая, —у меня батя простой майор. Начальник штаба на «Никеле».

– Вот так всегда —только хочешь завести друга сына генерала, а нет же, судьба сводит с майорским сынком. Да к тому же раздолбаем, как и ты сам…

В то время сигареты выдаваемые солдатам в качестве пайка, носили кучу всевозможных народных названий. В шутку их называли: «термоядерные», «противозачаточные» и «смерть НАТО». По Группе Советских Войск в Германии даже ходил слух: якобы был случай, когда русский солдат на экскурсии в «Трептов парке» в Берлине, угостил «Охотничьими» сигаретами американского солдата из западного сектора. После трех затяжек нашего русского табака натовец скоропостижно умер на руках сослуживцев от остановки сердца. Народ якобы говорил после этого, начальник штаба НАТО в Европе, обратился к командованию ГСВГ с просьбой – больше никогда не угощать американских солдат русскими табачными изделиями. Сказывали, что по составу они схожи с боевым отравляющим веществами.

– Ну, что хороший табачок, —спросил Виталий, растягивая свой рот в ехидной улыбке.

– Горчичный газ, —ответил Русаков. —Эрзац продукт —Гитлер капут!

– Извиняй братан, других не имею, – сказал Виталий. —Не если не хочешь —то и не надо. Кто любит курить хорошие сигареты, тот должен иметь деньги, чтобы их приобретать. А чтобы иметь марки, нужно с немцами крутить всякие гешефты, – сказал новый знакомый, намекая на свои авантюрные склонности.

– Да я пока еще ни одного немца не видел, —сказал Русаков. —Для меня немец, это такая же экзотика, как африканец из Конго в дебрях Сибири и дальнего Востока.

– Аналогично —я тоже! Второй день, как из Союза. Отца перевели из «Ташкент»а. Теперь вот хожу, словно неприкаянный, —ответил Виталий, затягиваясь дымом, как затягиваются куряки со стажем.

Виталий был из той категории парней, которые имели какое—то внутреннее обаяние, и с первой минуты располагали к доверительной беседе. Он сразу понравился Русакову. Он был в доску свой. Всего несколько слов: и было ощущение, что они ходили в один детский сад, учились в одной школе, выросли в одном дворе, и даже вместе воровали яблоки в одном плодопитомнике.

– А заметно…

– Что заметно, —переспросил Виталий не понимая.

– Заметно, что ты с Юга! Рожа у тебя…

– Что рожа?

– Рожа говорю черная- загорелая! Ты похож на Гойко Митича —из фильма «Последний из Могикан». А моего старика перевели с Дальнего Востока из Благовещенска. У нас там сейчас снега по пояс, да морозы под сорок. Пацаны в хоккей рубятся, прямо на льду Амура. А здесь сырость слякоть, – сказал Русаков.

– Да ладно тебе скулить! Какие твои годы – еще привыкнешь, —сказал Виталий, и бросил окурок. —Человек брат —это такая скотина, которая привыкает ко всему. Вот и ты привыкнешь…

– Эх, мне бы сейчас коньки, да в хоккей бы погонять. Обожаю я это дело…

– Что типа Харламов – еще не нагонялся? —спросил Виталик, без должного интереса. —А я —представляешь, ни разу на коньках не катался. В «Ташкент»е тепло – там яблоки и урюк! Там манты, самса и узбекский плов! Вкуснотища – мама моя дорогая!!!

– А что ты хочешь предложить, —спросил Русаков, —плова поесть?

– Что —что! Ты братан, оглянись! Мы же с тобой за границу попали —это уже удача! Тут в Германии – тут столько возможностей – мама моя дорогая! Наведем с немцами гешефты! Будем менять рубли на марки, толкать фрицам транзисторные приемники, фотоаппараты. У нас появятся бабки. Оденемся с иголочки в импортные шмотки, и будем склонять местных фроляйн к первой и страстной любви.

– Ага, будем с тобой Родиной торговать, а на эти деньги содержать импортных шлюх! А потом нас с тобой особый отдел возьмет за жопу, —ответил Русаков.—В школе говорят, берут подписку, чтобы мы с немцами ни—ни…

– Какую, —спросил Виталий, удивленно. —Я что—то не слышал не о каких подписках.

– Ну такую, чтобы с немцами не было никаких сношений. Чтобы никаких с ними дел не иметь.

– Ну, так мы с немцами сношаться не будем. Мы Санек, будем сношаться с немками, —сказал Виталий и засмеялся. —У тебя Санек, хоть стоит, или ты еще не знаешь, зачем бог тебе такую штуку между ног приклеил?

Русаков слегка обиделся. Он уже давно стал ощущать «прелести» утренней эрекции, поэтому мысли о сексе, все чаще и чаще поселялись в его юношеской голове и ежедневно напоминали о том, что этот вопрос уже пора радикально решать.

– Стоит —по утрам…

– Вот видишь —ты Русаков, почти уже мужчина. Осталось тебе еще найти какую подружку комсомолочку, да впиндюрить ей, пока её папашка в полку солдат дрючит. Нам с тобой, давно пора прощаться с этим недостатком, как детство – засиделись мы не целованными. Штука это Санек, приятная, и в жизни очень даже нужная, – сказал Виталий, расставляя приоритеты.

В тот момент беседы о женщинах к беседующим парням, подошла девчонка в фирменном джинсовом костюме, лет шестнадцати. Она, кокетливо улыбаясь, представилась:

– Приветик мальчики! Чего сидим —кого ждем!? Можно к вам присоединиться, чтобы посидеть вместе? Меня Лена звать, и я учусь в десятом классе!

– Вот -на ловца и зверь бежит, —сказал Виталий, и прохихикал в кулак.

– Старуха, – сказал Русаков, расплываясь в улыбке. —Мы пока из девятого —мы малолетки!

– Какая, я тебе старуха!? Чучело! Смотри – я девушка в самом рассвете молодости…

– Что девушка в рассвете —ты тоже недавно из Союза прикатила, —спросил Виталий. —Такое ощущение, что тут собирается клуб любителей СССР.

– Да уж! Папаню моего из Москвы перевели! А вы, что тут сидите, —спросила Ленка присаживаясь рядом.

– Что не видишь —курим и смотрим, как вон тот мужик самолет запускает. Мы с Санчелой мечтаем о красивой и счастливой жизни.

– А с вами можно помечтать о красивой и счастливой жизни?

– Присаживайся и мечтай себе на здоровье, —сказал Русаков. -Мечтать Леночка никому не вредно!

– Вредно не мечтать, -сказала девушка. -А дайте мне попробовать покурить, —попросила девчонка, выискивая повод для общения.– Хочу попробовать, что это такое…

– У нас только «Охотничьи» —будешь? —спросил Виталий, протягивая сигарету. —Других пока нет не мы еще разжились!

Русаков с удивлением глянул на девушку, и сказал:

– Да, ты что тетка, будешь эту дрянь курить? Ну, ни фига себе!!!

Девушка кокетливо усмехнулась. Сделала на лице гримасу удивления, и сказала:

– Я вообще—то ребята, не курю, но мне так хочется попробовать, что это такое. У меня на спине даже шкура зачесалась. Все когда—то бывает первый раз.

– Ты что… У тебя же дурашка, от таких сигарет никогда детей не будет, —сказал Русаков с миной знатока.—Знаешь, как солдаты эти сигареты называют?

– Нет —не знаю! Зачем мне это?

– Сигареты противозачаточные —во как, —грустно сказал Виталий.

Русаков напряг интеллект и выдал перл:

– Не кури глупая, тебя даже после одной сигареты никогда детей не будет. Это же такая отрава – мама моя дорогая!

– От тебя Саша, детей у меня точно не будет! Ты мальчик, не в моем вкусе, – улыбнувшись, ответила Ленка. —Да и о детях мне как—то еще рановато думать. Школу прежде надо закончить. Институт. А там можно будет и замуж сходить.

Русаков сделал вид, что обиделся искусственно нагоняя напряжение обстановки.

– Больно надо! Я бы сам на тебе даже по приговору суда не женился, – сказал Русаков. Пацаны говорят, что поцеловать курящую девчонку, это равносильно вылизать пепельницу. Нет —не хочу с тобой целоваться.

– А я хочу, у меня жвачка есть. Мне плевать на курящих.

– Ха—ха—ха —засмеялась девчонка. —А ты что, Саша, умеешь целоваться? Ты тюлень, – сказала Ленка, многозначительно. —Вы мужики какие—то странные: вам с курящими девчонками целоваться противно, а мы должны терпеть когда от вас табаком прет —фу гадость какая!

– Слышь ты овечка! А ну —ка дергай отсюда! Я тебе дам —тюлень, – сказал Русаков закипая, как самодельный кипятильник из бритвенных лезвий, который солдаты называли бульбулятор.

– Тоже мне москвичка из десятого класса! Знаем мы вас таких москвичек!

– Санчело, не зарывайся! Веди себя с дамами уважительно, пока я тебе по дюнделю не стебанул, – сказал Виталий. —Что ты к ней пристал? Девчонка компанейская. Нам дружить надо, а не лаяться.

Слова сказанные девушкой, настолько растрогали Александра, что он был готов взорваться от бушующей внутри него обиды. Это был первый раз когда девчонка так его унизила.

– Да ты глянь на неё! Курит, матом ругается. Не девушка, а какая—то ша…

Ленка в нервах бросила сигарету, вскочила с лавки, и поставив руки на бедра, дерзко сказала:

– Слышь ты – хорек амурский! Иди и своей мамочке пожалуйся! Тоже мне кавалер! С девочками гулять хочет, а сидит тут выкобеливается! Тебе много денег и много всяких ништяков, понадобится, чтобы бабам с тобой интересно было. Сидишь тут, как старый дед бурчишь —дурак ты Саша!

Виталий улыбнулся, и выдержав паузу продолжил:

– Я же говорил тебе -нужно где—то деньги зарабатывать, иначе Санек, мы никому не нужны в этой жизни.

Девчонка вскочила с лавочки и послав воздушный поцелуйчик, сказала:

– Ладно ребята, я пошла. Чао- какао, —сказала Ленка. —Встретимся в школе на дискотеке. Я буду в костюме снежинки…

– А мы зайчиками —побегайчиками, – улыбаясь, сказал Демидов.

Девушка кокетливо помахала ручкой, и повторив воздушный поцелуй,, удалилась кокетливо покачивая бедрами.

– Да – ты братан, настоящий придурок, —сказал Виталик. —Какое тебе до неё дело? Ну пришла! Ну покурила – и что? Ты же не жениться на ней собрался. Что ты завелся, как старый мотороллер?

Русаков, как—то съежился и неуверенно сказал:

– Обидно мне! У меня Виталик, никогда девчонки не было. Может я еще не созрел до серьезных отношений? Может мне еще рано?

Виталик засмеялся, и вытащив из кармана сигареты, вновь предложил Сашке закурить. Русаков хотел взять сигарету, да передумал.

– Нет, не хочу, – отказался он.

– А что там насчет девушки было…

– В Благовещенске у меня была девчонка, соседка Людка. В параллельном классе она училась. Пару раз мы с ней встречались. В кино ходили. А тут раз – и моего старика Германию в перевели. Так что у меня есть перспектива, я еще ни разу целовался.

– Дурилка, не ссы, у нас все впереди! Тут же такой выбор – мама моя дорогая! Видел сколько девок в школе? И запомни – все они хотят завести с кем нибудь шуры —муры. Вот после каникул познакомимся, будет у нас своя хорошая компашка. В бутылочку сыграем, – сказал Виталий с иронией.

– Это еще как, —спросил Русаков.

В подобные игры Русаков еще играть не пробовал. Девушки только в последние полгода стали привлекать его внимание, и он чувствовал, что в его душе созрела какая—то необходимость общаться с противоположным полом. С ними было необыкновенно приятно и очень уютно. Одно упоминание о девушках, вызывала в нем такой душевный трепет, что он чувствовал всем своим существом, как его организм реагирует на подобные мысли.

– Ты Санчело —деревня! На новый год соберемся у меня на хате, вот там и оттопыримся! Винцо, пивцо…

– Говнецо, – сказал Русаков.

– Придурок, – сказал Демидов. -Ты дыню медовую кушал?

– Нет, не кушал, – ответил Русаков

– Вот у меня и покушаешь. А после бутылкой рулетку раскрутим. А там – принимай мамаша, сына мужчину!

– Что это за хрень такая—бутылочка?

– Ну ты Санчело, тюлень —мама моя дорогая! Так называется сексуальная рулетка! Выпиваем бутылку водки и когда все будут пьяные, берем пустую бутылку и крутим —как рулетку. На кого горло покажет —с тем и целуешься.

– А если горлышко на мужика покажет? Что с ним лобызаться будешь, —сказал Русаков.

– Дурак – так только гомосеки делают! А тут пацаны, и девчонки садятся в круг через одного. Если горлышко показывает на парня, то ты целуешься с той девчонкой, которая сидит рядом —по ходу. Ты понял!?

– Понял! Хорошо что есть выбор, – сказал Русаков вздыхая.

– Жаль что Ленка ушла —можно было флиртануть, —сказал Виталик. —Хотя, вполне возможно, что я её сегодня увижу, – сказал Виталий.

– А что сегодня…?

– Сегодня Санчело, в «Доме офицеров» новый французский фильм «Одиночка». Ты любишь французские фильмы с Бельмондо?

Русаков в ту секунду так увлекся своими раздумьями, что почти его не слышал. В его голове крутились мысли, а в них почему—то стоял то образ Ореховой Галочки, которая осталась на Дальнем Востоке. То образ Ленки, которая сказала ему впервые в жизни в глаза правду. Слова Виталия остались где—то там, где его уже не было. Докурив сигарету, он швырнул окурок в сторону, и сказал:

– Третий час уже. Домой пойду обедать. Батя на обед сейчас придет, будет потом надо мной глумиться, – сказал Русаков. —Дай мне жвачку!

– Жвачка тут причем, – спросил Виталий.

– А притом, что я накурился, и от меня табаком прет как от последнего сапожника.

Виталий достал пластинку и подал Русакову.

– Ну так в кино пойдешь?

– Какое кино, —спросил Русаков, словно не слышал.

– Какое —какое —французское… В главной роли красавчик Жан —Поль Бельмондо…

– Наверное, пойду, если мне батя денег даст, —ответил Александр. —Хочу только Виталик просить тебя об одной услуге.

Виталий на него удивленно посмотрел:

– О чем же?

– Не говори никому, про Ленку. Ты же знаешь, ребята на смех меня поднимут. Буду потом в школе, как белая ворона.

– Знаешь Санчело, чего тебе не хватает, —спросил Виталий.

– Нет – не знаю.

– Тебе не хватает быть мужиком. В твои шестнадцать, некоторые уже полками командовали.

– Да ну…

– Ты про Голикова, что —нибудь слышал?

– А это что еще за перец такой, —спросил Русаков.

– Это, Аркадий Гайдар. Он в шестнадцать лет не только полком командовал – он уже баб любил, и из «Нагана» белую контру в тайге расстреливал —так —то!

– Ну то Аркадий Гайдар. А мы кто?

– А мы с тобой Санек, наследники русских офицеров. Нам брат, по статусу не положено быть тюленями. Так что давай, вали домой, а вечером перед сеансом встретимся возле ГДО на лавочке.

И Русаков ушел. Впервые за последние дни он испытал какой—то необычайный душевный подъем, словно нашел для него что—то ценное и необычайно нужное, и важное. Хандра долгие дни обуревавшая его растворилась – не оставив и следа. Знакомство с Демидовым стало для него той переломной точкой, которая круто изменила монотонную судьбу Русакова.

Виталий как выяснится позже, станет в судьбе Сашки настоящим надежным другом, который мог поделиться не только последним пфеннигом, но и в случае беды подать крепкую мужскую руку. Демидов был надежен —как автомат «Калашникова». Это качество стало решающим в их отношениях, и Русаков впервые почувствовал, что у него есть друг.

Третий городок военного гарнизона – был небольшой. Это был такой поселок, скрытый от глаз иностранных «агентов» и разведок, забором и сосновым бором. Внутри – все было на виду: магазины, столовые, дом офицеров и школа и дома офицерского состава. Почти каждый обитатель этого гарнизона знал, где находится: «Океан», «Ранет», «Никель», «Боярышник» —это были позывные воинских частей где несли службу их родители.

Семейство Русаковых жило в доме офицерского состава №147. Находился этот дом напротив КПП «Никель», и КПП «Ранет». С окна второго этажа, которое выходило на северную сторону, открывался шикарный вид. Это были руины бывшего штаба сухопутных войск Вермахта «Майбах —1». Возможно, за всю историю существования советского гарнизона не было такого юноши, который не мечтал бы исследовать легендарные развалины в поисках артефактов минувшей войны.

Сбыться мечтаниям, было суждено не для каждого. Бетонные, мрачные бункеры, поросшие от времени зеленым мхом, были взорваны, а подземные коммуникации затоплены. Так что тайно проникнуть под землей в Берлин в «ставку фюрера» не удалось никому.

Время до вечера пролетело почти незаметно. Незадолго до начала киносеанса, который начинался в 20—00, в общей квартире, где жил Русаков появился сосед.

Немецкие квартиры до военной постройки были в основном четырехкомнатные. Каждой семье предназначалось две комнаты по сторонам широкого коридора. Две комнаты занимала семья майора Русакова, а две занимал сосед. Его семья жила еще в Союзе, поэтому сосед лишь изредка появлялся дома, проводя время на службе. Судя по надписям на коробках и куче блоков, лежащих на столе, в его комнате, сосед прибыл служить в Германию из Закавказья. Красивые пачки сигарет «Ахтамар», «Эрибуни», «Арарат» сводили Сашку с ума. У многих ребята на то время имели какие-то хобби: кто слушал музыку, кто рисовал, кто катался на велосипеде. Русаков собирал сигареты. Новые, блестящие и цветные пачки занимали «витрину» под органическим стеклом и были гордостью юного курильщика. Необычное «хобби» было той формой увлечения, которое было введенно в ранг обмана. Русаков ненавязчиво приучал родителей к легализации своего увлечения табачными изделиями. Третий день Русаков ходил вокруг соседа, словно акула вокруг своей жертвы, каждый раз сокращая круги.

– Ну что ты Санек, —спросил сосед, видя, как бегают глаза юнца.

– Василий Маркович, а можно спросить вас?

– Давай спрашивай, что ты хочешь!

– Хочу попросить у вас по одной пачке ваших сигарет.

– А, ты что уже куришь, —спросил капитан. —Не рановато ли?

– Нет, я не курю! Я коллекционирую сигареты. У меня их больше сорока видов, —сказал Александр. —Я Василий Макарович, берегу здоровье —оно мне еще понадобиться для поступления в военное училище.

– А батька твой мне по шее не даст? Он же мой начальник.

– Может и даст, но не за сигареты. Я с двенадцати лет коллекцию собираю. Когда у батьки нет курить, он всегда у меня берет. Посмотрите сколько у меня всякого разного.

– И что это все целые пачки, —спросил Василий Маркович.

– А пустые мне зачем? Пусть их мусорная свалка коллекционирует.

– Да ты прав, —ответил майор. Он вернулся к себе в комнату, и взяв несколько разных пачек подал их Русакову.

– Я вам деньги за них отдам, – сказал он, сгорая от восторга.—Скоплю и отдам!

– Да, ладно —будет тебе, как—нибудь переживу, —ответил сосед, рассматривая табачную витрину, где были выставлены многие известные советские и иностранные марки.

– О, у тебя даже «Филипп Мориц» есть, —удивился сосед.—Это они с угольным фильтром?

– Да! Я за них в Благовещенске целый рубль заплатил, —ответил Русаков.

Наличие коллекции создавало иллюзию, непорочности юноши, в подобном «греховном» деянии. Но шестнадцатилетний сорванец, уже не по годам был смекалист. Радости подростка не было предела. Не теряя времени даром, он приступил к операции по извлечению сигарет. Умело вскрыв иголкой целлофановую упаковку, Русаков аккуратно достал из неё сигареты, и тут же подменил, на кусок пенопласта, такой же формы. После чего он профессионально заклеил пачку «Рапидом» так, что без эксперта криминалиста доказать совершенную подмену было просто невозможно.

Старшеклассники, жившие в третьем городке, по вечерам собирались рядом с ГДО. За кафе «Ветерок», который на местном сленге назывался «Чпок» перед фильмом на перекур собирались пацаны. Скрывшись от глаз взрослых, они перенимали друг у друга первые опыты в курении табака.

В каждом военном городке почти все жители знали друг

– друга. Все были «свои». Не редко чужие матери кормили друзей своих чад, принимая их как родных. Поэтому закуривая сигарету приходилось прятаться от зорких глаз.

Увидев у Русакова в руках яркую пачку, с красочной картинкой девушки, держащей чашу с огнем, Крюков спросил:

– Новенький, ты куришь или раздаешь?

– Курю, – ответил Русаков.

– А что куришь, – спросил Крюк.

– «Ахтамар», —ответил Русаков.

– Угощаешь, или как…?

– Кури —мне не жалко, —ответил Русаков, и открыл пачку.

Увидев диковинные сигареты выставленные «на халяву», ребята, не могли упустить шанса «угоститься». Через минуту пачка опустела наполовину. Русаков был из той категории людей, которые не страдают приступами жадности. Когда приток желающих вкусить дым армянского табака иссяк, он с удовлетворением вздохнул, и спрятал сигареты во внутренний карман куртки.

– Ты говорят сигареты раздаешь, – сказал новый знакомый.—Меня угостишь, или ты уже прикрыл свою лавочку?

– Да, ладно —не гони! Мне курева для друзей не жалко, —сказал Русаков. Он вытащил пачку и подал Демидову. —Бери, мне не жалко, а то подумаешь, что Русаков жмот…

Виталик взял сигарету, и, прикурив, спросил:

– Ты Санчело, особо не раздавай. Завтра спроси у них закурить, тебе ни кто не даст, —сказал Виталий. —Я эту породу любителей халявы очень хорошо знаю. Эти парни, которые сшибают сигареты, как и их родители привыкли жить за чужой счет.

– Да, и хрен с ними —с меня не убудет, —ответил Русаков, ничуть не расстроившись.

– Я тут рядом живу. Мой дом третий от КПП, —сказал Виталий – минута ходьбы.

– Я возле «Ранета». Отсюда метров двести будет. Там еще этот «Майбах». Что —нибудь слышал о ставке вермахта!?

– А это, что еще за хрень такая, —спросил Виталий, затягиваясь.

– Этот сраный «Майбах» видно из нашей кухни. Говорят, что это была ставка Кейтеля – штаб сухопутных войск Вермахта. Там сейчас одни руины. Взорвали наши после войны.

– А что—то интересное там есть —можно полазить, —спросил Виталий. —На предмет трофеев… «Парабеллум» хочу себе, или «Вальтер»…

– «Парабеллум» может и не найдешь, но полазить интересно…

Не знал еще тогда Русаков и даже не мог себе представить, что вся земля Германии была сплошь забита военными артефактами. Достаточно было отъехать от гарнизона на пару километров и покопаться на местах боев, можно было найти не только «Парабеллум», но и любое другое пригодное для стрельбы оружие. В Германии оно было везде – это было эхо прошедшей войны звучащее из-под любого куста.

Как обычно в холе «Дома офицеров», в ожидании очередной премьеры фильма собралась вся молодежь гарнизона. Парни стояли отдельно, а у девчонок была своя компания.

Девушки косились на ребят, и иронично хихикали, обсуждая каждого, как на предмет шмоток, так и на присутствие интеллекта. Девушки своими подколками, старались подтрунить над парнями, иногда введя обсуждаемый объект в краску. Ребята, отбивали мастерски «атаки» и на каждую посланную шутку, находили достойный ответ.

В общем – это был какой—то импровизированный КВН, где порой судьями выступали родители офицерских чад.

Страсть к началу фильма была здесь традиционной. Ни кому не хотелось опаздывать, ибо опоздание на «Фитиль», расценивалось как покушение на устои общества. Если на афише отсутствовала надпись, что перед киносеансом будет демонстрироваться «киножурнал Фитиль», то многие ребята в кино шли без должного энтузиазма.

После фильма ребята по домам обычно не спешили. Здесь в закрытом со всех сторон гарнизоне, в кругу друзей и однокашников было безопасно и родители не испытывали никаких опасений. Парни приносили с собой магнитофоны и устраивали импровизированные дискотеки. Здесь играла музыка, а бутылка вина ходила по кругу до полного опустошения. Рядом на гранитном постаменте, словно бессменный часовой, стоял брутальный образ вождя мирового пролетариата, который стал единственной достопримечательностью, пользующийся спросом у местных фотолюбителей.

Слегка подогретые вином пацаны и девчонки, под звуки принесенной из дома аппаратуры устраивали танцы. Своими телодвижениями они заводили остальных, и уже через несколько минут публика погружалась в омут всеобщего ликования.

– А новенькие будут прописываться, или как, – кричал кто—то с лавочки. —Хоть бы рассказали, что- нибудь о себе.

Новенькие оглядывались между собой, стараясь откосить, чтобы не стать объектом дотошного изучения.

– А, что рассказывать, —спросил Русаков, беря инициативу в свои руки. —Мы же каждый день в школе видимся.

– Школа ребята – это одно, а здесь совсем другое, – сказала Ирочка Монина. —В школе мы ученики, а на улице —на улице мы мальчики и девочки. Вот к примеру у тебя Саша, есть девушка, или ты у нас еще не целованный мальчик?

– Откуда у этого тюленя девушка, —сказала недавняя знакомая. —Он вряд ли с кем—то встречался, наверное, еще с мишкой плюшевым спит, —сказала Ленка. Девчонки после её слов дружно засмеялись.

– А это барышня, не ваше дело с кем я сплю, —сказал Русаков. —Я не должен ни перед кем отчитываться. Возможно, у меня впереди большое и светлое будущее, – сказал раздраженно Русаков, еще больше возненавидев Ленку.

– Скучно с вами! Хоть бы кто анекдот рассказал свежий, —сказала девушка Ира, поправляя на переносице очки.

– Вы ребята недавно приехали из Союза —нам ведь интересно, как там без нас поживает наша необъятная и любимая Родина.

– А что Союзу сделается!? В Союзе началась полная задница. Генсеки мрут, как будто эпидемия! Горбачев объявил о борьбе с алкоголем. На Кавказке, в Крыму и Украине в Молдавии вырубают виноградники. Спиртное только с 14—00 и то в одном двух магазинах. Свадьбы комсомольские —все безалкогольные. В народе начали поговаривать, что вся эта перестройка обязательно переродится в перестрелку, – сказал Русаков слова соседа, обсуждающего с его отцом за бутылочкой «Радеберга» международную обстановку.

– А анекдот свеженький, кто может рассказать, —спросил кто-то из девчонок.

Виталий достал сигарету, закурил и выпустив дым —сказал:

– Ну, желание дамы —это желание бога! Задумал Миша Горбачев поменять гимн, герб и флаг СССР. Собрал он значит, ученых историков и говорит им: —Товарищи, пришло время нам изменить флаг, герб и гимн СССР. Хватит нам кошмарить весь мир красным цветом. Давайте отразим на нашем флаге и гербе, что—то более глазу приятное. Вот вам неделя срока. За неделю нарисуйте. Проходит неделя, а результат никакой. Ученые ничего придумать лучше герба СССР не могут. Звонит Горбачев Рональду Рейгану:

– Рональд, мы тут в СССР решили герб поменять, может ты подскажешь концепцию.

– О, Михаил—это очень просто. Поменяйте цвет флага на розовый —типа клубника со сливками, А на нем нарисуйте ангела Купидона с луком и стрелами, —сказал Рональд Рейган.

– А смысл какой —говорит Горбачев. —Я Рональд, не вижу смысла.

– Как не видишь, Горби —это так просто. Ангел Купидон – это ваш СССР после перестройки. Вооружен до зубов, а самое главное голожопый и ко всем со своей любовью пристаете.

Молодежь засмеялась. С разных сторон послышались другие анекдоты.

– А вот еще, —сказал Русаков.

Встреча в верхах, в Москве. Горбачев встречает в аэропорту Рейгана. Рональд выходит в крутом костюме, на рукавах —3 кнопки. Горбачев терпит – терпит, потом спрашивает:

– Рональд, а что это у вас за кнопки? Рейган объясняет:

– Это Горби, новейшая разработка американских инженеров. Когда мне становится жарко, я нажимаю эту кнопку. Мой костюм начинает меня охлаждать. Когда мне становится холодно, я нажимаю другую кнопку, и костюм начинает меня греть. А когда в конце рабочего дня я устаю, я нажимаю третью кнопку, и костюм мне делает массаж.

Горбачев замолчал. Через год —ответный визит. Рейган встречает в аэропорту Горбачева. Горбачев выходит из самолета, а к его спине дверь привязана.

Рональд немало изумился, спрашивает:

– О, Дорогой Майкл, а что это у тебя?

Горбачев отвечает:

– Это —новейшая разработка наших инженеров.

Когда мне становится жарко, я открываю дверь. Когда мне становится холодно, я дверь закрываю, а когда в конце рабочего дня я устаю —я ее отвязываю, —рассказал Русаков, и вновь девушки залились веселым смехом.

Долго ждать следующий анекдот не пришлось, Крюков подхватил эстафету. Он слушал до тех пор, рока не возникла пауза, которую он решил заполнить:

– Я тоже хочу рассказать анекдот: —Бог вызвал самых важных политиков текущего момента: Горбачева, Рейгана и Хонеккера. Бог выразил недовольство тем, как идут дела на Земле, и сообщил, что за это уничтожит ее. Все трое должны сообщить об этом своему населению.

– Горбачев в ЦК: Дорогие товарищи, у меня для вас две плохие новости. Первая – Бог существует!!! Вторая – гласность и перестройка не могут быть осуществлены, так как Земля погибнет.

– Рейган перед Конгрессом: Леди и джентльмены, у меня две новости, одна хорошая, одна плохая. Хорошая в том, что Бог существует!!! Плохая – что Земля погибнет.

– Хонеккер перед ЦК: Дорогие камрады! У меня две хорошие новости. Во —первых, Бог признал ГДР. Во—вторых, в ГДР завтра начинается новогодняя распродажа пиротехники. Нам плевать на конец света, и мы на новый год устроим в Европе маленький прощальный фейерверк.

– «Ура—а—а» —заверещала молодежь, хором, очнувшись от странного ступора навеянного концовкой фильма.

– Так что у нас завра распродажа, —спросил Вовка Карпов по кличке Фиделя. —Почему все молчат, и ни кто не предлагает место в очереди?

– О, проснулся, ядрен —батон, —сказал Крюков. —Магазины открывают в девять, а значит, очередь надо занять —крайний случай в семь.

– А можно поподробней, —спросил Русаков. —Мы в этом муравейнике новенькие, и что—то очень важное пропустили. Куда это вы, все завтра намыливаетесь?

Крюков положил по-дружески руку на плечо Русакову, и вкрадчивым полным таинственности голосом, сказал:

– Понимаешь Санек, послезавтра по плану всей планеты Земля намечается новый год!

– Я знаю, —ответил Русаков.

– Вся Восточная Германия уже завтра в девять ноль—ноль будет стоять в очередях в магазины, которые будут торговать праздничной пиротехникой. Всего два дня отведены государством, чтобы ты мог накупить всякого рода стреляющего, взрывающегося и летающего дерьма, которое будет взорвано в ноль часов в ноль минут нового тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– А зачем занимать так рано очередь, —спросил Демидов.– Здесь же заграница, и она нам поможет.

– А затем, чтобы успеть купить самое интересное, —ответил Крюков закуривая.—Мы будем там не одни. Не скидывай со счетов камрадов которые первые на этом празднике жизни. Они ведь тоже хотят хлеба и зрелищ. Стоять ведь придется часа два три. Так что пацаны, запасайтесь средством выживания в экстремальных условиях.

– А как бы нам приобщиться к европейской культуре, —спросил Виталий.– Мы тоже хотим зрелищ и водки…

– Очень просто, —ответил Крюк. —Находишь в карманах родителей триста марок, садишься на велосипед, и катишь в соседний Цоссен на улицу с названием «Маркетштрассе». Там на базарной площади несколько магазинов будут торговать пиротехникой. Бутерброды и кофе взять не забудь – стоять придется долго.

– Там рядом кафе, – есть сказал Фиделя.

Для вновь прибывших из Союза подобное предновогоднее мероприятие было в новинку. Каждому очень хотелось приобщиться к западной культуре, но на сегодняшний день их финансы «пели романсы», и желание стать счастливым обладателем заветной петарды, шутихи или ракеты сводились к полному нулю.

Компания молодежи в третьем городке отличалась своей многочисленностью, и многолетними устоявшимися традициями, который воспринимались как свод не писаных законов. Здесь, среди молодежи было не принято хамить, или выставлять напоказ свое внутренне эго, которое иногда пробивалось у некоторых особ из генеральских семей. Ни кто никогда не противопоставлял себя дружной «тусовке». Всякая разумная идея, подхватывалась единогласно и поддерживалась молодыми людьми до её полной реализации. Так было и в тот вечер.

Русаков и Виталий по подсказке бывалых, через бутылку сухого вина с названием «Домино», влились в эту команду. Однокашникам было неведомо, что именно с их появлением, в гарнизоне третьего городка, начнут развиваться те события, которые ждали все, кто по воле министерства обороны СССР был вынужден временно проживать на территории Германии.

В ту заветную ночь, перед продажей фейерверков, многие русские покинув теплые дома, мчались на велосипедах, автобусах, и электричках туда где открывался совсем другой мир —мир огненного новогоднего шоу. В ближайших к гарнизонам населенных пунктах восточной Германии, отстояв в очереди пару часов, можно было купить то, что в Советском Союзе было под большим запретом.

Очередь за подобными покупками занимали, с шести часов утра. Каждый хотели в первых рядах, стать обладателем заморских пиротехнических диковин. К открытию магазина, как правило, собирались длинные очереди любителей огненных зрелищ. Они шумели и гудели, словно труженики шмели на летнем лугу. Это действо, напоминало, всеобщее сума—сумасшествие двух великих наций, объеденных желанием и одной идеей, как интересней отметить новый год. Все мечтали приобрести, заветный товар, который в новогоднюю ночь будет уничтожен всего за 5 минут. В эти минуты в воздухе Германии сжигались сотни тысяч и возможно даже миллионы марок. Бывшие враги сорокалетней давности знакомились, обнимались, целовались. Не удивительно, что после празднования нового года через девять месяцев наблюдался подъем рождаемости. Смешение славянской крови, с кровью истинно «арийской расы» в те времена, приносило не только сиюминутное удовольствие, но и сочные плоды, которые так и не увидели своих отцов.