Читать книгу Бороться и искать - Наталья Юрай - Страница 4

Вода была почти ледяной – конец мая, только-только из глубоких оврагов стаял снег, но Меньша купал коня. Оглаживал широкие бока, промывал гриву и хвост, перебирал жёсткие пряди руками. Его жеребец одним из первых вернулся к хозяину после той позорной ночи на постоялом дворе. Меньшу передернуло, но он тут же начал напевать непристойную песенку, что была в ходу этой весной: про бабу, что скирдовала сено.

На берегу толпились прачки, раздавались взрывы игривого смеха. Девушки завлекали молодца, но он глаз не отводил от своего вороного. Обнажённое по пояс мужское тело заставляло женские сердца трепетать: ни жиринки лишней, все складно да ладно. И девиц, забросивших стирку, мог бы понять даже мужчина: таким совершенством не грех полюбоваться.

Меньша гордился популярностью у противоположного пола. Кудрявый блондин с ярко-синими глазами разбил немало сердец, но больше одной-двух ночей не задерживался ни с кем. В дружине он был первым ходоком по женской части, и его товарищи нередко подшучивали над любвеобильным другом. Но насмешки над Меньшей имели свои границы. Он никогда не позволял себе ни словом намекнуть, чьи уста целовал. Ни имён, ни сословий. И за эту деликатность, хотя слова такого дружинники и не знали, парня уважали.

Мокрые штаны облепили сильные ноги, Меньша вскочил на коня и, поднимая стены холодных брызг, выехал на берег. Девушки примолкли и долго еще приходили в себя, пока молодой воин князя не скрылся из виду.

– Ох, не бейся сердечко-о-о! – затянула одна из прачек высоким красивым голосом.

– Ох не бейся ретивое-е-е! – подхватили её товарки, и песня о девичьих страданиях понеслась над водой.

Чуть поодаль от них, выше по берегу, за густыми кустами ракиты жадно пил чёрный пёс. Он оббегал весь город и нашёл, что искал. Ту, что искал. Почти волчья на вид морда поднялась от воды и замерла – пели прачки и вправду очень красиво. Рогволд завыл во всю мощь собачьих связок и лёгких, и пение замолкло, а вскоре раздались и испуганные вскрики. Пёс осклабился, что означало злорадную улыбку, и побежал по берегу до того места, где старые сосны с подмытыми паводком корнями образовывали что-то вроде зелёной арки. Нужно было поохотиться.

Раскрасневшийся Ватута оторвался от ковша с ледяным квасом, утер густые усы рукавом и продолжал:

– Так вот я и думаю, братцы, а не тот ли это терем, где воры и прячут княжну нашу?

Фёдор уже в который раз отмерил ровно двадцать шагов из угла в угол. Ему уже начало казаться, что он не найдет Всемилу никогда. Но Ватута был опытным следопытом и слов на ветер не бросал, значит, приметы верные.

– Собираемся! – скомандовал сотник, и его воины без лишних разговоров принялись оправляться, проверять оружие, заворачивать в тряпицы снедь и Любавины снадобья. Кто знает, чем обернётся очередной скорый поход.

Меньша успел вовремя. Заскочил в горницу, по традиции стукнувшись лбом о притолоку, и оказался лицом к лицу с Фёдором. Они были одного роста, одного физического типа. Только Меньше ещё предстояло заматереть, а Фёдор уже являл собой истинный расцвет мужественности.

– Едем?

– Едем, Меньша. Ватута разведал одно местечко. По всему сходится, что Всемилу там держат.

Меньша метнулся к одной из лавок, выхватил из кучи своих вещей тонкую кольчугу, перевязь с мечом и ту самую страшную булаву, которой Фёдор отбивался на постоялом дворе.

Мужчины вышли вместе, торопясь к конюшне. Предстояло несколько часов провести в дороге, и времени терять не стоило.

Княгиня Мэрит, стоявшая на крыльце, проводила двух богатырей взглядом. На её родине такие воины заплетали бороды в косы и скрепляли их железными кольцами. На её родине девочку могли бросить в море во славу богов, а мальчика – никогда. Поэтому мать с детства говорила ей: “Мэрит, будь сильной, будь не хуже мужчин, будь умнее их. Слабость – это смерть!”

Когда вдовый князь Могута увидел ее на ярмарке в Новгороде, куда северяне привезли меха, моржовые клыки и вяленую рыбу, Мэрит решила во что бы то ни стало остаться с ним. Ей тогда только минуло четырнадцать. Рослая, ладная, с косами цвета выгоревшей на солнце льняной пряжи, она очаровывала каждым движением и горделивой осанкой. Конунг, имевший двенадцать детей, среди которых было лишь четверо сыновей, долго не раздумывал. Свадьба была скорой, обмен подарками щедрым, а брачная ночь Мэрит – бесконечно изматывающей. С тех пор минуло тринадцать лет. Они не смогли сохранить троих нерождённых детей, а после и вовсе потеряли надежду.

Княгиню скоро будут звать старухой – 27 лет, но она все пробовала и пробовала снадобья да заговоры. Её бабка отсчитала семьдесят зим, пережила четверых детей; боги не оставят дочь Севера и её дитя, если оно появится на свет. Старая знахарка присоветовала возлечь с другим мужчиной, раз семя князя не даёт всходов. Мэрит горячо любила мужа, но начала приглядываться к боярам да воинам, за что ночами ругала себя и плакала, закусив уголок подушки с гагачьим пухом.

Однажды Фёдор поймал этот её взгляд и с тех пор стал обходить стороной, как волк охотничью петлю.

Росла и хорошела, но уже начала засиживаться в невестах Всемила, которая могла принести отцу не только союз с сильным княжеством, но и наследника-внука. Эта девочка все больше раздражала Мэрит, выступая живым укором женской несостоятельности княгини. Раз первая жена понесла и родила нормальное дитя, стало быть, вина за отсутствие наследника на второй супруге Могуты.

Князь обедал, кидая говяжьи мослы гончим псам. Он был хмелён и раздражителен, что случалось всё чаще. Мэрит присела на подлокотник, уткнулась губами в поседевшую макушку. Могута откинулся на спинку и жирными руками притянул жену на колени.

– Что, ладушка, жалко тебе меня, да? Жалко! Жалкий аки смерд бесприютный. Старый смерд. Каково тебе с таким жить, а? Противно? Вот пойдем по миру и будем как эти собаки помои слизывать. Останешься тогда ты со мной, будешь верна обетам свадебным? – Могута с силой оттолкнул от себя блюдо с мясом, на грохот приоткрылась дверь и тут же захлопнулась – слуги знали своё место.

– Дружина выехала. – Мэрит хорошо выучила чужой язык, но полностью искоренить акцент так и не смогла.

– В который уже раз? – князь отхлебнул из серебряного кубка. – Всё без толку!

– Фёдор не предупредил тебя, и …

– Довольно! – рявкнул князь, и больно схватил жену за подбородок. – Не цепляй моих людей! Сотник знает, что делает, на то сотником и поставлен.

Терем был старый, вокруг доживали свой век яблони и вишни, бревенчатый частокол большей частью лежал на земле. Когда-то здесь проводила лето княжеская семья, но после смерти молодой княгини дом забросили и оставили тихо гнить. Дружинники спешились у дальней рощи и шли к месту, таясь от случайных взглядов. Сейчас они обходили терем, занимая позиции. Входная дверь неожиданно оказалась крепко запертой изнутри. Меньша, как самый ловкий и молодой, запрыгнул на перила крыльца, ухватился за конёк малой крыши, взобрался на скат. Пытаясь держать равновесие, заглянул в открытое оконце, откуда сейчас же просвистел нож, пущенный уверенной рукой прямо в дружинника. Меньша ловко увернулся, лезвие вонзилось в ствол дерева, Фёдор дал знак рукой.

Два дюжих богатыря, обнявшись и отойдя на пару шагов для разбега, сходу вышибли дверь. С глухим звоном отлетел засов, и дружинники забежали в терем.

Сотник ждал. Его ребята хорошо знали свою службу, понимали друг друга с одного взгляда, кивка, движения руки. Раздались крики, звуки борьбы, предсмертные хрипы, и вскоре наступила тишина. В рядах княжеских воинов потерь не было, не считая пары ран, а вот неприятеля уничтожили полностью. Полегли все пять человек, которых Рогволд оставил охранять терем. Княжну, если здесь и держали, перевезли в другое место. «Очередная ловушка», – думал Фёдор, аккуратно перешагивая ноги мертвого разбойника.

Одна из светёлок казалось обжитой. Кровать с пуховыми перинами выглядела свежей. Фёдор взял в руки подушку и вдохнул запах. Её запах! На мгновение в глазах потемнело, но сотник тут же пришёл в себя. Значит, Всемила ночевала здесь. Спала.

Мужчина подошёл к слюдяному окну, распахнул его настежь, вцепился стальной хваткой в подоконник, так сильно его колотила дрожь. Он знал, что шансов на счастье с княжной у него никаких, знал, но глупое сердце, которое не хотело слушать приказов мозга, болело и лишало покоя. Вдруг мужчина негромко выругался – в большой палец левой руки впилась заноза. Внимание Фёдора переключилось на истерзанное в щепу дерево узкого подоконника: всю его середину покрывали странные отверстия, словно кто-то забивал в древесину большое шило. Туманное воспоминание возникло где-то на периферии сознания, но тут в светёлку влетел Ватута, державший в вытянутой руке обрывок тесьмы, расшитой речным жемчугом.

– Где?

– За частоколом. На закат уехали.

– Умница девочка. Не зря учили мы её, Ватута, не зря. Сумела-таки знак подать! Ищите там!

В следующие пятнадцать минут дружинники обнаружили тщательно заметённый свежий след нескольких верховых и тронулись в путь.

– Клюнули? – Рогволд медленно правил оселком лезвие узкого кинжала.

Кошка мягко запрыгнула на лавку и принялась вылизывать лапу, к которой присохла кровь.

– Вот и славно! – атаман протянул руку, и кошка потёрлась о неё мордочкой. – Стало быть, переходим ко второй половине плана.

Рогволд залюбовался изящной, но крепкой кованой гардой. Идеальное оружие для женщины. Кетун дыхнула в затылок: «Всё уже готово, любый мой!» и задула свечу.

Озимые этой весной взошли дружно. Молодая зелёная поросль радовала глаз.

– С овсом ноне будем, в зиму набьём полные закрома. – крестьянин с окладистой бородой шел впереди своих сыновей по узкой тропке. На дороге осталась стоять жерёбая кобыла, запряжённая в телегу. – Глянь-ка, плешь осталась, никак камень наружу выходит. Полно тут камней этих.

– Где, тять?

– А вона… – сильный порыв ветра не дал закончить фразу.

Из-за леса, с верхушек которого с тревожным криком слетало вороньё, показались сначала три огромных головы, затем крылья и под конец туловище с длинным, заметно сужающимся к концу чешуйчатым хвостом и огромными лапищами. Змей взмыл вверх, сделал полукруг и спикировал на крестьянскую лошадь. Утробный рык, громкое ржание, взмах неимоверно больших крыльев, треск ломающихся оглоблей и разбивающейся о землю телеги.

– Тятя, а это чего?

Но крестьянин не отвечал. Змей вернулся сюда спустя много лет. Пришла беда – отворяй ворота!