Читать книгу Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти - Страница 2

Римская империя пала; если в наши дни люди что-то и знают о ней, то именно это. Что касается истории Древнего Рима, то названный факт, несомненно, наиболее известен (как известен в качестве самого знаменитого римлянина Юлий Цезарь). Падение Рима памятно всем, поскольку империя просуществовала исключительно долго: в Италии и западных провинциях она продержалась более пяти сотен лет после смерти Цезаря, а в Константинополе императоры правили до XV века. Кроме того, Римская империя отличалась гигантскими размерами – ни одна держава в истории не контролировала все территории Средиземноморья – и оставила след во многих странах. Даже в наши дни ее памятники: Колизей и Пантеон в самом Риме, а также театры, акведуки, виллы и дороги, разбросанные по провинциям, – производят грандиозное впечатление. До XIX столетия ни одно государство не создавало столь густой сети дорог, пригодных к использованию в любую погоду; во многих странах такие сети появились только в XX веке. Римская империя зачастую воспринимается – особенно туристами, посещающими ее музеи и памятники – как весьма современное государство, чьи жители были искушены в житейских благах (застекленные окна, центральное отопление, бани и прочее). Из-за этого падение Рима становится чем-то еще более примечательным, особенно учитывая, что мир, возникший на его руинах, был примитивен и по этой причине разительно отличался от империи. Представление о «Темных веках» прочно закрепилось в массовом сознании, хотя ученые уже давно отказались от этого термина.

Почему Рим пал? Этот вопрос остается одним из величайших в истории человечества. В англоязычном мире слово «fall» («падение», «крушение») неизбежно вызывает в памяти слово «decline» («упадок»), поскольку название монументального труда Эдуарда Гиббона прочно закрепилось в сознании широкого круга читателей. Ни одна книга по истории, созданная в XVIII веке, не выдержала столько переизданий вплоть до наших дней. На данную тему написано и великое множество других книг; в некоторых из них проводится более тонкий анализ, даже если никто не превзошел «Историю упадка и разрушения Римский империи» в литературном отношении. На склоне лет Гиббон верил – и не без удовольствия – что он стал историком и летописцем великой темы падения Рима не иначе как по воле судьбы, что в этом заключалось его предназначение. Он упоминал точный момент, когда озарение посетило его: «Это случилось в Риме, 15 октября 1764 года. Я сидел, размышляя, среди руин Капитолия, а босоногие монахи служили вечерню в храме Юпитера. И тут мне пришла в голову мысль написать историю упадка и гибели города»[1].

Гиббон рассказывал эту историю в нескольких вариантах, и это заставляет нас предположить, что он приукрасил или даже сочинил свое «воспоминание». С другой стороны, трудно представить себе путешественника, одаренного воображением, у которого не возникли бы сходные мысли – так близко прошлое сходится с настоящим в центре Древнего Рима. «Босоногих монахов» уже не увидишь – они уступили место вездесущим торговцам-разносчикам, которые моментально реагируют на перемены погоды, предлагая то солнечные очки, то зонтики. Но даже толпы туристов, бредущих по виа Сакра, помогают вообразить суматоху и шум, царившие в древнем городе: ведь некогда на каждой его пяди люди были столь же заняты и столь же деятельны, как в современном Риме.

Рим – не только музей, но и живое сообщество, столица современного государства и центр католицизма, распространенного во всем мире. Величественные памятники старины соседствуют с домами, офисами и ресторанами. Жители никогда не покидали Рим, хотя численность населения значительно сократилась в период после падения империи по сравнению с временами ее расцвета. Значительное число современных городов также выросло на месте римских поселений, что до сих пор заметно в планировке улиц, напоминающей решетку. Другие города, где некогда жили римляне, полностью исчезли; руины тех из них, что находятся в ныне необитаемых районах, являют собой самое романтическое зрелище. Падение Римской империи не означало, что жизнь на территориях, находившихся под ее контролем, прекратилась в одночасье. Общая обстановка, несомненно, изменилась; иногда перемены носили резкий и драматический характер, но в других случаях – куда более постепенный. Как давно стало ясно благодаря специалистам по истории «Темных веков», «века» эти были не вовсе «темными», хотя по всем стандартам, какие только можно себе вообразить, они оказывались достаточно «темны» в сравнении с периодом господства Рима. Многие институты – такие как власть и торговля – приобрели более локальный характер; мир во многом сделался более опасным, набеги и войны между соседними общинами превратились в реальные явления. Вскоре не осталось никого, кто, обладая достаточной суммой денег или надлежащими умениями, мог бы возводить величественные сооружения, такие как театры, акведуки или дороги; с течением времени стало трудно даже поддерживать в порядке те, что были уже построены. Вопросы о том, как, когда и почему «римская» эпоха сменилась Средневековьем, контуры которого начали обрисовываться в течение следующих столетий, вызвали серьезные разногласия среди историков. Однако никто не сомневается, что перемены имели место.

Подобно всем образованным европейцам своего времени, Гиббон восхищался достижениями Римской империи в период ее расцвета. Это ни в коей мере не уменьшало его энтузиазм в отношении современного ему мира, и в особенности устройства его страны, где королевская власть была ограничена и ведущая роль принадлежала аристократии. Гиббон знал, что и его родина, и соседние с ней страны, расположенные за Ла-Маншем, обязаны своим происхождением племенам варваров, поделившим между собой Римскую империю. Итак, в свое время из хаоса и разрушения произошло нечто благое, и, с точки зрения Гиббона, развитие мира – или по крайней мере западного мира – в конечном итоге пошло по правильному пути. Это смешанное отношение к падению Рима остается главной причиной его очарования. Оно служит своеобразным предостережением для смертных. Императоры, выстроившие величественные арки на форуме, сошли в мир иной, подобно простолюдинам. В конце концов и их империя – столь богатая, могущественная, усовершенствованная и абсолютно уверенная в своих силах – встретила конец, и ее памятники превратились в руины.

Многие более молодые государства неоднократно обращались к образам Рима, поскольку они напоминали о высотах власти и цивилизации. Судьба Римской империи интересует всех. Обитатели современных могущественных держав обычно видят в ней напоминание о том, что все проходит и что поэтому следует быть скромнее, предостережение против самодовольства и порочности. Все прочие – в особенности те, кого возмущает власть окружающих – склонны утешаться слабой надеждой на то, что нынешняя власть в конце концов падет. С Римской империей сравнивают многие страны. Сто лет назад чаще всего с ней сопоставляли Британию, затем, пожалуй, Францию, а также другие великие империи того времени. В наши дни на ум неизбежно приходят Соединенные Штаты Америки.

Формы подобного сравнения различаются между собой; то же можно сказать о его тоне. В недавние годы Роберт Харрис, автор романов-бестселлеров, немало писал на римские темы, открыто поясняя, что для него это способ комментировать жизнь в современной Америке. Би-би-си представило зрителям цикл передач под названием «Варвары» (их вел бывший участник комического телешоу «Летающий цирк Монти Пайтона» Терри Джонс), в которых говорилось, что римская пропаганда очерняла репутацию других народов. Передачи получились в высшей степени увлекательными, несмотря на то что упомянутая идея носила несколько натянутый характер: несомненно, греки бы чрезвычайно удивились, узнав, что их сочли варварами, тем более что именно они впервые изобрели этот термин для характеристики всего остального мира. В интервью, данные в те дни, когда шли передачи, Джонс дал понять, что в них проводилась прямая параллель с американской сверхдержавой, и подверг открытой критике войну с Ираком. Для многих критика в адрес Рима стала удобным способом осуждения американской политики и культуры. Разумеется, это неизбежно вредило их представлениям и о том, и о другом[2].

Критика, чуждающаяся подробностей и менее резкая, стала еще более распространенным явлением. На определенного рода встречах, узнав, что я историк-античник, кто-нибудь неизменно произносит: «Америка – это Рим наших дней». Зачастую за этим следует самодовольное «конечно, американцы этого не видят». Это по крайней мере несправедливо, поскольку американцы с момента возникновения своего общества сравнивали его с римским. Создавая новую страну, ее отцы-основатели лелеяли вполне осознанную надежду сделать ее столь же мощной, как и Римская республика, и уберечь от гибели, которая в конце концов постигла Рим. В те дни различные системы университетского образования имели целью дать американцам более разносторонние знания, нежели те, которые получали студенты в Британии. Множество инженеров и врачей в Америке тогда слушали один-два курса истории или даже классических языков – факт, совершенно невозможный по ту сторону Атлантики! Здесь лежит одна из причин того, почему аналогии с Римом остаются исключительно распространенными в США и регулярно звучат из уст политиков, а также журналистов, политических комментаторов и представителей широкой общественности. Обычно они начинаются с предположения, как США, будучи единственной сверхдержавой, оставшейся в нашем мире, господствуют в нем, обладая властью, непревзойденной со времен расцвета Римской империи.

Летом 2001 года я принял участие в двухдневном семинаре, организованном Центром бюджетного планирования и прогнозов, профинансированном правительством США через управление всесторонней оценки программ. Шестерых историков привезли в отличный отель в Вашингтоне. (При этом один из старших и уважаемых членов группы заметил: «Очевидно, они не понимают, в каких условиях работают академические ученые».) Затем мы делали доклады и обсуждали ряд великих держав в истории человечества с точки зрения «большой стратегии». Наша встреча представляла собой лишь малую часть целого ряда семинаров и конференций, целью которых было дать лучшее понимание будущего отношений между США и Китаем, чья мощь неуклонно растет. Беседы и дискуссии были чрезвычайно увлекательны и доставили нам немалое удовольствие: в академических кругах конференции со столь широким охватом материала – речь шла о Франции времен Первой империи, Германии периода Первой и Второй мировых войн и военно-морской политике Великобритании в начале XX века – явление крайне редкое. Тем больше бросался в глаза тот факт, что среди нас двое из шести исследователей были приглашены, дабы высказаться о различных периодах римской истории.

Обращаясь к аудитории, которая действительно с интересом слушает то, что он говорит, историк испытывает поистине странное чувство. В университетском обиходе большинство специалистов, как правило, думает о том, что они скажут, комментируя доклад. Тема также представляет собой лишь в буквальном смысле «академический» интерес, а то, что мы тем не менее волнуемся и испытываем энтузиазм, связано лишь с надеждой обнаружить правду. Мысль, что кто-то может попытаться выстроить свою политику на основе нашего анализа, пусть и со всевозможными поправками, требует от нас скромности. В результате ум естественным образом фокусируется на том, что никогда не входит в центр нашего внимания на сугубо академических собраниях. Добиться правды в размышлениях на избранную тему оказывается еще более важно. Вместе с тем мысль о том, что правительственная служба искренне стремится извлечь урок из исторического материала, в высшей степени вдохновляет. Опять-таки вероятность подобных явлений куда выше в США, нежели в Великобритании.

Многие считают, что между историей Рима и современного мира существует очевидное сходство. В интервью, призванных разрекламировать написанную мной биографию Юлия Цезаря, замечания и вопросы на эту тему звучали исключительно часто. Так было во всех странах, но прежде всего в США. Однако выводы, которые делали люди из этих усмотренных ими параллелей, чрезвычайно сильно различались между собой и, что неизбежно, напрямую зависели от их политических убеждений. Из истории всегда легко было извлекать уроки, однако слишком часто прошлое используется для оправдания современных идей. Едва вы взглянете пристальнее на Римскую империю, как тотчас увидите массу отличий от любого современного государства, в том числе от Соединенных Штатов. Это, разумеется, не означает, что на уроках прошлого бесполезно учиться, но делать это надо, проявляя значительное прилежание и осторожность.

Предлагаемая книга – не труд о современной Америке и ее месте в мире: другие могут написать об этом значительно лучше. Это история падения Римской империи, западная часть которой прекратила свое существование, а восточная в конечном итоге превратилась в жалкое подобие самой себя. Моя цель – понять исторические события как таковые, с учетом того контекста, в котором они происходили. Историки далеко не всегда оказываются лучшими предсказателями. Всего через несколько месяцев после семинара, о котором я упоминал выше, 11 сентября произошло нападение террористов. Думается, что отчет о ряде конференций теперь пылится где-то, поскольку насущные нужды коренным образом изменились. Разумеется, глядя на нас, никто бы не сказал, что мы ожидаем участия Америки и ее союзников в двух крупнейших конфликтах на земном шаре. Я, например, никогда не думал, что британские войска вернутся в Афганистан, оказавшись тем самым по другую сторону старинного северо-западного рубежа[3].

В этой книге идет речь о Римской империи, давно исчезнувшей; технологии и культура в тогдашнем мире чрезвычайно отличались от современных. Чтобы понять, почему пал Рим, надо понять тогдашний мир – без этого у нас ничего не получится; если же мы станем заполнять страницу за страницей отсылками к событиям наших дней, то это нам мало поможет. По меньшей мере странным кажется читать исследования истории Рима, где описаны «страх и трепет», порожденные вторжением в Британию римских войск в 43 году[4]. Еще более странно выглядит ситуация, когда по ходу обсуждения проблем жизни римской провинции периода упадка ведется критика в адрес Буша, Блэра и войны в Ираке[5].

Падение Римской империи совершилось не вдруг – то была часть очень медленного процесса. В связи с этим нам не стоит преувеличивать значение текущих событий современности и их вероятного влияния на судьбу стран в длительной исторической перспективе. К примеру, в Британии последнего десятилетия царила очевидная депрессия. Министров, которые изо всех сил цеплялись за власть, обвиняли в некомпетентности, коррупции и явном двуличии; поначалу они все отрицали, но в итоге приносили свои извинения – и считали, что этого достаточно. Бюрократия продолжает расти; нормативных документов становится все больше и больше, тогда как эффективность государственных институтов слабеет; из этого следует, что они не способны справиться даже с элементарными задачами. Кроме того, число чиновников растет, а численность вооруженных сил сокращается, и это как раз тогда, когда последние оказались вовлечены в масштабные военные конфликты. Как легко было бы провести параллели с Римской империей IV века! Самоуверенный тон постановлений, выходящих в огромном количестве, несомненно, напоминает о законах Поздней империи, равно как и тот факт, что они не выполняются, а цели, ради которых их издали, остаются недостижимыми. Но подобные сравнения вряд ли помогут нам провести анализ происшедшего в Римской империи; предприняв их, автор только потешил бы сам себя. Понять историю – вот что важнее всего.

Лишь в конце нашего исследования будет разумно провести некоторые параллели и даже извлечь уроки для настоящего. Некоторые из них будут в большей мере иметь отношение к человеческой природе, нежели к конкретной политической стратегии. Я не претендую на исключительную оригинальность или глубину этих соображений. Это не означает, что они лишены какой-либо важности и не относятся к созданным людьми институтам, будь то сообщества или государства. Мы по-прежнему должны быть благодарны за то, что многие составляющие «римского опыта» не нашли отчетливого отражения в событиях сегодняшнего дня. Общественной жизни на Западе не свойственно насилие, и соперничество политических группировок в западных демократиях не приводит ко взрывам в форме гражданских войн.

Однако, вероятно, существует один урок, который нам стоит извлечь из нашей повседневности. Почти каждый вечер на наших телеэкранах появляются мрачные картины насилия в Ираке и других зонах военных конфликтов. Всего несколько дней назад произошел особенно отвратительный инцидент: согласно первым сообщениям с места события, две молодые женщины с синдромом Дауна были задействованы для того, чтобы пронести в толпу бомбы. Устройства имели дистанционное управление; взорвавшись, вместе с прочими жертвами они уничтожили и тех, кто их нес. При нападениях, во время которых погибают и сами бомбисты, установить впоследствии точные факты неизбежно оказывается трудно. Однако, как обычно происходит, жертвами оказались по большей части обычные мирные жители, никоим образом не связанные с правительством, Соединенными Штатами или их союзниками. Ужасающие происшествия такого рода должны напоминать нам о том, что некоторые люди способны убивать своих ближних.

Внимание средств массовой информации с неизбежностью сосредоточивается на подобных жестокостях. В конце концов, это новости, чего нельзя сказать о повседневных событиях мирной жизни. Но нам не следует забывать, что насилие и обыденность сосуществуют меж собой. Как правило, бомбисты-самоубийцы, минометчики и прочие – словом, те, кто планирует нападение – выбирают заполненные народом рыночные площади, куда люди приходят за продуктами и другими товарами первой необходимости. Всего в нескольких кварталах от места нападения повседневная жизнь во многом продолжает течь по заведенному порядку. Взрослые ходят на работу, дети – в школу; люди готовят, едят, спят в своих постелях и делают прочие обыкновенные вещи – например, женятся. Жизнь продолжается, поскольку иного действительно не дано. Кое-кто уезжает, но для многих это невозможно. Насилие значительно затрудняет все вышеназванное, и страх подвергнуться ему поражает значительно больше людей, нежели взрыв бомбы. Но все же жизнь продолжается. Весьма полезно помнить это, когда мы рассматриваем крах власти в Риме, окончание императорского правления и вторжение варваров. Вероятно, тогда мы будем в меньшей степени изумлены, узнав, что некоторые стороны римской культуры, как оказалось, продолжали существовать, а чужеземная оккупация не привела к уничтожению всех существовавших общин или бегству их жителей.

Завершив книгу о Цезаре, я счел логичным перейти к такому проекту, как попытка рассмотреть падение Римской империи. Отчасти это было отступлением, поскольку прежде я по большей части изучал более ранние периоды истории Рима (и соответственно писал о них). Даже по прошествии нескольких лет работы над этой книгой я по-прежнему не чувствую, что являюсь настоящим специалистом в этой области. Однако я надеюсь, что благодаря этому мое видение обрело перспективу, которую утратили некоторые профессионалы. Возможность написать эту книгу появилась у меня благодаря работам многих других исследователей. Лет двадцать назад или около того, на памяти прошлого поколения, возникла мода на литературу по позднему Риму; вследствие этого в наши дни она необозрима и включает в себя ряд наиболее впечатляющих своим новаторством и оригинальностью исследований, когда-либо созданных исследователями античности. По этой причине новички, впервые приступившие к работе в данной области, могут «поживиться», обратившись ко множеству исследований, касающихся почти всех граней истории упомянутых столетий. Прежде всего я должен признать свой долг перед этими историками и археологами; многие из их работ упоминаются в сносках и библиографическом списке. В то же время главная причина, заставившая меня написать эту книгу, заключалась в том, что меня не удовлетворяло немалое количество выводов и предположений, сделанных в этих работах. Общепринятого объяснения причин падения Западной Римской империи в V веке не существует. Любопытно, что слово «падение» непопулярно у значительного числа ученых, исследующих этот период; многие предпочитают вместо этого говорить о таких вещах, как «трансформация» (они принимают факт изменения, но рассматривают его в ином, скажем, более мягком свете). Несколько голосов прозвучало против подобного изображения в радужных красках, однако любой намек на упадок по-прежнему расценивается как ересь. В особенности распространено мнение о стабильности империи в IV веке; ее, пожалуй, считают даже более могущественной, нежели в годы правления Августа или Адриана. Мне просто не верится в это, и я надеюсь показать, что подобные утверждения не выдерживают никакой критики в свете исторических свидетельств (не говоря уж о том, что они противоречат здравому смыслу). Кроме того, причины падения римской державы заслуживают объяснения, и, как ни странно, существует тенденция игнорировать наиважнейший фактор, связанный с этой проблемой.

Автор академического исследования суммировал и перечислил бы все аргументы из основных работ, где обсуждалась данная тема. Подобные материалы необходимы историкам как воздух; это главный инструмент, которым они пользуются в своем ремесле. На всех остальных подобное чтение нагоняет смертельную скуку. В основном тексте моей книги вы лишь изредка встретите конкретные имена ученых; отсылки к их работам можно будет потом найти в сносках в конце издания. Подавляющее большинство читателей проигнорирует их (и будет право), однако я привожу их там, дабы помочь любому, кто захочет прочесть побольше или проследить, каким путем я пришел к представленному в книге выводу. Эти отсылки, равно как и библиография, не являются исчерпывающими. В основном в них содержатся лишь работы на английском языке; тут я поступил в чем-то нечестно, однако причина заключается в том, что многие тексты на иностранных языках окажутся доступны лишь немногим читателям, посещающим хорошие университетские библиотеки[6].

Во II веке нашей эры Римская империя представляла собой государство, чье господство в известном на тот момент мире носило подавляющий характер, и мне представляется вполне резонным именовать ее сверхдержавой своего времени. Термин этот употребляется в книге лишь в самом общем своем значении. Я не собираюсь давать определения таким понятиям, как «сверхдержава», «держава» или даже «империя». Столь строгое разграничение значений – частое явление, но, мне кажется, малопоучительное. Я помню, как на семинаре, о котором писал выше, один ученый, перед работами которого я преклоняюсь, прямо заявил, что Британская империя – на самом деле никакая не империя. Несомненно, он имел в виду, что она не обладала всеми характеристиками, свойственными другим империям, но трудно сказать, чем полезно такое строгое определение. Не нужно навешивать подобные искусственные ярлыки, чтобы показать, что к концу VI века сила, благосостояние и размеры Римской империи значительно сократились.

Равным образом в моей книге не нашли применения современные понятия «Византия» и «византийский»; императоры, правившие из Константинополя, именуются римскими, даже если их власть более не распространялась на Италию и на сам Рим – ведь таковыми они считали сами себя[7]! В настоящее время горячо обсуждается правомерность употребления таких терминов, как «германский» и «племя». Я пользовался ими за неимением лучших. Равным образом мне было удобно иногда применять термин «варварский». Однако не следует интерпретировать ни одно из этих понятий слишком однозначно.

События, затронутые в моей книге, происходили на протяжении более чем четырех столетий, поэтому я даже не надеялся описать всю историю соответствующего периода с одинаковым вниманием к подробностям. Каждую из глав можно было бы с легкостью развернуть в повествование, равное по объему всей книге. Опять-таки в конце книги содержатся ссылки на более подробные исследования. Я стремился к тому, чтобы весь текст представлял собой связное повествование, хотя иногда мне было удобнее сосредоточиться на событиях в одной области, прежде чем переходить к происшествиям, имевшим место где бы то ни было еще. Некоторые темы – такие, как религия, юриспруденция и общества на периферии империи – освещены очень кратко с целью экономии места (не оттого, что подобные темы не имеют значения в целом! Просто они не столь важны при анализе медленного «гниения» римской державы). Весьма значительная часть сохранившихся источников написана христианскими авторами, так что эта книга могла с легкостью превратиться в историю церкви упомянутого периода. Но опять-таки, хотя само по себе это было бы интересно, тем самым я отступил бы от выбранной нами темы. Необходимо было постоянно фокусировать взгляд на факторах и событиях, которые в конце концов привели к падению империи, и именно эту историю я пытаюсь поведать в этой книге. И это, без сомнения, история как об упадке, так и о падении.

Прежде чем переходить к дальнейшему повествованию, я обязан поблагодарить тех, кто помог мне написать эту книгу и терпеливо выслушивал мои соображения. Некоторые также прочли различные варианты рукописи и сделали множество полезных замечаний. С особенным удовольствием я приношу свою благодарность Джеффри Грейтрексу, который, несмотря на значительную учебную нагрузку и интенсивную исследовательскую деятельность, выкроил время для чтения всех глав. Он указал мне на множество работ, которые мне в противном случае не удалось бы разыскать. Также мне оказали любезность Кевин Пауэлл и Перри Грей, прочитавшие текст. Оба прокомментировали его на свой лад, и мне остается лишь пожалеть о том, что из-за недостатка места мне было трудно включить в книгу некоторые их суждения. Опять-таки Йен Хьюз прочел и высказал свои замечания относительно самых первых набросков каждой главы; вероятно, он с удовольствием перенесся во времена, которые так нравятся ему. Наконец, я должен поблагодарить мою мать, Эверил Голдсуорти, ранее читавшую в корректуре практически все мои книги; она уже немного устала от того, что, когда я приношу благодарности семье и друзьям, ее имя остается неупомянутым. Я признателен всем, кого назвал: без их помощи книга получилась бы намного хуже.

Я бы также хотел поблагодарить сотрудников издательства «Орион паблишинг» и в особенности моего редактора Кейт Лау за все их усилия по превращению «голого» текста в готовую книгу. Равным образом я обязан Айлин Смит и работникам издательства Йельского университета как за ту работу, которую они прежде проделали над моим «Цезарем», так и за дальнейшие усилия, связанные с данной книгой. Наконец, я должен поблагодарить своего агента Джорджину Кэпел, создавшую мне условия, при которых я смог должным образом проработать такую большую тему.