Читать книгу Броненосец в «Потёмках». По канонам жанра: старая добрая «космическая опера» - Антон Дождиков - Страница 18

– Далась тебе она! Осталось два дня, и то бы с толком потратил! – на ходу приговаривал Феликс. И будто чуял что-то, своим шестым или седьмым чувством.

Екатерины в баре не оказалось.

Охранник-мармонит пробубнил себе в хобот что-то вроде:

– Хозяйка отлучилась по делам, когда будет – не сказывала.

На его морщинистой физиономии с большими ушами-лопухами нарисовано явное удовольствие от жизни и пренебрежение к надоедливому республиканцу и его приятелю-комиссару. Слоноподобный уткнулся в голопроектор и потерял всякий интерес к реальности, как, впрочем, свойственно работникам данной профессии.

– Ты хотя бы сетевой планетарный номер спросил! – продолжал злорадствовать Феликс. – Совсем память потерял! Гормоны в голову ударили!

– Не доставай! – бросил лейтенант. – Возможно, священник знает.

– Два раза за неделю на богомолье. Так и становятся киборгами православными!

– На чай он и тебя пригласил!

– С болтами и ржавыми гайками!

Феликс относился к моделям роботов новой формации, чей выпуск осуществляется после окончания Гражданской войны. Искусственный интеллект быстрее человеческого понимал выгоды и преимущества мирного сосуществования: кое-где между двумя государствами даже возник товарооборот и обмен информацией.

Взаимодействие осуществлялось в ограниченных количествах и с полным осознанием того, что как только патовая ситуация закончится, паритет сил будет изменен – можно и нужно брать реванш. Контакты с представителями противоположного лагеря не то чтобы поощрялись, но не приветствовались, хоть и могли служить источником дополнительных данных для обеспечения безопасности.

Робот нехотя согласился:

– Ну, пойдем! Подключимся к «святому духу» на безлимитном канале!

Эмпатия, эмоциональный интеллект считались исключительными привилегиями органических существ. Феликс, как и всякий нормальный советский робот, впитывал и изучал черты и модели поведения напарника. И как ему казалось, начинал понимать людей все больше и больше.

Человеко-машинные группы признавались крайне эффективными командами для кризисных ситуаций. Искусственный интеллект отвечал за подбор вариантов и непосредственное их выполнение, а человеческий – за определение единственно верного, правильного и эмоционально-позитивного сценария.

В восьмидесяти процентах случаев при игре по меняющимся правилам и с высокой долей неопределенности подготовленные люди обходили машину. Особенно при работе с разными расами.

Шум и крики доносились за несколько кварталов до площади Интергалактического Единства с ее временными домами-кораблями.

– Свободная любовь! Нет – ксеносексофобии! Тотальная толерантность! Долой имперских святош!.. Да здравствует гипер-пост-трансгуманизм!.. – активисты приставали к редким случайным прохожим, что-то втолковывали и заставляли подписываться под воззваниями.

Площадь между челноками оккупировало несколько тысяч манифестантов, находившихся явно в приподнятом настроении. Заводное действие, ритмичная музыка, яркие переливы красок на транслируемых голопроекторами изображениях.

На левитировавшем помосте играла инопланетная группа. Разные инструменты – ударные, струнные, синтезаторы всех мастей. Трансляция выступления велась одновременно по нескольким нейроканалам. Эмоции, чувства и порочные страсти исполнителей были доступны и открыты всем желающим.

Александр брезгливо морщился. Феликс из чувства солидарности закрыл входящий беспроводной канал.

В центр помоста выскочил безумный гитарист с инструментом в форме бластера. Тряс косматой головой с волосами-щупальцами. И после очередной зубодробильной мелодии затянул песню на староземном немецком, языке, находившемся в большом почете на планетах Конфедерации.

Посередине площади установлено несколько белых матерчатых холмов, в каждом из которых могло поместиться несколько десятков человек. Возле палаток выстраивалась очередь. Судя по мельтешению теней и выпуклостей на стенках – внутри целые группы предавались сладострастной похоти.

– О-о-о! А-а-а!

В одних частях площади манифестанты танцевали, в других общались и грелись возле импровизированных костров, употребляли дурманящие и иные психоактивные вещества, предназначавшиеся для разных рас.

Где-то неподалеку представитель средств массовой информации настраивал оборудование для съемки.

– Цок-цок! – самоходный оператор занял позицию на площади.

Неподготовленный наблюдатель видел лишь хаос и буйство толпы, синтетическую радость и накал искусственных эмоций. Человек с большим опытом и скептическим отношением к жизни мог бы точно выявить и руководителей, и заводил, тех незаметных участников в желтых одеяниях, чьими действиями координировалась вся толпа и ее отдельные группы.

– Что за нечисть! – Александр отмахнулся от надоедливых интервьюеров и зазывал, потянул за собой Феликса. Ему показалось, что у входа в храм стоит Екатерина.

– По-моему, она!

У челнока отца Бориса несколько имперских офицеров и матросов организовали импровизированную оборону. Они пытались сдержать беснующуюся толпу – словами, уговорами, несильными тычками и просто своими телами. Священник расположился на возвышении за спинами защитников. В руках держал большой крест, что еще больше раззадоривало атаковавших.

Ракообразный стронгианец, науськиваемый «госпожой» с пышными формами, буйствовал больше всех. Его щупальца несколько раз подряд с грохотом ударяли в гермоворота.

– Бумм! Бумм!

Имперцы с трудом отбивались. Они были без оружия.

Подскакивали другие демонстранты, стараясь лишний раз пнуть ворота, а то и задеть транспарантом самовольных защитников храма.

Местные полисмены важно расположились на возвышении посреди площади, изредка косо посматривали на демонстрантов. Представители власти не вмешивались, хранили натянутый нейтралитет. Оружия в их пацифистских лапах тоже не наличествовало, даже нелетального.

– Надо помочь, иначе они тут все разнесут! – лейтенант аккуратно, но умело пробивал толпу плечом, протискиваясь к челноку.

Феликс старался не отставать. В его электронных мозгах крутились странные и необъяснимые мысли. Он – вершина эволюции искусственного разума, но шел на поводу у слабого на эмоции человека, готового пожертвовать здоровьем, а возможно и жизнью, ради призрачного шанса. Да и помочь кому? Настоящему классовому врагу и олицетворению всей отсталой модели общества Империи.

Внезапно до робота достучалась простая и очевидная истина: быть человеком – значит ошибаться, поддаваться чувствам, создавать себе проблемы и с героическим упорством их преодолевать. Не цепляться за догматы и правила, а действовать: наобум, слепо, со всей страстью и энергией, повинуясь прихоти судьбы. Или не судьбы? Но чьему-то промыслу? Чьему? Ведь жизнь – тот самый великий порыв чувств, любви к миру и к людям, дающий смысл и задачи для существования.

Они почти добрались до импровизированного кольца обороняющихся, когда робот прервал размышления, почувствовав что-то неладное.

Сенсоры дальнего действия уловили небольшие, но характерные электромагнитные колебания, свойственные при зарядке полевого резонатора.

Гравидеструктор!

Возможно ли здесь такое? Оружие, стрелявшее сжатыми областями перестроенного пространства и не оставлявшее материальных следов. Малоэффективное против защищенных силовыми полями кораблей в космосе и запрещенное многочисленными галактическими конвенциями на поверхности планет.

Баллистический блок выдал направление атаки.

Робот развернулся и, поняв, что не успеет никого предупредить и спасти, отбросил Александра на несколько метров в сторону.

В следующем гигантском прыжке Феликс оттолкнул священника:

– Берегись!

Имперцы даже не успели среагировать.

– Шшшшрак!

Многотонный импульс пробил пространство насквозь.

– Ты… ты… – пыжился лейтенант и внезапно понял, что не может дышать. В легких не осталось воздуха.

Резкая ударная волна, исказившая все краски мира. Не огненной природы жар.

Защитников и демонстрантов разбросало в разные стороны остаточными гравитационными эффектами.

Основной удар пришелся в робота. Его смятое, искореженное тело лежало на пороге храма, как будто символизируя недостижимое для искусственного интеллекта блаженство бессмертной жизни.

Священника сильно посекло осколками камней и фрагментами оболочки робота. Он лежал навзничь у опоры корабля и едва дышал.

Несколько демонстрантов получили травмы разной степени тяжести, они отползали в сторону, пряча пораженные места. Стронгианец прикрыл своим телом «госпожу» – блондинку. Панцирь на его спине треснул, сочилась бурая жидкость, щупальца непроизвольно сокращались.

Человеческая женщина, придавленная ударом и немаленькой массой компаньона, жадно хватала ртом воздух. Рядом истошно кричали:

– Вааа!

Толпа продолжала буйствовать. Но от эпицентра удара быстро расходился круг панического ужаса.

Люди и нелюди бросали транспаранты и средства агитации. Они еще не понимали всей опасности происходящего.

– Что такое? Что происходит? Что случилось? – спрашивали манифестанты друг у друга.

Вспышка!

Раздались взрывы:

– Буммм! Буммм! – и в третий раз. – Бумм!

Как раз под тумбами с полицейскими.

Толпа вздрогнула. Замерла на мгновение и побежала волнами в разные стороны. Началось форменное столпотворение: разные существа метались по площади, сталкиваясь и путаясь в руках, ногах, щупальцах и хвостах друг у друга.

Вздымались клубы пыли.

Истеричный вой тысяч глоток слился в какой-то пульсирующий на обертонах рев:

– Ррррааааа!

Число жертв угрожало вырасти в геометрической прогрессии.

Кто-то догадливый из уцелевших полицейских или местной администрации запустил активатор парализующего поля.

Сначала отдельные участки толпы, потом все манифестанты попадали как подкошенные. Нервные импульсы в их телах перестали достигать конечностей.

Блондинке опять повезло: основной удар и волна осколков пришлись по обмякшей туше стронгианца. Панцирь полностью треснул, бурая жидкость брызгала во все стороны. Щупальца один раз безвольно дернулись и замерли.

Тренированный Александр держался, несмотря на слабость от контузии и дрожащие в парализующем поле руки и ноги. Встроенные в форменный костюм защитные ткани снижали воздействие нейроимпульсов. Он приподнялся и пополз к роботу.

Два имперских офицера и Екатерина занесли священника внутрь корабля. Как только они устояли на ногах?

Матросы прихватили и робота – вернее, то, что от него осталось.

Александр собрался с силами и перевалился через порог храма. Василий помог ему подняться. Внутри металлического корпуса корабля действие парализующего поля ослаблено. Республиканец уже мог более или менее твердо стоять на ногах.

Растолкав имперцев, своих невольных спасителей, Александр бросился к алтарю. На скамье напротив офицеры бережно уложили священника.

Екатерина и Василий пытались подключить Феликса к центральному кибермозгу корабля. Они перебирали кабели и разъемы, пытались активировать контур беспроводной связи.

– Что? Зачем? – севшим и охрипшим от пыли голосом спросил Александр.

Ничего не понимая, он пытался вклиниться между ними. Но Василий своим мощным корпусом преградил ему путь.

Екатерина как раз закончила подсоединять контакты, намереваясь оживить рецепторы Феликса и перезагрузить модули памяти, продублировать их на новый носитель.

Искусственные нейроны робота, миниатюрные квантовые компьютеры погибали, лишенные герметичной защитной оболочки. Охлаждающие механизмы не работали – и сверхпроводящие контуры отказывали один за другим.

Волны синусоид на экране осциллятора утихали, загорались красные огоньки. Наконец, единственный зеленый индикатор, как умирающая последняя надежда, начал желтеть. Сделался красным.

– Все… – как-то обреченно произнесла женщина:

– Не смогли! Не успели!

Василий еще раз попытался запустить прибор. На экране сканера вновь замельтешили цветные индикаторы – и утихли.

– Не успели! – подтвердил киборг:

– Скопировали основные модули… Разная кодировка… Автоматический запрет на «подселение»… Будь проклята эта война – раз мы не можем найти общение друг с другом!

Одним из последствий Гражданской войны стали жесткие протоколы оцифровки искусственных личностей. Империя не могла получить доступ к кодам и технологиям воспроизводства республиканских роботов. Ее киборги хоть и использовали одинаковую элементную базу (наследие когда-то единого государства), но тоже не способны подключаться к оппонентам как напрямую, так и через посредников.

Любые переговоры велись по старинке: посредством голосовой и видеосвязи или «скоростной морзянкой», передаваемой на расстояние лазером.

По соображениям безопасности, когда-то запретившим беспроводные сети и ограничившим применение цифровых приборов на боевых кораблях, программные оболочки двух видов разумных существ делались несовместимыми. Сохранить личность Феликса путем переноса на свободное пространство памяти кибермозга не удалось.

– Феликс… что? – Александр еще не осознал произошедшее до конца: он остался один, его товарищ мертв.

– Мы скопировали основные разделы памяти. Но теперь это всего лишь архив нечитаемой информации в несколько сотен терабайт. – Василий смотрел себе в ноги, боясь поднять взгляд. – Не спасли!

– Отец Борис?

– Оглушен. Жив, хвала Господу! И спасибо… Феликсу.

Киборг тоже с трудом сдерживал себя. В его жизни случился настоящий когнитивный диссонанс: вчерашние антагонисты, непримиримые враги пожертвовали жизнью ради спасения священника, классового врага. Он обратился к офицерам и матросам Империи:

– Отнесите батюшку на второй этаж. Там есть медицинский пункт. А нам надо разобраться с этой бесовщиной!

Ворота храма укрепили дополнительной гермозатворкой и опустили силовой экран. Несколько человек стали рассматривать окрестности через обзорные экраны.

Уцелевшие и оглушенные, раненые и погибшие лежали вповалку.

На противоположный конец площади въезжали машины экстренной помощи на гравитационных подушках.

Вой сигнальных сирен.

Следом к площади подбирались инженерные группы с техникой и кранами.

Трехгорцы быстро и со знанием дела принялись собирать уцелевших и распределять по степени полученных травм. Тележки и медицинские роботы заполонили площадь. Нетерпимые к насилию аборигены действовали молча, слаженно.

– Харламов! – такой же, как и Александр, лейтенант, но Империи, представился и протянул ему руку. – Спасибо вам! Искренне вам сочувствую.

Республиканец машинально пожал ладонь. Последствия контузии или эффекты от воздействия парализующего поля еще не прошли. Он с трудом стоял на ватных, негнущихся ногах.

Василий не унимался и развил кипучую деятельность, рассказывая и показывая, что к чему на корабле.

С корабельного терминала Харламов подключил связь с броненосцем и обстоятельно докладывал о произошедшем. Другие выходили на контакт с местной администрацией. Матросы наводили порядок внутри челнока, расставляя разбросанные близким взрывом вещи и оборудование.

Два дьячка откуда-то принесли большое белое покрывало и накрыли останки Феликса у алтаря.

Мобильный проектор видеосвязи, расположенный в налокотнике у Александра, завибрировал.

– Что у вас там происходит? По местным каналам идет какая-то полная ахинея! Столкновение с Республикой! Где Феликс? – монохромное изображение капитана «Варяга», размером не больше почтовой карточки, подпрыгивало и дрожало в такт речи.

– Феликс… он… Феликс погиб! – упавшим голосом доложил лейтенант.

– Как погиб? Опять… твои штучки, да ты у меня!.. – начал командир.

Александр взял себя в руки, перебил командира и продолжил:

– Вероятно, совершен теракт. Количество жертв неизвестно. Я на корабле Альдебаранского Патриархата.

– Святоши! Что они-то здесь делают? Теперь от трибунала я тебя не спасу!

– Взрывы на площади. В имперского священника стреляли. Задели Феликса. – Как можно проще и точнее пытался доложить лейтенант.

– Только политики нам не хватает…

На той стороне возникла пауза в несколько секунд. Капитан получал данные. Наконец, произнес:

– Твое счастье, Железнов! Вышли на связь с имперского корабля. Подтверждают, благодарят, выражают соболезнование.

– Какие будут указания?

– Оставайся на месте. От Феликса – ни на шаг. Тут на орбите собирается внушительная комиссия. Мы, имперцы, местные и даже Конфедерация, под чьей эгидой и проходил весь этот балаган. Через полчаса стартуем. Отбой!

Налокотник погас. Александр развернулся в сторону алтаря.

Дьячки перенесли останки Феликса на импровизированный помост.

Василий, как на трибуне, стоял рядом, вещал со всем своим религиозным рвением. Возможно, это была импровизированная и самая лучшая проповедь в его жизни. А может быть, просто нет рядом сдерживающего фактора – отца Бориса с его жесткой догматикой и церковной дисциплиной.

– Братия и сестры! – киборг обернулся в сторону Екатерины:

– Силы зла покусились на жизнь служителя Церкви. И истребили множество невинных душ! Религия учит нас подставлять правую щеку вместо левой, но только по отношению к недругам личным. Мы не можем ждать в безмолвии, пока расточатся и развеются враги Господа! Тем более когда мы видим явное чудо.

Три десятка пар глаз слушателей уставились на Василия. В них – немые вопросы: кто? зачем? И чины, и звания остались за стенами храма. Были только оратор и его слушатели.

Проповедник, довольный полученным вниманием, вдохновенно продолжил:

– Любовь к Богу, к Родине и семье – священна! Но более угоден Господу тот, кто возлюбит врагов и недругов пуще самого себя! Господом явлено знамение, долженствующее послужить символом прекращения смуты и раскола! Возблагодарим же Господа! Воздадим светлую память всем героям и невинным мученикам!

Василий пустился в пространное повествование о теологических причинах Смуты или Революции, о прегрешениях трех видов существ – людей, киборгов и роботов – друг против друга. Он пересыпал свою речь многочисленными цитатами из Писания, высказываниями и изречениями святых отцов Альдебаранского Патриархата.

Привычные имперцы слушали молча. Но Александра выступление стало доставать. Он только что потерял друга и товарища. Напротив стояла женщина, к которой он испытывал немалый интерес. Столкновение чувств и мыслей приводило его в полнейшее замешательство. Лишь четкий приказ: «Оставаться на месте!» держал лейтенанта в тонусе.