Читать книгу Революция для своих. Постиндустриальная Утопия - Григорий Луговский - Страница 23

Часть 1. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
1.3. Два плюс три. Человек в философии ХХ века
1.3.2. Три течения. Аристократизм, экзистенциализм и гуманизм

Оглавление

Три важнейших направления социальной философии, определяющих современные представления о человеке, выкристаллизовались в ХХ веке. Почему я не говорю о философских концепциях человека, возникших гораздо раньше? Потому что ни одно из них не пропало, а нашло свое воплощение в идеях мыслителей ХХ века.

Первое, довольно условное направление можно назвать аристократизмом. Его начали формировать еще Ницше, а отчасти Штирнер и Шопенгауэр, он воплощен в работах Ортеги-и-Гассета, Юнгера, Бердяева, Хайдеггера. Радикальные формы аристократизма вылились в традиционализм Генона и Эволы. По большей части эти философы относятся к «знающим истину», то есть просвещенцам. Хотя Ницше и Штирнер своим языком говорят о том, что развили и повторили через сто лет Юнг и экзистенциалисты – о проблеме самостановящейся личности (она же – сверхчеловек в интерпретации Ницше, или шаман – в моей).

Важная идея, сформулированная представителями аристократизма, выражена в понятии «восстание масс». Это явление имело место и в прежние эпохи, но не в таких масштабах. Если прежде приход масс в историю совершался небольшими волнами, вроде Великой французской революции, то с началом индустриальной эры массы стали основой общества. Поэтому один из вопросов, поставленных в ХХ веке – кто, или что является в большей степени субъектом: индивид, или группа? Большевизм и фашизм показали миру угрожающее лицо массового человека, подчиненного групповой идее.

Об угрозе восстания масс предупреждал еще Ницше. У него приход масс в историю связан с идеей ресентимента. «Тогда как благородный человек живет в доверии и открытости по отношению к себе, человек ressentiment лишен всякой откровенности, наивности, честности и прямоты к самому себе. Его душа косит; его дух любит укрытия, тайные пути и задние двери; все скрытое привлекает его как его мир, его безопасность, его свежесть; он умеет молчать, забывать, выжидать, самоуничижаться и смиряться» («К генеалогии морали»). По Ницше, ресентимент (или «мстительность») становится моралью бывших рабов и порождает новые ценности.

Что отличает представителей массы? Разрушение традиционных, вековых социальных институтов, совершенное промышленной революцией, привело к освобождению миллионов людей от уз общины, рода, а часто и семьи. Эти люди сливались в общество без структуры, без смыслов и целей. Человек в массе – безликая единица, свободная и чужая в океане безразличия, а то и агрессивной враждебности, ведь люди массы приехали в города за лучшей жизнью, что неизбежно влекло рост конкуренции. За ней следуют депрессии, неврозы и новые, массовые лекарства от скуки и страхов – кино, спортивные зрелища.

Массы пришли не только в экономику, но и в культуру, и политику. Если раньше эти люди являлись носителями традиционного доиндустриального уклада, мало менявшегося на протяжении тысячелетий, теперь их образ жизни кардинально и быстро изменился, что не могло не вызвать шок – для каждого отдельно и для общества в целом. Две мировых войны – результат переживания этого шока. Люди, раньше жившие вне истории (сфера исторических деяний в доиндустриальную эпоху целиком принадлежала аристократии, элите), вдруг, практически за одно поколение были вброшены в новые экономические и социальные реалии, где формировалась новая культура, а пропаганда (тоже массовая) предлагала в качестве вариантов выбора себя, своего исторического бытия национальное, либо классовое сознание.

Не будучи сознательно ни классовыми, ни национальными, люди массы принимали эти навязанные идеи некритически, а так, как было им привычно – мифологически, как авторитетное мнение. Ведь все сознательное формируется в процессе работы свободного критического мышления, имеющего доступ к разной информации, широко образованного. В условиях массового общества СМИ и пропаганда заменяли образование, либо, что еще хуже, массовое же образование тоже становилось орудием пропаганды, окучивающим неокрепшие умы уже с детства. Грамотность росла революционными темпами, но широта и глубина образования была далека от уровня, сформированного старыми школами и университетами. Индустриальное общество нуждалось в грамотных, но ограниченных в знаниях и пытливости ума рабочих.

Характерно, что проблема «восстания масс» в первую очередь затронула страны, где революционными темпами проходила индустриализация, отставшие в этом от передовых государств, где индустриальная революция началась раньше, проходила дольше, а потому имела характер не столь революционный и трагический. Основные авторы, рефлексировавшие на тему массового сознания – испанец Ортега-и-Гассет, русский Бердяев, немец Юнгер. То есть представители стран, вступивших на путь индустриализации позднее Англии, Франции и США.

***

Вторым важным направлением гуманитарной мысли ХХ века стал экзистенциализм, который развивался в ключе идей Возрождения. Острие интереса экзистенциалистов направлено на человека, а их лозунгом могло бы вполне служить античное изречение «Познай самого себя».

Экзистенциалисты глубоко переживают «смерть бога», то есть кризис традиционных ценностей, но принимают это, объявляя само бытие абсурдным. Характерная черта экзистенциалистов – рассмотрение бытия, человеческого существования как проблемы выбора, вечной загадки, которую каждый разрешает для себя сам. Хотя и не может вполне разрешить до самого смертного часа. Тема абсурда бытия в экзистенциализме находит ответ в форме свободы человека творить свои смыслы самостоятельно. Что, однако, не лишает всеобщее бытие бессмысленности.

В экзистенциализме есть элемент стоического мужества, экзистенциалисты слишком углублены в психологию, не особенно уделяя внимание социальному бытию. Для них социальное лишь совокупность многих экзистенций, психологий, а как они находят общий язык, по каким законам происходит их взаимодействие – эта проблема ускользает от внимания экзистенциалистов. Характерно, что большинство экзистенциалистов были французами и социалистами. Это такое своеобразно французское прочтение левой идеи, которая в немецком марксизме и его российском варианте была исключительно коммунитарной, социальной. Французской философской мысли всегда был характерен крен в иррациональное, поэтому экзистенциализм, ответ в форме вечного вопроса – сугубо французский вариант культурной реакции на вызовы эпохи. И тема масс проходит для них мимо, потому что для французского общества, традиционно мелкобуржуазного, она оказалась не столь актуальной. По крайней мере, в ХХ веке, когда Франция еще не превратилась в плацдарм для массового нашествия обитателей бывших колоний. Именно наличие колоний служило той социально-экономической подушкой, которая смягчала восстание масс во Франции или Британии. Но такой подушки не имели межвоенные Германия, Испания, Италия, СССР.

Тем не менее, экзистенциализм обрел мировую известность и популярность. Главным образом благодаря изящной литературности, с которой излагали свои взгляды Камю и Сартра, более известные именно как писатели, эссеисты, а не философы. Интересно, что если французские экзистенциалисты были социалистами, то немецкие – Хайдеггер, Ясперс – придерживались консервативных взглядов. Это свидетельствует, что экзистенциализм не стал основательным философским направлением, не выразил себя ни в какой социальной программе.

***

Третьим философским направлением ХХ века, ставшим мейнстримом после Второй мировой, следует считать гуманизм. Представители гуманизма по большей части – выходцы из шинели Фрейда или Маркса, как, например, фрейдомарксист Фромм. Часто это были беженцы из Европы в Америку, остро переживавшие европейское наступление реакции как в форме нацизма, так и большевизма. Новой землей обетованной для гуманистов стали США. Именно ценности гуманистической философии активно проповедуются в американской культуре второй половины ХХ века. Идеи равенства, толерантности, верховенства прав и свобод личности стали основой как для формирования политики объединенной Европы, так и основной программой политических партий (особенно демократической) в США.

Весь послевоенный мир был выстроен на основе гуманистического прочтения идей, сформированных в философии Канта, Маркса, а отчасти Фрейда и Гегеля. Если угодно, гегельянством (доминирующим духом, не терпящим конкурентов) послевоенного мира, глобального либерального проекта стал гуманизм. Это идея, принадлежащая к просвещенческой парадигме, но при этом многие гуманисты оставались «людьми Возрождения», находя в нем нишу для реализации своих идей, поскольку толерантность и приоритет человеческой свободы – важные элементы гуманизма. Таким образом гуманизм пытается соединить возможности Возрождения и Просвещения.

Власть идеалов гуманизма остается до сих пор практически безраздельной. Тот же экзистенциализм, если верить Сартру, тоже есть гуманизм, а в СССР не уставали повторять о социалистическом гуманизме, о самом гуманном строе и т. п. В какой-то мере идеи гуманизма затерлись и померкли ввиду того, что ими вооружились лицемеры, что декларации о равенстве и свободе упираются в очевидные факты неравенства и несвободы. Но все это можно было бы рассматривать как болезни роста развивающегося гуманизма, которому еще не все народы и страны воздали должное, а потому и не могут воспользоваться всеми благами этой идеи. То есть кто-то еще просто исторически не дорос до полного гуманизма, а потому нужно распространять эту идею, отправлять везде проповедников гуманизма как когда-то миссионеры несли свет христианства всем народам.

Хорошо бы, если бы это была единственная проблема гуманизма, и все конфликты современного мира можно было списать на неравенство социально-экономического положения разных обществ. Но глубинная проблема гуманизма – в недопонимании природы самого человека. Поставленный на вершину человек не является ни идеалом, ни даже законченным фактом. Человек – это всегда проблема. Что прекрасно понимали экзистенциалисты. Сам же гуманизм не предлагает человеку ничего, кроме его собственного отражения. Притом, это отражение довольно абстрактного человека, который все так же исполнен сомнений, проблем, вопросов. Если фашизм и большевизм возносили на пьедестал некоего идеального человека, к воплощению которого следует стремиться, то гуманизм объявляет идеалом человека вообще. С одной стороны, это очень позитивная и добрая концепция, с другой же – человек оказывается лишенным целей и смыслов.

Как считает кинорежиссер Ларс фон Триер, «…в основе гуманизма лежит наивность. Хотя я все еще считаю, что гуманизм – подходящая база для всякого человеческого общежития на этой земле. Но в гуманизме много придуманного. Сама идея, что человек печется о благе ближнего своего, глубоко наивна». Мы до сих пор имеем смутные ответы на главнейшие вопросы о человеке, слабо понимаем природу возникновения нашего сознания, генезис культуры. Наша психика остается по большей части черным ящиком, содержимое которого можно толковать, исходя из той или иной концепции. Не поняв природы человека, взяв его со всеми проблемами и сомнениями, невозможно сделать из него исполина – существо, способное на свершения, на движение вперед. Тем более что гуманизм никаких внятных перспектив и не обозначил, кроме самого себя. В духе христианства – пока не будет проповедано Евангелие среди всех народов, не наступит царство божие на земле. Эту стратегию можно озаглавить «любите друг друга, иначе вам не поздоровится», или «учитесь, учитесь и учитесь – этот путь приведет всех к благодати и процветанию». Стоит только, по мнению гуманистов, насадить везде эту идею, ввести демократию, дать свободы, как человечество расцветет.

Данная теория видится слишком сомнительной и утопичной. Прежде всего, по причине, что нет ответа на вопрос: что будет делать потом этот сомневающийся и слабый человек, даже если его будет окружать изобилие и техногенный рай, в котором больше не потребуется трудиться и ощущать страх? И все ли источники человеческих страхов учтены гуманистами?

Еще одно родимое пятно гуманизма – он вырывает человека из царства природы, из космоса как гармонического бытия, в котором все взаимосвязано. У этой идеи явно видны христианские и авраамические корни. Но если религиозное мировоззрение исходит из божественной природы человека как венца творения, то из чего исходят гуманисты? Ответ завис, ибо часть гуманистов остается вполне последовательными носителями религиозного сознания, а другие считают себя атеистами либо агностиками и верят в науку. Наука же на сей счет пока молчит. Либо, присматриваясь под микроскопом к человеческой природе, не видит большой разницы между нами и животными.

Гуманисты игнорируют, либо вовсе считают неверной мысль о врожденных способностях человека. Для них важно утверждение равенства людей. Им не важно, что возможно только юридическое равенство, касающееся правил жизни в обществе. А то, что мы рождаемся с разным полом, разными физическими параметрами, разными характерами (вряд ли кто-то станет спорить, что даже у маленьких детей есть индивидуальность и свой характер, как есть он и у всех высших животных) – эти аспекты гуманисты обходят стороной.

В политическом отношении гуманистов можно соотнести с левыми, аристократистов с правыми, а экзистенциалистов с условными центристами. Если гуманисты говорят «нужно идти налево», аристократисты утверждают, что нужно двигаться направо, то экзистенциалисты считают, что надо постоять на месте, вслушаться в себя внимательней, разобраться с собственными желаниями и целями. И уже на основе этих выводов выбирать, куда сделать следующий шаг. Но, сделав этот шаг, следует опять вслушаться в себя, оценить изменения и делать следующий шаг на основе такого разумного выбора. В итоге центристская стратегия, если бы какое-то общество ей действительно последовало, превратило его движение в медленный причудливый танец. Это роскошное решение, но как все идеальное оно осуществимо лишь вне реалий бытия, где ни одно общество не может быть «сферическим в вакууме». Хотя раньше, когда людям и государствам не было так тесно в мире, часто именно так и было.

***

Пожалуй, так выглядит панорама философских концепций за последний век. Остальные философские школы либо существовали до того и не добавили ничего нового к наследию своих кумиров, либо не интересуются человеком, углубляясь в вопросы мироустройства, функционирования языка, сознания. Проблема субъекта в этих философий не выделена – он представляется клубком проблем разной природы (культурной, физической, когнитивной и др.). Что касается концепций человека, актуальных в современную эпоху, их мы рассмотрим в последней части книги.

Революция для своих. Постиндустриальная Утопия

Подняться наверх