Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том второй - Нелли Шульман - Страница 4

В кафе, напротив вокзала, несмотря, на субботнее утро, было многолюдно. Пахло горячими вафлями и шоколадом. Патроны неторопливо листали Le Soir. Наверху, на полке, уставленной бутылками, бубнило радио. На стенах, в серебристом, табачном дыму, виднелись афиши новых фильмов. В кинотеатре для немецких солдат, куда местных жителей пускали на один сеанс, показывали «Дядюшку Крюгера». Во французских залах крутили любовную драму, «Шторм», с Жаном Габеном.

Рядом висел плакат Организации Тодта. Крепкий юноша в шахтерском комбинезоне указывал на восток, в сторону терриконов и фабричных труб: «Бельгийский рабочий! Предприятия Германии ждут!». Афиш о записи в добровольческую дивизию валлонского СС в кафе не держали, но над стойкой с пирожными свешивался нацистский флажок.

Хорошо одетый мужчина, лет тридцати, при шляпе и пальто, принял у хозяина поднос с двумя чашками кофе и бриошью. На лацкане костюма блестел значок фашистской партии Валлонии, рексистов, корона с крестом и буквой «R». Под мышкой он зажимал коллаборационистскую газету, Le Pays Réel. Пальто посетитель расстегнул, но шляпы снимать не стал.

Хозяин кафе посмотрел ему вслед. Мужчина носил пенсне в железной оправе, нос у него был длинный, глаза, зоркие, внимательные. Хозяин задумался:

– Пока Гитлер не начал воевать с Америкой, у нас тамошние фильмы крутили. Прошлой осенью успели показать «Мальтийского сокола». Правильно, он похож на Хамфри Богарта… – владелец кафе пожалел, что Германия и США стали противниками. Немцы снимали одни пропагандистские фильмы, вроде «Дядюшки Крюгера», а правительство Виши жалело денег на кинематограф. Большинство продюсеров перебралось из Франции в Америку. В стране выпускалась едва ли пара фильмов в год. Вспомнив довоенного «Человека-зверя» с мадемуазель Аржан, в чулках и корсете, хозяин даже вытер пот со лба салфеткой:

– Она, наверное, тоже давно в Голливуде. Впрочем, американских фильмов нам долго не увидеть… – патрон походил на частного сыщика Сэма Спейда, в фильме. Он и курил так же, зажимая сигарету в углу рта:

– Должно быть, какой-то служащий у немцев… – значок со свастикой блестел на утреннем солнце, – хотя у меня подозрительных разговоров не ведут… – нацистский флажок хозяин прибил прошлой осенью, после взрыва в здании льежского гестапо, когда эсэсовцы прочесывали город.

Хамфри Богарт, закинув ногу на ногу, покачивая носком начищенного ботинка, обсуждал что-то с приятелем. Газета лежала на столе, рядом с блокнотами и тарелкой с бриошью:

– И шляпу он не снимает, – усмехнулся хозяин, – точно Сэм Спейд… – зазвенела касса, он забыл о посетителе.

Внутри газеты хранился неприметный лист бумаги с искусно вычерченной схемой. Гольдберг отпил кофе:

– Смотри… – он взялся за карандаш, – мне сообщили о времени отправления следующего транспорта. Он идет через Аахен в Кельн, и дальше… – Эмиль поморщился, – однако нам надо перехватить поезд, не дожидаясь немецкой границы. Здесь… – Монах поставил точку на карте:

– Тамошние ребята заранее подтянутся к мосту и устроят взрыв. Состав замедлит движение, немцы забеспокоятся… – Монах задумался:

– В охране подобных поездов не больше сорока человек, а нас ожидается двести. Сотня моя, из Арденн… – вообще Гольдберг воевал в группе С, пятого сектора, пятой зоны, но Эмилю было откровенно лень все это произносить. Перехватив укоризненный взгляд собеседника, Гольдберг бодро добавил:

– И сотня из четвертой зоны, из Брабанта… – Виктор Мартен, соученик Гольдберга по университету Лувена, закатил глаза:

– Эмиль, мы договаривались на совещании… – в целях безопасности бельгийское Сопротивление разделили на зоны и секторы.

Работы было много. Кроме диверсий и саботажа, партизаны устраивали побеги военнопленным и евреям. Людей переправляли на юг, переводя через швейцарскую границу или территорию вишистской Франции. Немцы пока оккупировали только север страны. Путь через Лион и Марсель в нейтральную Испанию оставался свободным.

Они наладили и дорогу на запад, через Лизье, и Ренн. В Ренне отряды Сопротивления поддерживали связь с Британией. Из порта Сен-Брие, на северном побережье, рыбаки ходили в Дартмут. Гольдберг собирался отправить этим путем Элизу и детей. Эмиль напомнил себе:

– Как можно скорее. Она, конечно, хочет остаться, но нельзя рисковать… – он поймал себя на улыбке.

Начиная с осени, Эмиль почти всегда улыбался. Ребята в отряде смотрели на него недоуменно. Они привыкли, что Монах, в общем, довольно хмурый человек и шутит редко. Никто ничего не спрашивал. Отлучки в Льеж считались деловыми поездками. Монаха люди уважали, воевал он с такими же молчаливыми, немногословными местными уроженцами. Поездки действительно были деловыми. Монах встречался с руководством Сопротивления и передавал материалы для радиста.

Виктор принес еще кофе:

– Значит, некий футляр ты забираешь? – Эмиль кивнул:

– От квартиры мы откажемся, я умею обращаться… – он пощелкал длинными пальцами, – с футляром. Здесь небольшой город, все на виду… – безопасную квартиру сняли в приречном квартале рядом с портом. Зная, что Элиза выходит в эфир, Гольдберг все равно беспокоился. На последней встрече, в прошлую субботу, он приложил палец к ее губам:

– Не надо спорить, пожалуйста. Письма из ящика я буду забирать, ты оставишь ключ… – информация приходила из Берлина. Элиза научила его шифру. После ее отъезда Гольдберг брал на себя передачу данных в Лондон. Держать радио в лесу было безопасней, чем в Льеже, или Брюсселе, утыканных немецкими войсками:

– В общем… – он намазал масло, на бриошь, – я останусь без радиста на какое-то время. Но я справлюсь, а потом сюда пришлют нового человека… – Элиза пока никому не сообщала об отъезде, даже брату. Не знали об этом и в Блетчли-парке, но Гольдберг затруднений не предвидел.

– Все просто, – ласково сказал он, – надену свой обычный наряд… – Элиза хихикнула, – иезуита. Довезу вас до Лизье, передам с рук на руки твоему кузену, Маляру… – Гольдберг подмигнул ей. Они были далеко от Бретани, но успели провести несколько совместных акций на французской границе, с местным Сопротивлением. Эмиль слышал и о Маляре, и о Драматурге и о Монахине. Элиза сказала, что Маляр и Монахиня обвенчались:

– Несмотря на войну… – она улыбалась, – видишь, как бывает. И кузен Стивен женился, только он погиб и дочка у него круглая сирота… – в сумерках заблестели ее большие, голубовато-серые глаза. Он поцеловал нежные веки, каждую влажную ресницу:

– Если бы я мог с тобой пойти в мэрию, мадам Дельпи, я бы сделал бы это прямо сейчас… – он лежал, устроив ее голову на плече, – только сначала оделся бы… – она заулыбалась. Эмилю стало спокойно:

– Прямо сейчас, – повторил он, – после войны я так и сделаю. В первый день победы… – он, тогда, отчего-то, подумал:

– Интересно, каким он станет, первый день? В Европе высадятся союзники. Русские отбросят Гитлера от Москвы. Дожить бы… – от золотистых волос пахло лавандой. Она, почти неслышно сопела ему в плечо:

– А во-вторых, – Эмиль прижал ее к себе, – никто сиротой не останется. У Маргариты есть отец, то есть я… – о бывшем муже Элизы они не говорили, – и если что-то случится…. – Гольдберг махнул на восток, – то мальчишек мы вырастим, конечно. И тебя, малыш, и твоих братьев и сестер… – он положил ладонь на белую кожу.

О ребенке Эмиль думал почти благоговейно. Элиза не могла пойти в рудничную больницу. Они доверяли доктору Лануа, помогавшему Сопротивлению, но все равно, стоило соблюдать осторожность. Эмиль сам измерял ей пульс, Элиза весело смеялась:

– Все хорошо, милый. Голова немного кружится, но даже не тошнит… – он знал о ребенке, которого ждала Элиза, в прошлом году. Гольдберг ничего не стал говорить. Он просто держал ее в руках, слушая тихие всхлипы. Эмиль шептал:

– Все закончилось, и никогда не вернется, любовь моя. Мы всегда останемся вместе… – он пообещал себе:

– Больше никогда Элиза не заплачет, пока я жив. Но ей надо уехать, с детьми… – за приют Эмиль не беспокоился. Он пока не встречался с братом Элизы, но мальчишки из поселка, связные, хвалили святого отца. Эмиль помнил Виллема с довоенных времен:

– Он хороший человек, надежный. Ребятишки с ним в безопасности. Они останутся в Мон-Сен-Мартене до конца войны, а потом их родители вернутся. Наверное… – двадцать детей в приюте были малой частью двадцати тысяч евреев, скрываемых Сопротивлением в бельгийских монастырях, на отдаленных фермах, и безопасных квартирах. Эмиль не очень хотел думать, что профессор Кардозо тоже может вернуться. Монах, обычно, зло говорил себе:

– Пусть попробует. Его осудят, за коллаборационизм, Элиза с ним разведется. Нечего здесь обсуждать… – Эмиль надеялся, что Звезда, как он ее называл, выживет и заберет близнецов.

Виктор тоже собирался на восток. До войны Мартен защитил докторат, по социологии. Приятель преподавал в университете Лувена. Виктор списался с академическими знакомыми, в Германии, объясняя, что готовит монографию, об устройстве рабочих из Бельгии и Франции, на немецких предприятиях. Он получил приглашения, от профессоров из Кельна и Бреслау. Брюссельское гестапо выписало доктору Мартену разрешение на проезд по рейху. Из Лондона сообщили адрес безопасного ящика Звезды, на варшавском почтамте. В Льеж пришло невинное письмо. Фрейлейн Миллер сообщала, что ожидает гостя. Мартен ехал в Польшу для сбора информации о немецких лагерях, где, по слухам, содержались евреи.

– И что? – как обычно, спросил себя Гольдберг:

– Виктор будет рисковать жизнью, Звезда каждый день это делает, а ни Британия, ни Америка, ни даже Россия, и пальцем не пошевелили, чтобы спасти евреев. Они заняты сражениями, в Северной Африке, в Бирме, под Москвой. Правильно Звезда говорила. Никто, кроме нас самих, нам не поможет… – вспоминая Эстер, Гольдберг, немного, краснел. Эмиль ничего не рассказывал Элизе, подобное было недостойно мужчины:

– Тем более, она бывшая жена ее мужа. Бывшего мужа… – поправил себя Гольдберг:

– Он предатель. Оставайся он здесь, голландские ребята давно бы его пристрелили. Или я бы лично съездил в Амстердам, не поленился… – они с Виктором просмотрели некий список, где значились инициалы. Некоторые пункты они пометили галочками. Это был план казней коллаборационистов, как хмуро думал Гольдберг, на ближайшие полгода.

Он передал Виктору блокнот с материалами для подпольного издания La Libre Belgique. Газету издавали тайно, в провинциальных типографиях, в ночное время, и распространяли через подростков, курьеров. Виктор ехал на печатный пресс, в маленьком городке Вервье. В статьях не упоминались имена командиров Сопротивления, или детали операций, но люди узнавали о саботаже, или взрывах, на железных дорогах. В немецких и коллаборационистских газетах, кричали, что вермахт скоро промарширует по улицам Москвы и Ленинграда.

– С осени они никуда не двинулись, – усмехался Гольдберг, – узнали, что такое русская зима… – предок Гольдберга служил в наполеоновских войсках. В семье передавались рассказы о дедушке, едва не замерзшем насмерть, при отступлении от Москвы. Услышав из Лондона, что русские, немного отогнав немцев, освободили несколько городов, Эмиль заметил ребятам:

– Правильно. Нельзя терять надежды. Будем сражаться, и в Бельгии случится, то же самое… – провожая Виктора на вокзал, Эмиль бросил взгляд на часы. Она всегда приезжала дизелем, в десять утра. На лотке Гольдберг купил букетик белых роз.

Виктор поднял бровь:

– Жаль, что у меня нет камеры. То есть сниматься нам нельзя… – над лотком наклеили плакаты, о розыске Монаха, – но на будущее я бы тебя запечатлел, для музея. Зачем тебе цветы?

– Для конспирации, – наставительно ответил Гольдберг:

– Твой дизель, на Вервье… – Эмиль, внезапно, остановился, среди утренней толпы:

– Мы и не думали, Виктор, в университете, что все так обернется. Я совершенно точно не представлял, что начну стрелять, заниматься взрывами… – Мартен покачал головой:

– Ты занимаешься взрывами, а я сижу в университете, и выполняю заказы немецкой администрации. Иногда даже удается что-то полезное узнать… – он обещал Гольдбергу:

– Ребятам из Брабанта, то есть из четвертой зоны, мы все передадим… – Гольдберг помахал вслед вагону. Он понял, что опять улыбается. Озабоченно посмотрев на замерзшие цветы, Эмиль подышал на лепестки:

– Дома, то есть на квартире, надо в банку поставить. Хлеб я купил, сыр тоже, кофе есть… – посмотрев на табло, Эмиль быстро пошел на шестую платформу, куда прибывал пригородный состав, из Мон-Сен-Мартена.