Читать книгу Поэзия Каталонии - Антология, Питер Хёг - Страница 5

Когда впервые вас я увидал,

то, благосклонным взглядом награжден,

я больше ничего не возжелал,

как вам служить – прекраснейшей из донн.

Вы, Донна, мне одна желанной стали.

Ваш милый смех и глаз лучистый свет

меня забыть заставили весь свет.

и, голосом, звенящим, как кристалл,

и прелестью бесед обворожен,

С тех самых пор я ваш навеки стал,

и ваша воля – для меня закон.

Чтоб вам почет повсюду воздавали,

лишь вы одна – похвал моих предмет.

Моей любви верней и глубже нет.

Я к вам такой любовью воспылал,

что навсегда возможности лишен

любить других. Я их порой искал,

чтоб заглушить своей печали стон,

едва, однако, в памяти вы встали,

и я, в разгар веселья и бесед,

смолкаю, думой нежною согрет.

Не позабуду, как я отдавал

перед разлукой низкий вам поклон,—

одно словцо от вас я услыхал —

и в горе был надеждой окрылен.

И вот, когда доймут меня печали,

порою радость им идет вослед.

Ужели ей положите запрет?

Снося обиду, я не унывал,

а веровал, любовью умудрен:

чем больше я страдал и тосковал,

тем больше буду вами награжден.

Да, есть отрада и в самой печали…

Когда, бывает, долго счастья нет,

уменье ждать – вот весь его секрет.

Ах, если б другом вы меня назвали!

Так затрепещет сердце вам в ответ,

что вмиг исчезнет всех страданий след.

Я сердцем таю,

забыв весь мир порой,

воображаю

вас, Донна, пред собой.

Стихи слагаю

я только вам одной,

изнемогаю,

томим своей мечтой.

Как от любви бежать?

Где б ни укрылся, глядь,

любовь уже опять

мной овладеть готова.

Отверженный сурово,

вновь стану воспевать

ваш нрав, красу и стать.

Я почитаю

любви завет святой,

не уступаю

я прихоти пустой,

о вас мечтаю,

не нужно мне другой.

И счастье знаю,

и одержим тоской.

О Донна, вам под стать

на свете не сыскать!

Так мог ли вам давать

я клятвы суеслова!

Нет, не забыть былого,

и невозможно снять

с себя любви печать.

Зачем другого

искать в чужих краях?

Блеск жемчуговый

в смеющихся устах,

груди шелковой

мерцанье при свечах —

все это снова

предстанет в светлых снах.

(Коль так я б верен был

Царю небесных сил,

меня б он в рай пустил…)

Всех донн других объятья

за ваш поклон отдать я

немедля бы решил —

так ласков он и мил.

Дня прожитого

не помню, чтоб во прах

не падал снова

пред вами я в мечтах.

Одно бы слово,

чтоб я по вас не чах!

Огня б живого,

любви у вас в очах!

Ужель за весь свой пыл

ее не заслужил?

А иначе бы жил —

немало, как собратья,

даров бы мог собрать я.

О них я не тужил:

ваш дар меня манил.

чтобы страдать я

не стал еще сильней,

чтоб мог стяжать я

награду стольких дней,

к вам шлю заклятье —

мольбу любви моей.

Пусть без изъятья

вы всех вокруг щедрей,

но, Донна, буду рад

одной лишь из наград,

она мне во сто крат

других даров дороже.

А коль желанья тоже

и вас ко мне стремят,

блаженству нет преград!

Могу ль не знать я,

кто в мире всех милей!

Могу воздать я

и славу только ей.

Лицеприятья

нет в похвале моей.

Нет вероятья,

чтоб стал я холодней.

Дары волхвов назад

я все верну подряд —

пусть только подарят

мне дар, ни с чем не схожий:

пусть, этой нежной кожи

впивая аромат,

уста мои горят!

Касаясь нежной кожи

и поцелуи множа,

о милая, чего же

уста не посулят —

и правду возвестят!

Раймон! Ну до чего же

я духом стал богат,

вкусив любви услад!

Как тот, чей взор в листве густой

приметил нежный вешний цвет,

не дрогнув перед высотой,

рву розу, коей краше нет.

Сумел Господь столь безупречной

ее красою наделить,

что подобает ей служить

смиренно в жизни быстротечной.

Весельем полон и тоской,

влюблен в очей чистейший свет,

неверной, трепетной рукой

с ланит стираю влажный след.

За это благодарный вечно,

готов любовь свою таить:

ведь тем, что надобно хранить,

не завладеет первый встречный.

За правду я стою горой,

мне лесть претит и злой навет:

весельчака сразит стрелой

любовь, и знает целый свет,

что та стрела бесчеловечно

любому может грудь пронзить,

но также к жизни пробудить

от дрёмы легкой и беспечной.

Ах, сжалилась бы надо мной,

нарушив строгости обет,

чтоб я душе моей больной

признанием убавил бед.

Ведь муки длятся бесконечно,

раз я решился полюбить

ту, что сумела всех затмить

от гор до области заречной.

В высокой башне, за стеной, —

звезда, что ярче всех комет.

Бог сотворил ее такой,

и для любого не секрет —

она прекрасней всех, конечно, —

так всякий станет говорить,

ну, разве сможет возразить

калека, зрением увечный.

Возвышен так душевный строй,

изыскан так ее привет,

что мне, ей-ей, любви другой

не нужно до скончанья лет.

Дано ей в жизни скоротечной

мир доброй волей одарить

и благолепьем усмирить

злоречья гомон бессердечный.

Сладостно-злая

грусть, что Амор мне дал,

жжет, заставляя

песней унять накал

страсти: пылая,

я б вас в объятьях сжал,

но, столь желая,

я вас лишь созерцал.

Что ж, я в ваших руках;

видя гневный их взмах,

превращаюсь я в прах,

так как верен обету;

к вам стремлюсь, будто к свету,

я, блуждая впотьмах;

вас я славлю в стихах.

Пусть, гнев являя,

Амор вас охранял,

премного зла я

из-за него приял,

радость былая

ушла, я грустен, шал:

любви желая,

от ее плачу жал.

От любви я исчах,

с вами я нежен в снах,

наяву ж – не в ладах,

напоказ всему свету.

За какую монету

Вы мой примете страх?

Ибо я вновь в бегах.

Эскиз к портрету

я набросать хотел:

улыбку эту,

стан, что строен и бел.

когда б воспету

мной, как воспеть я смел

вас, быть завету

с Богом – в раю б я пел!

Вам я служить готов

ради десятка слов;

мне дареных платков

не храню, не ищите!

Нет во мне прежней прыти,

нежных дам тщетен зов.

Мой алтарь – ваш альков.

Я рад рассвету:

едва он заалел,

любви примету

я в нем найти успел;

не вняв запрету,

я пал, лишь вас узрел;

увы, поэту

любить – один удел.

Неприветлив ваш кров,

нрав ваш тверд и суров,

я лишен всех даров:

что ж, кто может – берите!

Только мне разрешите

ждать, что дрогнет засов,

коль мой жребий таков.

Тоскою рвите

сердце мне пополам,

но в дом впустите

Амора – пусть он сам

в тайном укрытье

возведет себе храм;

слух свой склоните

к слезным моим мольбам.

Причиняя мне вред,

злом вы полните свет;

коль одну из бесед

вы б вели с прямотою,

молвив, чего я стою,

любите вы иль нет,

я б не ждал столько лет.

Я слаб в защите —

крепость без боя сдам;

милость явите —

честь будет призом вам;

знать не велите

зависти к королям:

быть в вашей свите

мне приятней, чем там.

Коль пошлете мне вслед

лишь прохладный привет,

им я буду согрет.

Ах, любви полнотою

душу мою – пустою

оставлять вам не след.

Что ни жест, то запрет!

Пусть ваш ответ – запрет,

вас считаю святою

и стремлюсь со тщетою

свой исполнить обет,

худших не чая бед.

Ах, Раймон, красотою

в рабство взят ваш сосед,

жертва ее побед.