Читать книгу Тайна Великой Тартарии. Посох Велеса - Евгения Кретова - Страница 6

Катю внезапно окружили оглушительная тишина и темнота. Первые несколько секунд девочка стояла, безуспешно прислушиваясь – никаких звуков кроме стука собственного сердца и хлопанья собственных ресниц. Глаза понемногу стали привыкать к царившему вокруг мраку, но все равно не удавалось выхватить пространство вокруг более чем на два-три метра. Катя сделала несколько шагов в сторону. Ни гулкого эхо, ни шороха. Все звуки будто поглощались темнотой. Из этой скудной информации девочка сделала вывод, что находится в каком-то небольшом помещении. Окон не было видно, или они были плотно занавешены. Катя принюхалась. Запах дерева. Ага, значит, дом деревянный.

Ощупью она нашла стену. Та была гладкая, теплая. Не отрывая руки от стены, девочка начала исследовать периметр помещения, считая шаги: надо же было составить хоть какое-то приблизительное представление о том, где она оказалась!

Итак, от того места, где она коснулась стены, она прошла четыре шага до угла, потом еще четыре шага до следующего угла, потом еще шесть шагов, снова угол. Далее, между вторым и третьим шагом, Катя наткнулась на какую-то неровность, – видимо, дверь. И еще два шага, угол, опять шесть шагов и угол.

Ого. Прямоугольная комната. Шесть шагов на четыре шага.

Катя вернулась к тому месту, где только что нашла дверь. Девочка осторожно потрогала ее. Та оказалась, судя по шершавой поверхности, деревянная, довольно старая, и, скорее всего, не окрашена. Дверь смыкалась наверху аркой, то есть она была не прямоугольная, как мы привыкли. Наверху оказался выточен орнамент. Похоже, крупные цветы и что-то геометрическое… Овал, в нем какой-то символ, несколько крестообразных элементов, черта, снова овал… Девочка нащипала ручку в виде кольца и решительно толкнула ее.

Дверь со скрипом подалась внутрь. За ней, судя по гулкому эхо – узкое помещение. Коридор?.. Там тоже было темно, если не считать небольшого медного светильника, стоявшего на полу и отбрасывающего на темный пол тусклый бледно-желтый кружок света. Очень страшно. Девочка всегда боялась темноты, ей почему-то именно сейчас это вспомнилось. Противный, скользкий червь страха в желудке зашевелился, заговорил своим мерзким голосом «не входи». Из-за него она, помнится, не покаталась на аттракционе «Веселые горки» несколько лет назад, когда они с мамой ходили в парк аттракционов. Мама тогда ее долго уговаривала, объясняла, что там нет ничего опасного, но Катя наотрез отказалась – противный червь оказался сильнее маминых слов. Из-за него же в прошлом году она не поехала в летний лагерь для одаренных детей: она победила в олимпиаде по истории, а призом и была поездка в такой лагерь. В программе обещали интересные лекции, участие в настоящих раскопках, встречи с известными археологами. Но этот жуткий зверь внутри ее опять отговорил. Но сейчас Катя не могла поддаваться его шепоту: перед ее глазами вставало уплывающее лицо мамы, ее светлые глаза, ласковые руки. Что стоило это мерзкое чудовище по сравнению со счастьем снова быть рядом с ней!!!

Не дав противному чудовищу внутри более шанса отговорить ее, Катя взяла в руки лампу и шагнула внутрь открывшегося помещения. Она еще не понимала, что ищет, где оказалась и как отсюда выбираться.

В тусклом свете своей медной лампы, она обнаружила, что находится в длинном коридоре, по обе стороны которого, насколько хватало зрения, было множество массивных и не очень, маленьких и больших дверей. Многие из них были снабжены ручками различных форм, цветов и материалов: золотых и серебряных, костяных и круглых пуговкой, и миниатюрных рычажков, и витиеватых ручек-скобок. Но больше всего ее поразило не разнообразие дверей, и фурнитуры, а отсутствие ручек на части дверей. Она обратила внимание, что ручки отсутствуют на самых старинных, поцарапанных, с потрескавшимся лаком, дверях.

Катя проходила по таинственному коридору все дальше, чудовище внутри уже не шептало, оно клокотало внутри, и девочка старалась отвлечься от него изучением дверей, но не находила в них ничего, что бы ей подсказало выход. Все они были заперты, за ними было тихо и безлюдно. Но вот, проходя мимо одной из тех самых странных дверей без ручек и опознавательных знаков, Кате почудилось легкое движение за ней. Она остановилась, прислушалась. Показалось? Да нет, вот он, шорох, будто кто-то там, с другой стороны двери, тоже ее ощупывает. Девочка подошла ближе.

Едва она приблизилась к двери, чувство опасности усилилось, но природное любопытство все-таки пересилило, и Катя заглянула в крохотную замочную скважину. В узкую щель она увидела темное сырое помещение, похожее на камеру, каменную кладку стены, испещренную многочисленными продолговатыми царапинами. Она приблизила лицо, чтобы увеличить угол обзора, и тут же в ужасе отпрянула от нее, больно ударившись о противоположную стену: по ту сторону замочной скважины на нее уставился злобный взгляд хищных глаз. В ту же секунду девочка услышала дикий рык и мощные удары о дверь: то существо, что там было заперто, теперь явно желало выбраться. Катя поднялась и стремглав бросилась дальше по коридору, уже не обращая внимания на красоту дверей и мечтая только о том, чтобы та дверь выдержала натиск, и спрятанное за ней нечто не выбралось наружу.

Коридор казался нескончаемым. Катя пробежала по нему не одну сотню метров, но конца его как не было, так и нет.

Ей вдогонку донесся жуткий грохот – дверь все-таки не выдержала. Невольно застыв от страшной догадки, девочка остановилась и в ужасе услышала лишь собственное дыхание в навалившейся мертвой тишине. Катя затаила дыхание. Тот, кто только что вырвался на свободу, очевидно, двигался бесшумно. Или почти бесшумно. Вслушиваясь в тишину, девочка уловила едва заметное движение, неуловимый скрежет когтей по деревянному полу.

Осторожно, стараясь не издавать никаких звуков, стараясь оставаться лицом к этим все приближающимся осторожным шагам, Катя двинулась по коридору. Ее глаза, не отрываясь, следили за пустотой. Инстинкт самосохранения подсказывал немедленно погасить лампу, но девочка боялась пропустить важный знак, дверь, ради которой она и оказалась в этом жутком месте.

В глубине коридора в проблесках слабого света от Катиного светильника, девочка заметила что-то. Она с уверенностью не могла сказать, кто это – человек или зверь. Она увидела существо, двигавшееся на двух ногах, с головой, не похожей на человеческую, с телом, покрытым густой и грязной бурой шерстью. Конечно, она не могла точно сказать, что именно она увидела, но слабое освещение, страх и немного фантазии мгновенно дорисовали картину. Существо тоже заметило Катю и остановилось, не подходя ближе. Оно боялось или света, или человека.

Тут лампа в руках девочки стала гореть ярче. Существо мгновенно отреагировало на это – попятилось назад, в темноту. Катя от неожиданности тоже сделала шаг назад. Лампа стала еще ярче. Девочка подняла фонарь выше над головой, она хотела осветить как можно большее пространство. Свет загорелся еще ярче. Катя поняла, что она приближается к выходу – лампа ей дает об этом сигнал. В голове заструилась счастливая мысль, что свет таким образом ей покажет спасительную дверь.

Она быстро оглянулась. И с огромным облегчением прямо у себя за спиной заметила дверь из темного дерева со множеством мелких и крупных символов-штрихов – увеличенную копию крышки шкатулки темного дерева. Эта единственная дверь, которую она здесь узнала, и она просто обязана была стать ее спасением сейчас, когда существо в полумраке коридора все больше злилось, боясь подойти ближе к девочке.

Одним движением Катя прыгнула в сторону нужной двери, и тут же со всей силы надавила на нее, молясь лишь об одном, чтобы та была не заперта. Эта опрометчивость стоила ей дорого: светильник с грохотом упал, огненные икры разлетелись вокруг, на мгновение озарив зеленые глаза и оскаленную морду, а через мгновение коридор опустился в чернильную темноту, ни лучика света, ни блика, ни отражения. Зверь, Катя это скорее почувствовала, чем увидела, ринулся в сторону своей жертвы. Зажмурившись, девочка дернула дверь еще сильнее, та подалась, скрипнула и пропустила девочку внутрь, плотно закрыв за ней пространство коридора. Катя услышала отчаянный рык, мощный толчок в дверь с той, другой стороны, и все.

Все стихло.

***

Запах свежеиспеченного хлеба и полевых цветов. Воробьиное щебетание, совсем рядом, вдалеке – гомон птичьего двора. Откуда-то лилась красивая колыбельная.

Отчаянно прижимая к груди свертки из шкатулки, медленно-медленно Катя открыла глаза.

Большая светлая комната. Стены деревянные, из больших бревен, светлых, почти белых. Справа, за трубой с тонким узором керамических изразцов, стояла широкая деревянная кровать, со множеством перин, покрытая ярким лоскутным одеялом. Поверх него – целая гора подушек мал-мала-меньше, покрытая тонким кружевом кисеи. Рядом с кроватью расположился небольшой столик, на нем – на половину оплавившаяся свеча в серебряном подсвечнике, рядом с которой – толстая, явно древняя, книга с пожелтевшими страницами. Примерно из середины книги торчал затертый язычок алой шелковой закладки. С другой стороны кровати примостились к стене два здоровых кованых сундука, прикрытых сверху небольшими домоткаными ковриками с бахромой по краю. Слева от девочки открыто большое, все в кружеве тонкого орнамента, двустворчатое полукруглое окно, из которого и доносился шум и гам деревенской улицы. А на широком подоконнике чинно и важно устроился воробей: он чистил перышки, временами перескакивая с места на места, и, весьма довольный своим видом, чирикал во все свое воробьиное горло.

Открытые створки сделаны из маленьких цветных стеклышек, уложенных в затейливый узор. Наверно, подумалось Кате, когда окна закрыты, через эти витражи проходит разноцветный солнечный свет, и комната от этого становится яркая и праздничная. Слева, вдоль всей стены стояла широкая лавка, тоже из светлого дерева, покрытая яркими коврами и небольшими круглыми и квадратными подушками, как из восточной сказки. Некоторые подушки, Катя заметила, и вправду, были украшены толстыми по-восточному золотыми шнурами и мохнатыми кистями.

Почти посреди комнаты, перед окном расположился большой дубовый стол. За ним на лавке около окна сидела синеглазая девочка лет пятнадцати в длинной, чуть расширенной от груди, льняной рубахе с сине-голубой вышивкой по краю рукавов и подола. Длинный синий пояс тонкой пестрой змейкой свисал до пола. А на шее красовалась тоненькая нитка бус из бирюзы. Лоб прикрывал неширокая, сантиметров пяти, вышитая геометрическим орнаментом лента, а в светло-русую косу до колен вплетена голубая атласная лента. Девочка круглыми от удивления глазами уставилась на Катю, а чуть пухлые губки раскрылись в немом крике.

– Маааа! – хрипло крикнула она, и подобрала под себя ноги в туфельках из тонкой кожи с загнутыми вверх носками.

– Не кричи! – строго приказала Катя. Но девочка только еще громче заверещала. – Ты кто? – спросила она ее, чтобы как-то поддержать беседу и успокоить.

– Я Ярушка, Ярослава то есть. – Поправилась девочка, все еще во все глаза разглядывая Катю. Она, конечно, старалась быть вежливой, хотя и испуг не прошел. – А ты кто?

– Я Катя, – тоже представилась Катя. И тут только она окончательно поняла изумление новой знакомой: все еще прижимая к груди три свертка из шкатулки, она стояла ногами в большом сундуке темного дерева. Сундук был глубокий, доходил Кате до колен, и, слава Богу, пустой, уж очень не хотелось помять чужие вещи. «Ага, – подумала Катя, – у меня шкатулка, у этой девочки сундук. Видно они как-то связаны».

Тем временем девочка немного освоилась, распрямила плечи, села ровнее на лавке.

– А ты почто забралась в бабушкин сундук? – шепотом спросила девочка.

– Можно я сяду? – вместо ответа спросила Катя, синеглазая кивнула в ответ. Но Катя не успела сделать и шагу – дверь в горницу распахнулась, и на пороге появилась высокая румяная женщина лет тридцати-тридцати пяти, в темно синем длинном многослойном одеянии: вышитая красной нитью по краю рукава и швам льняная рубаха, поверху которой одета цветная кофта да широкая темная юбка, длиной чуть короче рубахи, отчего скромная вышивка по подолу рубахи не закрывалась верхней одеждой. На талии красовался длинный пояс с многочисленными узелками и вплетенными в него камушками. Голову молодой красавицы покрывал платок, повязанный вокруг шеи.

– Ты что кри… – она осеклась, увидев Катю в сундуке, и, икнув, закончила, – чишь. Катя замерла. Женщина шумно выдохнула, оперлась спиной о стену. – Ах, вот оно что, – только и вымолвила она, и тут же скрылась за дверью.

Катя слышала, как быстро женщина спустилась по лестнице. Она еще постояла немного, прислушиваясь к шуму удаляющихся каблуков, потом вылезла из сундука, прошла к столу и села на лавку напротив Ярославы. Та с нескрываемым удивлением и даже ужасом разглядывала Катю и ее одежду: лохматые после всех «путешествий» куцые хвостики, домашний, вытянутый в локтях голубой свитер, серые джинсы, бежевые туфельки без каблука, но ничего не сказала, видно ждала ответа на более важный для нее вопрос. – Я сама толком ничего не понимаю. Я даже не понимаю, где я сейчас нахожусь.

Ярослава шумно сглотнула:

– Тавда-град, – моргнув ответила та.

Теперь пришла очередь Кати удивляться:

– Я о таком не слышала… Где это?

– Как где? На Руси, семь дней пути до Тобольска, – разъяснила Ярушка, моргнув синими как васильки глазами.

– А день какой сегодня?

– 18 июня 7095 года от сотворения мира1, – пояснила Ярослава, увидев, как округлились глаза собеседницы.– Ты чего?

– К-как 18 июня? – Катя аж икнула от неожиданности. – Какого года, повтори?

– 18 июня 7095 года от сотворения мира, – медленно, по слогам повторила та. – Да в чем дело-то?! – воскликнула Ярушка, теряя терпение.– Ты сама-то откуда? Как в сундук забралась? Как в горнице моей оказалась?!

Катя понимала все меньше. Эх, жаль, что она не нашла письма, о котором ей говорила мама, может, там все объяснялось, а, может, она вообще не туда забралась и теперь никогда не найдет свою маму. От этой мысли у нее колючий комок подкатил к горлу, а на глаза от страха накатили слезы. И она расплакалась бы, если б не смешная девчонка, окончательно осмелев, теребила ее за рукав свитера.

– Эй, ты чего?! Не реви!!! Мы беду исправим! Вишь, мамонька моя куда-то убежала, тебя увидев, да не вернулась еще! Ты хоть что-то скажи, что молчишь как немая!

– А что я могу сказать, Ярослава, так ведь тебя зовут? Я ушла из дома примерно час назад, думая, что сейчас 18 декабря 2015 года, или 7523 года, если по-вашему. У меня пропала мама, прям растаяла на глазах… и единственная зацепка ее вернуть – письмо в шкатулке из темного дерева, но я его не нашла из-за трех придурков, которые ворвались к нам в квартиру и хотели найти какой-то посох, а когда не нашли его, то решили меня убить, а я прыгнула в шкатулку, а там зверюга, я бежать, там эта дверь, я в нее, а тут тыыыы! – и Катя заревела в голос. Второй раз за вечер. Эх! Плохая статистика!

Когда в комнату снова вбежала та же румяная женщина, Катя успела немного успокоиться. Женщина на мгновение замедлила шаг, перевела дыхание, потом решительно вошла, но остановилась в торце стола, как раз между Ярославой и самой Катей. За ней проскользнула тонкой тенью пожилая женщина в темном платке. Старушка быстро добежала до сундука, из которого только что вылезла Катя, посмотрела его внутренности, потом захлопнула, и начала осматривать замок (оказывается, он был выломан, и Катя решила, что это она сломала замок, когда ломилась из коридора), даже попробовала его на язык.

Все это время девочка сидела с открытым ртом. Она ожидала, что мама Ярославы, вернувшись, начнет ее ругать или вовсе прогонит, но чтобы основной интерес вызвал сундук, да еще у такой странноватой старушки… Нет, этого она не ожидала. Тем временем старушка закончила обследование сундука, уселась на него и внимательно уставилась на Катю.

– Здравствуйте, – вежливо прошептала та, во все глаза разглядывая вошедших.

Некоторое время все молчали. Первой заговорила старушка:

– Дитятко мое, сказывай все с самого начала теперь для нас с Ефросиньей, – она кивнула на женщину в синем сарафане. – Только, милая, не торопись, все в подробности сказывай, ничего не забудь. – Она помолчала, потом выразительно подняла крючковатый палец с длинным ногтем, скрюченным и пожелтевшим, и добавила: – И ОСОБЕННО сказывай про шкатулку да про ход тайный.

Катя удивилась, про «ход тайный» – коридор, наверное, она ничего не говорила, а про шкатулку они слышать ничего не могли, не было Ефросиньи и старушки этой, в этот момент в светелке, за это она и поклясться могла. Но спорить не стала. Больно старушка деловитая была. На бабу Ягу из сказки похожая.

Ну, раз, старушку больше всего этот коридор интересовал, с него Катя и начала. Она его подробно описала, и про двери с разными ручками не забыла, и про те, что вовсе без ручек. Она сомневалась, стоит ли рассказывать о чудище, но решила, что надо, умалчивать о нем не станет. А как про него заговорила, то старушка аж руками всплеснула:

– Вот поразит окаянный! – воскликнула она. Но от дальнейших пояснений отказалась и велела Кате дальше «повествовать».

Катя рассказала, как заболела мама, как появилась странная кошка, потом стала рассказывать как мама растаяла. Здесь ее прервала старушка:

– А как растаяла: как утренний туман али как вечерняя зорька?

Катя с трудом могла представить как тает вечерняя зорька, но подумала и сказала, что как утренний туман.

– Только, – пояснила она, – туман просто тает, а мама светилась, и будто в свет превратилась. Вот.

Старушка задумчиво хмыкнула, и велела продолжать дальше. Катя начала рассказывать про шкатулку темного дерева и ее содержимое. Тут старушка ее замучила вопросами типа: а замочек какой – закорючкой али бубликом, а черточек справа на крышке сколько было – семь али «шышнатцать», а были ли чешуйки («Нет, не было»), а камешки самоцветные («Тоже – нет»)? С содержимым свертков оказалось проще. Катя только сказала, что она успела их захватить, как старушка почти бегом к ней бросилась, и устроилась рядом. Но девочка медлила. В самом деле, кто они? Вдруг, это ловушка? Ну, ладно, пусть и не ловушка, но с чего она перед ними распинается в подробностях произошедшего, с чего она взяла, что они ей помогут.

Ее сомнение не могло ускользнуть от внимания цепких глаз. Ефросинья, которая все это время молча слушала рассказ девочки, тихо к ней подошла и положила мягкую и легкую как перышко руку на плечо:

– Не опасайся, милая, – ее голос оказался мягким и теплым, – еще несколько вопросов, и ты получишь больше ответов, чем думаешь. Матушка моя, – она кивнула в сторону старушки, – давно гостей из того сундука ждет, уж поверь.

Катя, поколебавшись еще минуту, достала из рукава свитера три свертка. Медленно, дрожащими пальцами, разложила их перед хозяевами так, как доставала их из шкатулки: в начале мешочек, потом большой сверток, за ним – маленький. Искоса она глянула на старушку. Та с удивлением смотрела на мешочек. Девочка тем временем стала раскрывать свертки один за другим. Когда она открыла сверток с камнем, тот полыхнул в лучах солнца алым цветом, хотя Катя точно помнила, что дома он был синий, яркого василькового цвета. Сломанная игла ее ничем не удивила, как был потемневший от времени бронзовый обломок, так и остался. Ефросинья и Ярослава смотрели на разложенные на столе вещицы. Старушка все молчала и молчала. Думала. Катя ждала.

Тут старушка глянула на Ярославу, да так, что та аж подскочила со скамьи, будто ее кипятком ошпарили.

– А ну-ка, внучка, затвори-ка ставенки, да закрой так, чтоб ни одна живая душа не увидела – не услышала. Посмотрю заодно, чему тебя Стар научил…

При этих словах Ярушка сразу как то изменилась, повзрослела. Она вскочила на лавку, обернулась к окну да как начала что-то тихо шептать, а руки у нее словно птицы то взлетали вверх, то замирали, то падали камнем вниз, то волной шли вдоль горизонта. Катя прислушалась.

– Приди морок темный, – шептала Ярослава, – приходи на помощь в час дневной, солнечный, закрой окна вечером, затвори ставни полуночью, унеси прочь голоса да звуки, да спрячь до поры до времени под тяжел камень на дне моря-окияна.

Катя почувствовала как уплотнилось и ожило пространство вокруг. Яркие цвета лоскутного одеяла стали смазываться и таять, а звуки, только что доносившиеся со двора, теряли свою четкость. И пока Ярушка говорила, повторяя раз за разом одни и те же слова, из пальцев ее тек тонкими струйками серый дымок и застилал окно, словно занавесом, медленно полз по стенам светелки, карабкался к потолку и устилал ковром дощатый пол. И чем дольше девочка нашептывала те слова, тем плотнее становился серый дымок, постепенно сгущаясь, уплотняясь.

В светелке стало темно и тихо как в беззвездную ночь. Катя слышала биение своего сердца и шелест неровного дыхания. Через мгновение она почувствовала рядом с собой движение. Это старушка повела рукой, и на столе появилась толстая восковая свеча. Повела рукой еще раз, несмелый огонек сверкнул на фитильке. Свет от свечи небольшим кружком лег на стол, мягко освещая лица собравшихся женщин.

Катя с ужасом огляделась вокруг. Комната преобразилась. За их спинами стеной стояли мгла и тишина. Темный туман плотным и живым покрывалом струился по стенам, сделав невидимыми дверь и окно, тонким шелковым ковром застилал пол. Он клубился, переливался всеми оттенками серого цвета, местами становясь белым как пепел, а местами угольно-черным. Казалось, этот колдовской туман съедал все цвета и звуки, оставляя лишь обезличенный серый.

– Ну что ж, внучка, знатная работа, – казалось старуха была удовлетворена тем, что наделала внучка.

– Вы, что, колдунья? – Катя не могла поверить своим глазам.

– Да нет, внучка, – улыбнулась старушка и любовно посмотрела на Ярославу. – Колдуньей у нас Ярушка будет, когда вырастет и выучится. А я просто ведьма. Могиней меня все величают.

При этих словах Катя так и ахнула.