Читать книгу Царство Беззакония - Адриан Лорей - Страница 12

Эфиллика – никакой другой алфавит не подходил для юридических протоколов больше, чем этот. Перо выводило на пергамент хаотично сплетенные ряды букв, которые были столь же замысловаты, как дела, что лежали на столе у магистра оффиций, ожидая своего часа.

Самая скучная часть работы, но, как однажды обмолвился Хаарон, без скуки не бывает славы.

Завершив еще одну страницу, Сцевола отложил перо. На кончиках пальцев выступили красные мозоли. Ему безумно хотелось уснуть прямо на рабочем столе, – бессонная, томительная ночь давала о себе знать. Однако памятуя о служебном долге, Сцевола не мог позволить телу забыться в сладкой дреме. Ибо если магистр оффиций бросает свои дела – то он ничтожный магистр оффиций. Впрочем, эти проклятые дела… их жирная стопка взгромоздилась на краю стола и при одном взгляде на нее вызывала тошнотворное отторжение. «Боги, даруйте Нам силы… без вас Мы не справимся с этой ношей».

Сцевола выглянул в открытое окно, в надежде, что яркий белый свет и морской воздух смоют сонную тень. В окне можно было увидеть подножие Фаянсового Дворца вместе с рощами, закутками и башенками; мост, пересекающий залив Аквинтаров, на той стороне моста – розовый перелив сакур, цветущих в мистическом саду. Чайки, завсегдатаи Аргелайна, резвились и кричали, словно одержимые. На мосту, щурясь, Сцевола различил крошечные ряды всадников с зеленым морским коньком Флосса45 на штандартах, и подумал, что это должно быть приехала какая-то знатная особа из провинции. «Надо будет встретить, – сказал он себе. – Если не заснем, надо будет… надо…»

Уже позже он с досадой обнаружил, что все еще хочет спать. Пасмурное утро навевало мысли о теплой кровати и клонило голову к груди, словно на затылок положили камень, и он давит с такой силой, что череп дает трещину. В эту ночь Сцевола растратил много сил, которые мог бы сохранить, возможно, для более полезных дел… мог бы, но боги требовали от него иного. Ночью он выматывал себя, чтобы сыграть роль так, как это было задумано, и результат превзошел все ожидания: Магнус может быть и заподозрил что-то, но во всяком случае Сцевола был уверен, что он сделает правильный выбор. В борьбе против Сената помощь возлюбленного брата была бы неоценима…

Сцевола тряхнул головой. Чем чаще он думал о ночи, проведенной в храме Талиона, тем сильнее хотелось спать.

– Итак, что у нас здесь, – с надломом пробурчал он, стараясь сосредоточиться на еще одном пергаментном кодексе. – Флонис Аугалус. Подозревается в укрытии беглого раба. Плебей. Живет на окраине города. Земледелец. Заявил о потере иллюстр Эмий Корикс Декунд… или боги шутят над Нами, или он уже в третий раз ухитрился что-то потерять.

Он взял чистый пергамент и, морщась от болевых ощущений в фалангах пальцев, продолжил выводить буквы, изредка обмакивая кончик пера в чернила. Систематизируя каждую мелочь, он отбрасывал все лишнее, все, что не касалось дела. Юридические дела составляют преторы, а они, как Сцевола уже очень давно знал, имеют склонность делать чересчур красочные описания, ибо такова традиция. Магистру оффиций эта никчемная лирика без надобности, он – высший обвинитель, и если сторона обвинения не удовлетворена решением претора, дело возбуждается снова.

На удивление Сцеволы дело Флониса Аугалуса очень скоро подошло к последней странице. Все, что он мог сделать в данной ситуации, – отправить на поиск беглого раба еще людей, рассчитывая, что Аугалус откроет им правду сам или с помощью улик. По-хорошему, его следовало бы пытать, пока он не сознается, но к сожалению, показания под пыткой не считаются достаточными (о, как несовершенны законы тщедушного императора!). А тем временем Сцевола взял еще одно дело, и еще одно, и еще… и не было им конца и края.

Говорят, Ласнерри подарил людям сон, чтобы спасти их от безумия – участи страшнее, чем проклятие. Зов видений не оставлял Сцеволу ни на секунду – как боги, которых он когда-то слышал в своей голове. Глаза его потяжелели, дыхание выровнялось. Незаметно для себя он вышел один на один с всепоглощающим круговоротом снов, что преследовали его этой ночью. Круговоротом, который завихривал его, точно оркан, стоило ему на секунду потерять бдительность. Очень скоро перо выпало из обмякших пальцев, и истошный крик чаек неведомым образом превратился в звучный голос Хаарона, пока все не погрузилось во тьму.

Жрец стоял у жертвенника и вещал о Башне. О судьбе титанов, что держат ее на своих плечах, и о двух героях с мечом и свитком, что спасают ее от разрушения. Аллегория? Метафора? Реальность? Неужели так прост и так безумен этот манерный символизм? Сцевола возвращает себе кинжал, обагренный кровью, и целует его, отпечатывая на губах липкий соленый привкус. Он смотрит на Магнуса с пониманием, а Магнус, приоткрыв рот, в недоумении взирает на Хаарона. Что в этот момент происходило в его уме, не сказали бы и всеведущие боги, но Магнус казался ему потрясенным. Когда ауспиции подошли к концу, на камнях храма поселилась утренняя роса, знаменуя восход солнца, и оба брата вышли на улицу. Тогда Сцевола впервые заметил, что братишка в задумчивости качает головой, и наблюдая, он понял, насколько трудно Магнусу дается первый шаг к пониманию истины. Попрощавшись, один из братьев отправился во дворец, другой в забытую богами харчевню – такими смешными играми боги играют перед тем, как выделить для человека крупицы великой судьбы. И вот боги протянули руку Магнусу.

Потом невидимый сновещатель растворил в круговороте снов, как в котелке с зельем, все воспоминания прошлых лет. Видение храма исчезло, и перед Сцеволой предстала их семейная вилла в Альбонте. Уютная, как и прежде, стояла она около реки, протекавшей через лес и убегавшей к неприступным Ветреным горам46. После прогулки маленький Гай пришел домой. Осмотрел комнаты – вдруг мама с папой где-то рядом и они приготовят ему поесть?

Он не нашел. Не потому, что плохо искал… в доме их не было. Кроме маленького Гая и братика, спящего в колыбели, братика, еще не знавшего о своем предназначении, в доме не жило ни одной души. Маленький Гай заплакал, и плакал он так долго, что его слезами можно было бы залить отцовский амфитеатр. Но вдруг кто-то постучал в дверь. Гай быстро перестал плакать и кинулся к двери через весь дом. Он бежал быстрее ветра, быстрее взгляда, быстрее всего самого быстрого, что есть на свете. И открыл ее…

Но стучать не перестали.

«Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук» – стучали ветки. Смерч приближался к Альбонту. Круговорот снов.

Заорав что-то вроде «нет!» или «за что!», Сцевола выпал из сна. Разлепив веки, он осмотрелся. Все тот же стол, все те же бумаги. Все те же чайки кричали за окном. Раздавались еще какие-то неясные звуки и в носу стоял запах чернил. Он поднял голову, еле соображая, что его разбудило. Еще один стук он принял за галлюцинацию, но когда тот повторился с новой силой, до Сцеволы наконец дошло, что стучали, по всей видимости, взаправду.

– Открыто! – громко сказал он.

Дверь отворилась. Через порог прошел брудастый жиртрест в камзоле из вычурно драпированной кожи. Взгляд Сцеволы зацепил улыбку на его толстом розовощеком лице. Магистр не был уверен, что знает этого человека.

– Магистр Сцевола? – спросил он с иностранным акцентом.

– Кто вы?

– Меня зовут Шъял гир Велебур, – низко кланяясь сказал жиртрест, – посол владыки Арбалотдора.

«А, точно, грубая, воняющая, варварская делегация Вегенберга. Надо было с первой попытки догадаться. Им не место в Нашей Империи»

– У вас ровно минута, чтобы объяснить, почему вы потревожили Наш покой.

– Покой? – ухмыльнулся посол. – Во имя солнца, да вы здесь только работать и работать! Я же прийти предложить вашему вниманию кое-что интересное!

«Сначала научитесь говорить по-эфилански, и уже после предлагайте что-либо интересное. Это кощунственно, так относиться к древнейшему из языков!»

– Мы не видим в этом нужды.

– Я уверять вас, магистр! Это дело государственная важность! Если мы не решить ее сейчас, то кто-то решить ее за нас потом. Только вам я могу довериться.

Сцевола медленно вышел из-за стола. Взирая на дипломата, он держался уверено и гордо. В своем таблинии он – царь и бог, а назвавшийся Шъялом гир Велебуром всего лишь жалкий варвар, который должен быть казнен уже за то, что появился в Фаянсовом Дворце.

– Почему только Нам, посол? – спросил Сцевола, любопытствуя.

– О, ведь вы владеть законом и отправлять на гибель. Вы самый могущественный человек в Империя! Я хотеть, чтобы вы помогать нам укрепить союз Вегенберга и Империи.

Его маленькие глаза льстиво сверкнули.

– Хм, – задумчиво качнул головой Сцевола, – вот как, значит. – Он подошел настолько близко к послу, что услышал его смрадное дыхание. В упор посмотрел на него. – Знаете, как Наши благородные родители называли выродков с Востока? Дурными собаками, которые испражняются на своих щенков. Нас не интересуют ваши бессмысленные предложения, посол.

Его улыбку как ветром снесло. Переполненный гневом дипломат сжал зубы до скрипа, но Сцевола не дал ему и секунды покоя.

– А еще, знаете, как мы, эфиланцы, говорим о ваших женщинах? Они грязные суки и лягут под любого, кто даст им больше медяка. А теперь проваливайте отсюда, посол. Ищите другого дурака, который будет с вами сотрудничать.

– Я… вы… вы еще пожалеть о том, что сказали, – ошеломленно выпалил он, впадая в бешенство. – Вы пожалеть! Я быть вынужден обратиться к властитель Люциус и доложить о ваше сквернословие! Больше того, я быть вынужден вызвать вас на поединок!

Лицо его покраснело. Руки были готовы ударить. «Варварская натурка дает о себе знать, не так ли, щегол?»

Сцевола упер кулаки в бока и вложил максимум отвращения в свой последний ответ:

– Мы не ведем поединки с женщинами и животными. Прощайте.

Громко зарычав, Шъял гир Велебур резко развернул свою тушу и вышмыгнул из магистерского таблиния, бросив перед этим какую-то угрозу на своем брыдком языке. Сцевола усмехнулся. Какие эти варвары невежды! Убийцы, беспощадные твари, животные! Демоны, которые однажды поглотят Империю, если она им доверится. А еще, как говорят ученые, эта падаль разносит на своих телах смертельную заразу, попадая на кожу, она вызывает нескончаемый зуд, удушье и смерть. Магистр решил, что после того, как закончит с делами, сходит в термы и смоет с себя возможные миазмы. К счастью, выплеснутая на посла ненависть помогла отогнать сонное настроение.

Посол не догадывался, что его угроза наябедничать «властителю» (до чего паршивое слово) не возымела успеха. Никто во дворце не порождал у Сцеволы и тени страха, и сверх того Люциус Силмаез, сей безобидный клерк из семьи, которая давно бы разорилась, если бы не покровительство императора. Зевнув, магистр вернулся к работе и за кропотливым изучением дел уже через минуту забыл о незваном госте.

Одна из чаек слетела на подоконник и взялась скребсти его своим клювом. Глупая птица. Сохраняя терпение, Сцевола аккуратно забросил в нее медной монеткой. Попал в крыло. Закатившись хриплым хохотом, чайка вспорхнула, и улетела к морю, искать пропитание. Сегодня почему-то все норовят Нас потревожить, подумал магистр, жалея, что не может прилечь.

Еще одно дело в раздражающих красочных тонах повествовало о сыне богатого эквита, который нанял убийцу, чтобы разобраться с другими наследниками. Методично и без замотчанья он вырезал вначале двоюродного брата, затем прикончил тетку и склонил племянника подписать отказ от наследства. «На что только не идут люди ради процветания», подумал Сцевола. «Боги даруют им право служить великой стране, они же разменивают ее на преступления!» И тут же вспомнил, что сам не далее как несколько дней назад заказал первосвященника прежней имперской религии. «Нет, есть принципиальная разница между тем, кого заказывать», – как бы себе самому ответил он. – «Есть родичи, а есть враги. На войне как на войне, вот в чем истина».

Магистр пришел к выводу, что наемные убийцы что-то вроде монет. Монеты не хорошие и не плохие. С их помощью можно как купить благовония для храма, так и собрать войско, чтобы грабить деревни. Так что смотря с какой целью! Если цель благородная, то почему бы и нет?

Хаотично вздрагивающие в голове мысли привели его и к другим вопросам. Вопросам, ответы на которые имелись у Хаарона, но его не было рядом. Великий авгур остался в храме Талиона. Кто, как не он, мог сказать, выполнили ли убийцы Черной Розы свою миссию? Покончили ли со Старыми Традициями? Неужели те жертвы, что Сцевола принес, и та жертва, которую, если бы не милость богов, он мог принести, были напрасны? Подобно тому и дело эквита не спешило давать четких ответов. Их предстояло найти самому Сцеволе, и то была не его воля, но воля всеведущих богов.

Назойливая чайка вернулась. В этот раз с приятелем. Вместе они расхаживали по подоконнику, как хозяева, неуклюже переставляя перепончатые лапки, и рыскали, тыкали клювом, будто учуяли что-то вкусное в таблинии магистра.

– Да когда это кончится! – Сцевола уже приготовился запустить в них подсвечник, но в это мгновение кто-то постучал в дверь. Легонько, так что чайки и не вздрогнули.

– Входите. Разрешаем. – Он поставил подсвечник на стол и приготовился увидеть у порога жиртреста подруку с консулом Люциусом, желающих попугать магистра увольнением за выпады в сторону «наших друзей из-за границ». Однако, он просчитался: в таблиний безупречной походкой вошла девушка. Ее распущенные волосы, точно слепок с абсолютно черного холста, были непроницаемы для света. Из-под тонких бровей Сцеволу встретили серого оттенка глаза.

Он не видел более красивой женщины.

– Я не слишком помешала вам, Ваша светлость? – Голос ее был тихим и благоговейно подрагивал.

– Прошу прощения, у Нас так много дел! Вы что-то хотели, госпожа…?

– Юстиния, дочь Эола Алессая. – На ее миловидном личике заиграла улыбка. – Кроме вас, Ваша светлость, мне больше не к кому обратиться. Я проделала огромный путь из Флосса сюда, в Аргелайн, и надеялась, что вы, как могучий господин, и человек вне всяких сомнений благородный, поможете бедной девушке.

– Не нужно, – бросил польщенный Сцевола. – Мы выслушаем вас и без напоминаний о том, что вы бедная девушка.

– Правда?

– Говорите, что у вас случилось. – Он сцепил руки в замок и настроился внимательно слушать.

– В общем… я даже не знаю, с чего начать. – Задумавшись, Юстиния забавно сморщила носик и уперла глаза в пол. Ее улыбка исчезла. – Три дня назад я приехала в город, чтобы, ну, отпраздновать совершеннолетие моей младшей сестры. Я так надеялась её увидеть! Но у порога мне сообщили, что Клавдия не появлялась три, а то и четыре дня. Она жила здесь, неподалеку, в Посольском районе. Я начала ждать её… несколько дней прождала… обходила весь город, заглядывала в её любимые места, о которых Клавдия писала мне когда-то, стала волноваться… и не могла иначе, понимаете? Клавдия часто подшучивала надо мной, говорила, что когда ее не станет, вся наша семья трижды пожалеет об этом. Как будто она не знала, что мы все любим ее больше жизни! – Девушка замолчала, переводя дыхание. Сцевола не сводил с нее глаз. Даже с чёрными кругами у век, говорившими о бессонных ночах, она была очаровательно мила, ибо кровь патрициев зарделась на ее белом личике, «кровь высших людей».

– Я ее не нашла, – добавила она тихо, – ее не было ни на вилле, ни в городе.

– Есть подозрения, кто виновен?

Как правило тот, кого подозревает потерпевший, и есть преступник.

– Я не знаю… матушка говорит, что это мой бывший муж. Марк играет в анфипата47, – она невесело усмехнулась и на мгновение закатила глаза, – строит из себя важную шишку.

– Ваша мать точно уверена, что это он?

– А кто еще? – Юстиния раскинула руки. – Он всегда завидовал положению моей семьи. Он и женился-то на мне только потому, что хотел этот почетный титул, и вот когда получил… вот тогда и сбежал.

Сцевола знал, что это правда. Выродки из низшего плебейского общества часто так поступают, поскольку безмерно завидуют патрициям.

– Ваш рассказ Нам показался сумбурным, – сказал магистр. – Почему вы приехали во дворец лично? Не вы ли пришли сюда под знаменами Флосса? Следовательно, у вас есть и свои люди.

– Да, но… я очень люблю сестренку. – Девушка хотя и пыталась сохранять спокойствие, внешне была очень взволнована. Она терла пальцы на маленьких и, должно быть, очень нежных ручках. Сцевола решил, что ее бывший муж потерял больше, чем приобрел. – Я не могу без нее. Она у меня одна, при этом на ее голову свалилось так много бед, что теперь я думаю, она самая несчастная из нашей семьи. Вот у вас, господин магистр, есть родной человек?

– Да, слава Ашергате.

– И если он исчезнет, неужели вы будете сидеть сложа руки?

– Мы поняли, к чему вы клоните. – «И вы знали бы как правы!» – Мы безмерно сожалеем.

– Вот и я не могу посылать кого-то кроме себя, – ответила она, и посмотрела в окно, словно человек, который торопится выйти подышать свежим воздухом. Как и многим, ей тяжело давался разговор с самим магистром оффиций.

– Присядьте и расскажите о вашем бывшем супруге, пожалуйста. – Магистр пробовал выглядеть располагающе. Он сделал призывающий жест ладонью, и указал на гостевой стульчик.

– Я мало о нем знаю, – призналась она, пододвигая стул и усаживаясь.

– Вы же с ним жили, не так ли?

– Все верно, но вот знали мы друг друга плохо. Женщины моей семьи не выходят замуж по любви, господин, и по расчету тоже не выходят. Они выходят потому, что так их матерям шепчут волны прибоя.

– Это какой-то обычай?

Она поджала губки и кивнула.

– Очень странный обычай для имперских граждан. Но допустим. Вы с ним не встречались? Но как же вы познакомились?

– Нас познакомила мама. Она убедила меня в том, что это и есть мой суженный. И знаете, поначалу я ей поверила. Он обходился со мной очень красиво, дарил подарки, был галантен, как цезарь. Я бы никогда не подумала, что он всего лишь мелкий торгаш, разъезжающий по провинциям. Но когда мы сочетались браком и стали жить в моем загородном доме, он почему-то переменился.

– Это ясно, но мотив не доказан, – вздохнул Сцевола, пожимая плечами. – Он получил от вас желаемое и ушел.

– Он не сам ушел, господин…

– В каком смысле?

– Мы ссорились очень часто. В конце концов мне надоело, и я попросила мать разорвать наш брачный договор. Я думала, что избавлюсь от него раз и навсегда, но Марк… он оскорбился, сыпал угрозами. Вы спросили меня, что я о нем знаю? Самое главное: он мстительный и жестокий. Он убьет Клавдию, потом убьет мою семью, потому что мы не такие, как он, а там доберется и до меня. И мне не к кому идти за помощью. Все друзья считают, что это просто меланхолия на почве неудачной любви. Но если нет?! И Клавдия не вернется сама, я уверена!

Последние предложения перетекли в крик.

– Тише, – прошептал Сцевола. – Мы не дадим никому причинить вред вам или вашей семье. Боги свидетели.

– Вы не понимаете, – настойчиво продолжала она, – он не просто плебей, который обманом заполучил титул, он хитер, как лис, и в своей хитрости превосходит самого бога лжи, если такой вообще существует.

– Мы не думаем, что он хитрее бога.

– Вы опять сказали «мы». Прошу прощения за бестактный вопрос… но кроме вас кто-то еще займется моей проблемой?

Он отмахнулся. Те, кто его не знали, часто задавали этот вопрос.

– Мы есть магистр оффиций и закон, которому он служит. Это не имеет значения. Расскажите, где этот наглый плебей!

Юстиния потупила глаза.

– Он там, где и всегда, на своем любимом рынке. Я хотела поймать его, признаюсь, но побоялась, что у него есть влиятельные друзья.

– Вы хотели надеть кандалы на свободного? Только слуги правосудия имеют право это делать.

В ее глазах мелькнули смущение, страх и обида.

– Он это заслужил, Ваша светлость. – Она приподняла свой маленький подбородок. – Но, я же говорю, я этого не сделала…

– Хорошо. – Сцевола дал ей понять, что он на ее стороне. – Вы поступили правильно. Мы его схватим. Если он невиновен, то отпустим, если виновен, то сгинуть на плахе в назидание остальным преступникам – вот его судьба. Другой вопрос, стоит ли Нам лично приниматься за это дело? Мы утомились, признаться, и хотим лишь закончить дела.

– Ваша светлость, кто как не вы! Пожалуйста! Я уже обращалась к преторам, но они не хотят меня слушать! Их явно подкупил Марк!

– Берегитесь необдуманных утверждений, – сурово вымолвил Сцевола. – Вы только что едва не преступили закон о клевете. Да, ваша история трогательна, но почему Мы должны помогать вам?

– Ну пожалуйста! Пожалуйста! – Она разрыдалась, как маленькая девочка, жалобно и испуганно. – Это очень важно! Как вы не понимаете!

Сцевола чувствовал, что эта женщина готова на все. Она станет вымаливать у него помощь, корчась от бессилия. Она будет бесстрашно кричать на него, если потребуется. Она в безумии вырвет волосы на своей голове, пока от длинных черных кудрей не останется и волоска. Она сделает все, чтобы спасти семью. И знает, что Гай Ульпий Сцевола поступит точно так же.

– Помогите! Разве я многого прошу?..

Только этого не хватало.

– Перестаньте хныкать. В отличие от вашего бывшего мужа, вы патрицианка, и должны держать себя в руках! Боги, ладно… – Он скороспешно выскользнул из-за стола и притянул девушку к себе, заключая ее в объятья. Буквально так же он прижимал к себе мальчика, отданного в жертву богам, но сейчас ее жизнь и жизнь ее сестры была в его руках, и это успокаивало его.

– Не нервничайте. Мы же сказали, Мы никому не позволим причинить вам или вашей сестре вред. Только прекратите рыдать. Это уже смешно.

– Вы… вы правда поможете?

– Таков был Наш долг! Но отныне таково Наше желание.

Она вытерла слезы рукавами белой далматики, и жалостливо глянула на него, едва улыбнувшись. Эта мимолетная улыбка смягчила Сцеволу, он сбросил с себя хладнокровную маску служителя правосудия и улыбнулся в ответ.

– Завтра же Наши люди заглянут в дом вашего супруга. – С отцовской заботой погладив ее по спине, он вернулся в кресло. – Теперь прошу прощения, но Нам надо вернуться к делам. Мы не ждали, что вы разрыдаетесь.

– Спасибо, спасибо большое, – выговорила она, довольно и в то же время смутившись. – Еще раз, простите. Моя семья будет у вас в долгу. И я у вас в долгу…

– Да хранят вас боги, юная госпожа. Возвращайтесь в гостевые апартаменты и отдохните. Вы слишком устали.

Девушка откланялась в грациозном поклоне и вышла из таблиния, прикрыв за собой дверь. Сцевола остался один. Докучливые чайки – и те улетели отсюда.

Он наврал Юстинии. Он не будет заниматься делами. За какой бы преторский протокол он не взялся, больше Сцевола не мог разобрать ни одной детали, смысл ускользал от него, а если ты теряешь смысл – то теряешь и желание, и долг, и возможности. Проблема Юстинии приковала его внимание железными кандалами, которые она хотела надеть на своего бывшего. Что если девушка – лишь делюзия? Слишком красивая для того, чтобы быть реальностью! Так бессонный разум бредит, тщась склонить своего хозяина пойти спать, предупреждает: берегись безумия. Но в глубине сердца, в том месте, которое сохраняется даже в окончательно спятившем человеке, ибо защищено оно не его разумом, а самой сущностью, что появляется от рождения, таилось понимание. Она не делюзия, не игра теней, не желаемое вместо действительного. Девушка была так же реальна, как этот стол, как эти юридические дела и открытое настежь окно.

Он услышал гул кузнечного молотка, извергающего из подковы (а может быть с раскаленного лезвия топора, что в будущем насытится кровью преступника) огненные искры. Облака танцевали в небе, и где-то на близлежащих скалах две чайки, позабавившиеся встречей с магистром оффиций, ловили рыбу. Сон к Сцеволе подкрался неожиданно. Не как круговорот, ворующий разум у тела, но как прекрасная дама, завлекающая супруга на брачное ложе, – соблазнительно и ненавязчиво.

Сцевола закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла.

«Юстиния… красивое имя!»