Читать книгу Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти - Страница 8

Даже если учесть всех сенаторов, всадников и куриалов, то все равно элита Рима составляла ничтожную часть населения империи. Заслуживающих доверия цифр по данному вопросу для какого-либо периода нет, поскольку количественные данные, приводимые в источниках, расплывчаты, иногда противоречивы и зачастую сильно преувеличены. Применительно к численности населения I века обычно речь идет о 50–70 миллионах человек, многие ученые принимают компромиссную цифру в 60 миллионов. Первоначально такие цифры появились в новаторском труде немецкого исследователя XIX века Карла Юлиуса Белоха, который попытался систематизировать данные о плотности населения в античном мире. Однако, несмотря на всю методичность, его труд неизбежно содержал множество допущений. То же можно сказать и о более современных исследованиях, в которых в качестве инструмента используются таблицы продолжительности жизни, где она представлена на основе сравнительного анализа возраста людей обоих полов в современных обществах. В них достаточно убедительно показано, что рождаемость и смертность были высоки, как практически в любом обществе до 1800 года. Но некоторые предпочитают применительно к Древнему миру предельно жесткие оценки, утверждая, что продолжительность жизни была столь же низкой, как во времена неолита.

Надежная статистика отсутствует. Возраст, указываемый на могильных плитах, не обязательно соответствует действительности – числа, кратные пяти, попадаются подозрительно часто, невероятным представляется и число людей, доживших до столетнего возраста в африканских провинциях. Более важно, что до нашего времени сохранилось лишь незначительное меньшинство могильных камней; их недостаточно, чтобы отвести им приоритет в качестве источника информации. Данные переписи из Египта опять-таки являются лишь крохотным фрагментом от общего массива имевшихся сведений; они представляли ситуацию только в этой стране. Согласно исследованиям, тридцать пять процентов тех, о ком мы имеем сообщения, не достигли пятнадцатилетнего возраста, но вопрос, можно ли сделать на этом основании вывод, что наличие меньшего по сравнению с этим числа молодых совершеннолетних людей обусловливалось высокой смертностью, остается открытым. Гораздо более вероятно, что люди, достигшие восемнадцати лет, предпочитали покинуть свою деревню или хотели избежать переписи и следовавшего за ней налогообложения. В отсутствие статистических данных нам приходится довольствоваться догадками. Вероятно, разумнее всего было бы предполагать наиболее неблагоприятные из возможных условий; по крайней мере в высшей степени маловероятно, что цифры были ниже предлагаемых. Они могут быть выше – не исключено, что весьма значительно. Я подозреваю (правда, лишь подозреваю), что цифра будет постепенно увеличиваться по мере накопления археологических свидетельств о численности и размерах поселений в провинциях[43].

Какой бы ни была общая численность населения, большинство его жило в сельской местности, в усадьбах и деревнях. Некоторые города отличались особо крупными размерами. Вероятно, численность населения Рима приближалась к миллиону. Александрия была вполовину меньше, однако если суммировать численность населения ее, Антиохии и Карфагена, то мы, вероятно, получим еще один миллион. В нескольких городах проживало население сто тысяч человек, хотя большинство было гораздо меньше и их население насчитывало десятки тысяч или даже тысячи человек. Люди часто жили в тесноте (прежде всего это касалось Рима), в особенности бедные. Многоэтажные инсулы (многоквартирные дома) часто имели дефекты постройки и могли рухнуть в любой момент. Существовала постоянная угроза пожаров. Даже если не учитывать эти опасности, жилищные условия были стесненными, а само жилье дорого, удобства отсутствовали. Самые бедные не могли оплачивать его и жили в маленьких городах, в лачугах, стоявших на голой местности или даже на кладбищах. В условиях подобной скученности легко распространялись болезни.

Часть исследователей полагают, что численность населения древних городов поддерживалась за счет постоянного притока иммигрантов, так как нездоровые условия жизни приводили к тому, что смертность превышала рождаемость (или, если использовать клинический термин, города являлись сетевыми потребителями людей). Гигиенические условия улучшали общественные бани, однако использование одной и той же воды столь значительным количеством людей также служило причиной распространения ряда болезней. В римских городах имелись общественные туалеты, а также система стоков и канализация (подобным могли похвастаться лишь немногие поселения до– и послеримского периода), но все же могло быть и так, что они не вполне обеспечивали нужды города. Даже такая насущная необходимость, как устранение мертвых тел, составляла проблему в столь крупном и тесно населенном городе, как Рим. Историки, стремящиеся нарисовать мрачную картину тогдашней жизни, обожают пересказывать случай, когда обед императора Веспасиана прервала собака с человеческой рукой в пасти. Но не следует забывать, что это расценили как ужасное знамение, а не как нечто повседневное[44].

Условия в городах могли быть ужасны. Однако здесь имелся шанс раздобыть работу. Одна из причин возведения такого количества великих памятников состояла как раз в необходимости обеспечить занятость бедняков. Кроме того, в Риме имелся список горожан, в соответствии с которым производились раздачи хлеба; здесь проходили большие праздники, устраивались развлечения. Большой цирк (Circus Maximus) мог вместить примерно двести – двести пятьдесят человек, а Колизей – по крайней мере пятьдесят тысяч. Даже в наши дни найдется немного спортивных сооружений, способных принять столько зрителей. В сельской местности не было ничего подобного, хотя было бы ошибочным считать, что между городом и деревней пролегала непреодолимая черта – большинство деревень располагалось в непосредственной близости от городов. Огромный амфитеатр в Дугге, в Тунисе, имел больше мест, нежели нужно было для горожан, а это означает, что немало зрителей специально приезжали посмотреть игры.

Условия жизни бедняков в сельской местности отличались от условий жизни в городе, однако, вероятно, жизнь деревенской бедноты также являла собой весьма безрадостную картину. Нам известно, как богатые землевладельцы или их люди тревожили своих соседей, наводили на них страх (в особенности на тех, что были победнее), как грабили их, когда власти находились слишком далеко или не желали вмешиваться. Очевидно, истории о злоупотреблениях властью – во многом напоминающие рассказы о нападениях разбойников или пиратов – имели куда больше шансов быть записанными и потому присутствуют в наших источниках в отличие от описаний обыденного мирного существования. Та же проблема существует в отношении обычая оставлять нежеланных детей на помойках или на навозных кучах: это привлекает массу внимания авторов античных источников (и еще большее – современных исследователей). Этих младенцев часто подбирали, чтобы вырастить и продать в рабство; в Египте они, бывало, получали несчастливое имя Копрос (навоз). Вероятно, источники (среди них немало христианских рукописей) преувеличивают частотность подобных случаев, подавая их в соответствующем моралистическом тоне; были и случаи, когда «Копрос» становилось гордым фамильным именем и передавалось последующим поколениям, после того как найденыш выбивался в люди[45].

Рабство было неотъемлемой частью жизни Римской империи, да и, по правде говоря, любого древнего общества. Требований отменить его никогда не выдвигалось, хотя во II веке некоторые императоры издали законы, призванные смягчить ряд наиболее жестоких обычаев, таких как кастрацию мальчиков-рабов с целью продажи их за бо́льшую цену в качестве евнухов. Какую часть всего населения составляли рабы, опять-таки неизвестно. Рабы в качестве домашней челяди использовались повсюду – мы уже встречались с женой Барата Региной, – а численность слуг в больших домах легко могла доходить до нескольких сотен. В качестве основной рабочей силы рабы использовались редко; исключение составлял труд в крупных италийских поместьях, а также более сложные и трудные задачи, такие как работа на рудниках. Домашняя челядь часто жила в лучших условиях, нежели свободные бедняки, и имела хорошие шансы получить волю. Для рабов (и рабынь) также обычным делом было ведение бизнеса в свою пользу; в конечном итоге они освобождались, внеся заранее оговоренную сумму выкупа из полученных средств. Но в конечном итоге рабы все-таки оставались собственностью и страдали от жестких ограничений в правах. Обычной практикой являлось применение пыток к рабам, если их владельца подозревали в преступлениях, хотя в других случаях считалось, что их свидетельство против хозяина не имеет веса[46].

В наши дни видение римского мира, демонстрируемое многими специалистами, отличается упрощенностью: согласно ему, по одну сторону находятся богатые – сенаторы, всадники и в крайнем случае также класс куриалов; по другую – бедные, то есть все остальные, причем рабы образуют отдельную группу, занимающую низшее положение. В значительной степени эта картина есть следствие снобизма письменных источников, которые практически все создавались представителями элиты для элиты же. Различия среди широких слоев населения были незаметны для тех, кто смотрел на них «сверху». Сенатор вполне мог быть в десять раз богаче магистрата в маленьком городке, но это не значит, что последний был бедняком. Если следовать этой логике, то получилось бы, что всякий, кто получает в наши дни меньше, чем директор-менеджер транснациональной корпорации, живет в крайней бедности.

Конечно, в империи не наблюдалось ничего даже отдаленно напоминающего средний класс в Британии в эпоху правления королевы Виктории или в более поздние времена. Даже всадническое сословие не образовывало группы, интересы и позиции представителей которой гармонировали бы друг с другом, так что это не должно нас удивлять. Равным образом все источники (наравне с простой логикой) свидетельствуют, что значительная часть населения империи обладала вполне сносным доходом и пусть и не очень большой, но собственностью. В каждой деревне были жители побогаче и победнее; в городах различия в статусе и богатстве были еще значительнее. Респектабельность не всегда обеспечивалась одними деньгами (фигура богатого вольноотпущенника широко встречалась в литературе и неоднократно высмеивалась), однако преуспевающие вольноотпущенники, очевидно, играли важную роль во многих общинах. Характерно, что города поощряли учителей открывать школы. Дети представителей элиты получали образование дома (к ним специально приходили наставники), тогда как эти общественные школы обслуживали менее состоятельное население. Умение писать и читать было достоянием отнюдь не только высших слоев, хотя научиться правильно и бегло говорить по-латыни и по-гречески (чего ожидали от сенатора) удавалось лишь немногим из тех, кто не принадлежал к элите[47].

Общество имело много более сложную структуру, чем это часто считается, и возможность для социальной мобильности сохранялась всегда. Существовали также тесные связи между индивидуумами на всех уровнях. Для сенаторов было важно иметь как можно больше клиентов, отдельных людей и целых общин, обязанных им за прежние благодеяния и ожидавших новых. Назначение на посты в правительстве и армии в огромной степени зависело от патроната, и влияние имело значение практически во всех сторонах жизни. Рекомендательные письма – наиболее распространенный вид текста, дошедший до нашего времени от греко-римского мира. Он имел хождение на всех уровнях, начиная от сенатора и заканчивая всяким, кто умел писать и заявить о том, что есть связи с каким-либо влиятельным лицом. Вот выдержка из письма, составленного кавалерийским офицером, который командовал гарнизоном в Виндоланде на севере Британии в начале II века:

«Бригоний просил меня, мой господин, чтобы я представил его тебе. Поэтому я бы просил тебя, мой господин, чтобы ты, если соблаговолишь, помочь ему в том, о чем он тебя попросил. Я прошу тебя, чтобы ты оказал любезность и рекомендовал его Аннию Эквестеру, центуриону, командующему в этих краях, в Лугувалии… Мы оба – и он, и я – будем чрезвычайно обязаны тебе…»[48]

Высшим источником патроната являлся император. Считалось, что всякому, кто способен влиять на императора, оказывают внимание люди, добивающиеся покровительства. Люди пользовались влиянием на всех уровнях, если только имели связи с кем-либо из наиболее высокопоставленных лиц. Восприятие этой системы как совершенно нормальной нашло отражение в письме Плиния Младшего, адресованном наместнику провинции (начало II века): «Ты командуешь очень большим войском: поэтому у тебя широкая возможность оказывать покровительство и ты в течение долгого времени мог выдвигать своих друзей. Оглянись на моих, на немногих!»[49]

Человек нуждался в могущественных покровителях, если хотел, чтобы его собственные клиенты были довольны и не добивались продвижения наверх с помощью кого-либо другого. Естественно, такая система неизбежно способствовала протежированию независимо от личных способностей человека, но даже при современной системе выборов, основанной на более объективных научных принципах, успеха добивается определенное число не слишком компетентных лиц. Однако если человек постоянно рекомендовал клиентов, которые оказывались не в состоянии должным образом справляться со своими обязанностями, в дальнейшем его просьбы такого рода имели куда меньше шансов на удовлетворение. Оказание помощи способному человеку приносило выгоду и самому патрону, поскольку протеже занимал теперь более подходящее положение для того, чтобы отплатить за покровительство. В целом эта система функционировала вполне успешно и казалась римлянам настолько же естественной, насколько кажется чуждой нам. В современном мире обычно предпочитают скрывать факты протежирования и рекомендаций, даже от своих.

Во многом то же самое можно сказать об экономической системе империи. Вокруг нее кипят жаркие научные споры, во многом все по той причине, о которой уже шла речь: отсутствуют необходимые статистические данные. Все согласны с тем, что она представляла собой не то же самое, что современная рыночная экономика, но по остальным вопросам согласия нет. Верно отмечено, что во всей империи использовалась единая денежная система – за немногими исключениями вроде Египта. В сущности, все золотые монеты, имевшие хождение в империи, чеканились в Риме – как и большинство серебряных. На каждой из них помещалось изображение головы Цезаря. Большое количество товаров могло перевозиться на довольно значительные расстояния. Сельскохозяйственная продукция преобладала, и «фабрики» – или, скорее, мастерские, – производившие керамику, металлические изделия, текстиль и прочее, всегда были предприятиями достаточно скромного масштаба. Обычно считается, что существовало множество маленьких мастерских, работавших по соседству друг с другом, а не единая промышленная система. Однако мы совсем мало знаем о тех, кто владел ими и извлекал основную часть прибыли из деятельности этих предприятий, и следует проявлять большую осторожность при формулировании обобщающих выводов. Римляне не работали над развитием системы корпоративного права, сравнимого с тем, что начали разрабатывать в начале нового времени голландцы[50].

Большие предметы легче и дешевле было перевозить водными путями – по рекам, каналам, а более всего по морю. Известные нам крушения торговых судов датируются гораздо чаще I–II веками, нежели каким-либо другим периодом римской истории. Существовали крупные корабли, в частности суда большого водоизмещения для перевозки зерна из Египта в Рим, но большинство из них были маленькими. В исследованиях опять-таки преобладает картина множества мелких фирм, а не крупных централизованных торговых объединений. Некоторые товары было перевозить легче, чем другие. Повсеместно, особенно в Европе, применялись бочки, но маловероятно, что от них могли остаться археологические следы. Керамические амфоры, использовавшиеся для хранения вина, масла, рыбного соуса и многих других жидкостей, напротив, дошли до нас в огромном количестве. Знаменитый Монте Тестаччо, искусственный холм в Риме, где находится великое множество осколков амфор, – один из наиболее ярких примеров, однако находки амфор и керамики вообще – распространенное явление для всей территории империи. Результаты крушения корабля с грузом амфор, как правило, можно наблюдать воочию.

Транспортировка грузов по суше представляла собою дело более трудное, но иногда другого выбора не существовало. Римляне по справедливости пользовались славой строителей чрезвычайно длинных и прямых дорог. Первоначально они возводились для военных целей, но со временем стали полезными коммуникациями для передвижения по ним гражданского транспорта в любое время года. Существует устойчивый миф о том, будто римляне так и не создали подходящей конской упряжи, что сильно ограничивало использование повозок для транспортировки тяжелых грузов. Колесный транспорт исправно функционирует на плоской или лишь слегка покатой поверхности. Италия же – страна столь гористая, что здесь предпочитали упряжки вьючных животных вроде мулов и использовали их в большом количестве. В прочих областях империи повозки и телеги были общераспространенны, их тянули мулы, лошади (смотря кому что было доступно) и, если не требовалась быстрота передвижения, крупный рогатый скот. Верблюды играли важную роль в качестве вьючных и тягловых животных в Египте и некоторых восточных провинциях. Конструкция телег и повозок прекрасно соответствовала их назначению, и – опять-таки вопреки распространенным утверждениям историков техники – во всех отношениях была не менее продуманна, чем какие бы то ни было механизмы древности.

То же самое относится к большинству механизмов и инженерных сооружений. Римляне не додумались до ветряных мельниц, но водяные были обычным делом, начиная по крайней мере с I века, и значительно увеличили производительность. Сила воды активно применялась во многих отраслях. Существовали работавшие благодаря ей пилы для мрамора и других подобных материалов для строительства. В горном деле вода использовалась, чтобы сдвинуть землю и обнаружить залежи, затем произвести отсев и выделить элементы, содержащие руду, которые разбивались, в свою очередь, на кусочки гидравлическими молотами, – словом, для самых различных целей. Раскопки выявили следы масштабных горных работ в Испании и в Северном Уэльсе, превзошедших все, что было до XIX века. Некоторые из них проводились государством, нередко с участием армии, однако ясно, что имела место и эксплуатация принадлежавших государству залежей частными лицами по контракту. Анализ керна, взятого из полярного льда, выявил следы загрязнений, вызванных таким видом промышленной деятельности, как плавка. Масштабы ее для I века до н. э. – II века подчеркивают по контрасту малые размеры последней в предшествующие и последующие столетия, да и всякого периода до начала промышленной революции[51].

Многие технологические достижения античного мира только теперь подтверждаются археологами. Римляне всегда стремились перенимать чужие открытия – бочка, как представляется, изобретение североевропейское. Большинство новаций в гидротехнике было придумано в Египте в III веке до н. э., но широкое распространение они получили лишь после того, как эта страна вошла в состав Римской империи. Такие территории, как Галлия, процветали еще до прихода римлян, сельскохозяйственное производство успешно развивалось, поселения росли, быт их жителей улучшался. Контакты и торговля со Средиземноморьем, вероятно, способствовали прогрессу на этих землях. Уже в доримскую эпоху в разных частях Европы существовала международная торговля, получили распространение горное дело и такие средства коммуникации, как дороги. Римское завоевание подстегнуло развитие, объединив все эти страны в огромное целое с более масштабным рынком. Большее число потребительских товаров стало доступно большему числу людей, и многие предметы вошли в обиход в самых разных уголках римской державы[52].

Маловероятно, что кто-либо из жителей империи не знал о существовании всего этого. Это было очевидно также для людей, живших на ее границах и вне их пределов, таких как гараманты – племя, которое обитало в Сахаре, на территории современной Ливии. Раскопки, проведенные на месте их наиболее важного поселения, выявили наличие там в римский период керамики, стеклянной посуды, вина и масла в огромном количестве – гораздо большем, чем в прежние и последующие времена. Основную часть этих товаров должны были доставлять по суше с побережья Средиземного моря, преодолевая дистанции в 600–700 миль. По-видимому, гараманты путешествовали и на куда более внушительные расстояния, ведя торговлю с народами, жившими дальше к югу, и весьма возможно, что они использовали невольников в качестве рабочей силы в сельском хозяйстве. Когда создавалась империя, римские и италийские торговцы шли впереди легионов практически повсюду, хотя о них редко упоминается в античной литературе. Это продолжалось и тогда, когда империя прекратила расширяться. Ирландия никогда не привлекала внимания римских военных, однако между ней и римлянами существовали активные торговые контакты. Другие торговцы из владений империи добирались до побережья Балтийского моря, чтобы приобрести здесь янтарь[53].

Наибольшее впечатление производят торговые связи с Индией и Китаем. Каждый год в июле большое число купеческих судов покидало египетские порты на Красном море, ловя муссонные ветры, которые несли их прямо в богатую Индию. В число их грузов входили вино, стеклянные изделия, металлы и монета, текстиль и ладан из Аравии. В обратный путь они отправлялись в декабре или январе, пользуясь северо-восточным муссоном, который увлекал их домой. Они везли с собой парфюмерию, перец, драгоценные камни, слоновую кость, одежду из хлопка и шелка, которую сами индийцы получали из Китая. Некоторые моряки плыли еще дальше. Китайские хронисты в записях 166 года отмечают прибытие ко двору императора из династии Хань посольства, присланного Ан-Туном, царем страны Та-Чин. Та-Чином именовался Рим, а Ан-Туном, без сомнения, был Марк Аврелий Антонин. Вряд ли то был официальный визит; дары, поднесенные купцами – слоновую кость, рог носорога и черепаховый панцирь, – они приобрели по пути.

Рим и Китай смутно знали о существовании друг друга, но из-за расстояния, разделявшего их, никакого прямого и специально организованного контакта между ними не существовало. Путешественники также покрывали огромные территории, перевозя товары по суше, по знаменитому Шелковому пути. Шелк, весьма востребованный товар в империи, по-видимому, был доступен в значительных количествах. То же касалось и перца. В I веке Плиний Старший упоминал об огромных суммах, которые римляне тратили на эти и другие предметы роскоши. Кажется маловероятным, что весь путь многие люди проделывали самостоятельно; торговлю контролировал целый ряд посредников. Сирийские мастерские ткали шелк иногда лучшего качества, нежели китайский; полупрозрачная газовая материя реэкспортировалась обратно на восток в значительных количествах. В Китае ходили устойчивые слухи о том, что у римлян есть свои собственные шелковичные черви, которые и дают сырье для этого превосходного материала, но в действительности монахи похитили нескольких червей и привезли их в Константинополь лишь в VI веке, положив начало производству шелка на Западе. Опять-таки римляне не организовывали специально эту торговлю с отдаленными территориями, но условия, сложившиеся в империи, значительно увеличили ее масштабы[54].

Торговля процветала, и Плиний был убежден, что это способствовало общему благу: «Теперь широчайшие связи по всему миру установились благодаря властям Римской империи… уровень жизни улучшился благодаря взаимообмену благами и сотрудничеству в радости и мире, а также вследствие того, что блага, прежде недоступные, стали досягаемы для всех»[55].