Читать книгу Царство Беззакония - Адриан Лорей - Страница 9

Однажды отец сказал ему, что Империя держится на крыльях семи виверн: император, консул, легат, магистр оффиций, архивариус, великий авгур и, как это ни странно, народный трибун. Выверенная и давно оправдавшая себя система. Так, испокон веков Империей правит древняя династия Аквинтаров, и если императора нет в столице, в его отсутствие управлением занимается консул. За законами следит магистр оффиций, мистические книги и тайные знания поручены архивариусу, с волей богов сообщается великий авгур, войсками руководит легат. Но ни один из этих шести виверн не имеет власти избегнуть критики седьмой, ведомой пронзительным голосом народа.

В роду Ульпиев все мужчины старшего поколения служили плебсу. Все, кроме Гая Ульпия Сцеволы. Он пошел нехожеными путями, отпасовав предками наторенную дорогу младшему брату, меньше всего желавшему сводить счеты с кликами воров и разбойников, – что ему светило с большой долей вероятности, если бы Гай продолжил традицию. Магнус с радостью и с чувством долга принял на себя это неожиданное обязательство. Судьба дала ему место в колеснице, именуемой «государство», место, ставившее во главу угла подлинные нужды плебеев и изгоев, часто попадающих под разнос, пока обряженные в пурпур плетут интриги; не могущих защитить себя, слабых и потому возложивших надежды на сильного.

Встретив Магнуса у Восточных ворот, архиликтор23 Руфио взялся испражняться словесным поносом из желания напомнить, за какие грехи осуждены преступники и какая кара ждет подданного, покусившегося на правосудие.

– Вот, уважаемый, хоть вы и занимаете большой пост, но закон и вас, и ва-а-ас касается, ага!

«Угу, воры, насильники, мятежники, и жалобы от знатного работорговца как кстати оказались… интересно, на чем вообще строятся критерии знатности! Но да ладно. Что они могли украсть… рабов? А кого изнасиловать, неужто работорговца? И где доказательства, что они мятежники? Будто они виновны в том, что родились не в порфире, а в забытой богами хижине, в хлеву или на задворках корчмы!»

Словом, – и Магнус не посмел бы даже усомниться в своей догадке – чистейший образчик клеветы и злоупотребления должностными обязанностями. Но архиликтор продолжал втирать что-то про государственную измену, ретиво размахивая руками, словно не отдавая отсчет, что перед ним не его подчиненный, а, между прочим, облеченный властью сенатор. «Ох и договоришься ты у меня! Жди… найду твоего начальника!».

В свежих солнечных лучах Аргелайн просыпался, как изнеженный эфеб, натружено и копотливо. Сквозняк заглядывал в тусклые стекла все еще видящих сны домов, брусчатый камень облобызала дождевая вода, чьи мутно-коричневые языки пропадали в сточных канавах.

Бывать в Деловом квартале Магнусу случалось не единожды. По долгу службы он знал каждый уголок, где собирались плебеи, был в курсе, о чем разговаривают они в тавернах за кружкой эля. Он жил жизнью бедняков, тружеников, странников, армия которых в ясный полдень бурлила в рассыпчатых скверах под его покровительством.

Деловой квартал еще называют районом рынка, но это больше чем просто рынок, – верфь и кораблестроительный комплекс ежегодно приносят его хозяевам славу и богатство.

Днем наиболее оживленной частью квартала была улица Тротвилла, но утром она пустовала, нельзя сыскать и бродячей собаки. Между двух продовольственных магазинов музы помогли архитекторам изваять «Привал нереиды», ставший островком аристократии в рыночной сутолоке. Ее треугольный фронтон24 белел над архитравом25, смыкая бордовую простоту черепицы, за ним ко второму этажу карабкалась крыша, сворачивала вправо и красной чешуей возвращалась к фасаду.

– «Привал нереиды» напоминает «Дворец нереиды»! – сказал Магнус. – Не ошиблись ли мы?

И полуслепой согласился бы, что здание может похвастаться вкусом своего зодчего. Даже более чем. Магнус еще издали прикинул стоимость апартаментов, и получившаяся сумма не радовала его. Статуи женщин, берегущих рельефные перекрытия, смотрели хищно, и чем ближе всадники приближались к стабуле, тем жаднее сверкали вызорочные окна.

– Я предлагал «У старого винодела»… – сказал Ги, якобы не при делах. Его гнедой рысак тащился позади трибуна. – Не бойтесь, патрон. Это с виду он такой красивый. Внутри самый наипривалистый привал в Деловом квартале.

– Иногда я завидую Гаю, – тоскливо усмехнулся Магнус.

– Почему не остановитесь на вилле вашего брата?

– Нет, нет, нет, – запротестовал он. Эта идея не понравилась ему еще больше, чем «У старого винодела». – Даже если земля разверзнется и весь город будет полыхать, я все равно не пойду к Гаю напрашиваться на ночлег.

– Почему?

– Ненавижу, когда… в общем, забудь!

«Если ты был единственным ребенком в семье до того, как попал на рынок, то тебе вовеки не понять, что там, где есть старший брат, всегда находятся глупые насмешки и высокопарные поучения. Я сам проложил себе дорогу. Гай только помог в самом начале. И мои старания обеспечили мне независимость, которую терять не хочется ни под каким предлогом!»

– Забыть так забыть… Тогда есть еще люпанарий26 Орумов. – Ги не сдержал хохота. – Говорят, там тоже дают комнату на ночь.

– Ещё говорят, что сыпь и волдыри обходятся не дешево!

Магнус слез с коня. Кавалерия остановилась.

– Отпустим наших друзей, и пойдем поглядим. Клянусь, если я выйду из гостиницы нищим, кто-то сильно пожалеет.

Приятно было чувствовать под ногами твердую землю.

– Чтоб вас разорить, это ж как стараться надо. – Не скрывая улыбки, юноша покинул седло вслед за ним. – Глядите-ка, а вот и наш центурион. Какой насупившийся…

На лицо Ромула вернулась знакомая мина, не шибко довольная тем, что всего полчаса назад какой-то чиновник на мгновение выбил из подчинения целый отряд, заставив его снимать с колес врагов Империи.

– Полагаю, теперь вас можно оставить, да? Больше инцидентов не предвидится, благородный трибун?

Пробежала недолгая пауза.

– Да, – ответил Магнус. – Когда в следующий раз будете рубить головы, желаю вам не напороться на свой меч.

– Какая честь, – Ромул отвесил наигранный поклон.

– Спасибо, что напомнили. Не забудьте проводить осужденных по семьям. И поклонитесь их матерям от моего имени. Вас ведь это устроит, да?

От такой наглости у Ромула отвисла челюсть.

– Исключено, – буркнул он.

– Что? – с улыбкой переспросил Магнус. – Я ослышался, или вы перечите указу патриция?

– Никак нет. – Вздернутый кулак. Салют. Проблеск ненависти в глазах. – Будет сделано.

– Прощайте, центурион Ромул. Или, может, командир легиона Ромул? Теперь уж как лягут кости!

Об их разговоре про повышение Ромул благополучно забыл, присущая всему офицерью надменность не позволяла напоминать о допущенной слабости. Вскоре после этого он увел коня прочь, не удосужившись даже сказать какое-нибудь ехидное слово. Минута, две, три – и вот котерия, некогда сопровождавшая трибуна, скрылась за поворотом, перелистнув еще одну страницу в его жизни.

Магнус повернулся к Ги.

– Как-нибудь я расскажу тебе, когда впервые с ним познакомился… но это уже другая история. Ты лучше сбегай в «Привал» и убедись, что для нас есть свободные места. – Пустельга тряхнула гривой, привлекая к себе внимание. – И, да, место в конюшне конечно же. Как я мог забыть про тебя, девочка? – Он достал яблоко из поклажи и сунул оголодавшему животному. – Про своего не забудь.

– Уже бегу! – Через миг Ги испарился, оставив за собой приоткрытую дверь. Фланирующий по проспекту ветерок подхватил выходящий из гостиницы аромат винных изделий и донес его до Магнуса.

Пустельга устало перебирала копытами, не прекращая тихим гугуканьем просить еще чего-нибудь вкусного. «Потерпи немного, скоро тебя напоят и накормят, ты это заслужила». Но сообразив, что второго яблока у хозяина нет, лошадка обидчиво зафырчала и отвернулась. Ее маленькие черные глаза вперились в пустоту.

На той стороне проспекта раздался звон кузнечного молотка. Магнус представил летящие из-под обуха золотые искры, и металлурга, доводящего до идеального лоска грубый кусок железа. На пару с кузнецом спозаранку встали и игрушечных дел мастера, чтобы успеть покрыть статуэтки сусальным золотом до того, как отдадут свое детище на суд торговли. За очередью мастерских торчал бронзовый купол храма Талиона, местного божка правосудия, одного из Четырех.

– Все готово! – Ги вернулся, отвлеча трибуна от бесцельного созерцания. – Нам дадут две комнаты!

Темноволосая рабыня с острым лицом и некрасиво сдвинутыми бровями пришла вместе с ним. Когда-то ее фартук был свеже-синим, но потрепанный на бытовых работах, почернел и покрылся пятнами. Разбитые колени проглядывались в дырках натянутого на ее тело, как осунувшийся мешок на недоделанную скульптуру, платья, доживающего последние дни – рабыня не имела права носить чистую одежду, чтобы не порочить двор хозяина.

Взяв за узду недопонимающую Пустельгу и скакуна Гиацентро, она потянула их к задворкам гостиницы, туда, где вероятно располагались конюшни. До того, как она ушла, Магнус бросил ей пару монеток, авось порадует себя вкусным обедом.

Измаяно выдохнув, повернулся к Ги:

– Все готово, говоришь?

– Да! Идемте. Вас встретят, как подобает!

У входа в царство пиршеств и разносолов Ги добавил, что хозяин гостиницы очень хороший человек и наслышан о судебных подвигах Магнуса в Кернизаре.

Осоловелые голоса кружили в воздухе. Девочки-рабыни лавировали, отбиваясь от богатых и до назойливости приставучих гостей. Рыбные супы качались в серебряных тарелках, на плоских блюдах кипели хрящи, спрыснутые молочным соусом; пар змеился над гороховыми похлебками – рота служанок в туниках оттенка морской волны разносила по заказчикам немыслимое разнообразие кушаний.

Ги позвонил в колокольчик. Похоже, что обилие господствующей в холле болтовни впитывало все звуки.

– Видимо его что-то отвлекло, он сейчас будет. – Магнус уловил его виноватый взгляд.

– Ну-ну, встретят как подобает?

От этих слов Ги смутился еще больше. Он пустился расспрашивать рабынь, добавляя еще один голос в общую какофонию, переходил от столика к столику, будто хозяин – толстый, каким представлял его Магнус, – сидит где-то там. Из окошек кухни тем временем вырывалось скворчание и тянулся невесомый дымок.

В холле пировало много представителей среднего класса – негоцианты, триерархи рыболовецких судов, знатные путешественники. Наиболее зажиточные купцы, щедро раздаривающие комплименты рабыням, сидели в углу неподалеку от окна, закрытого шторой, и громко обсуждали какую-то сделку. Краем взора Магнус случайно захватил двух женщин, занимающих столик в десяти шагах от него. Их лица заслоняли черные капюшоны. «Залеанки?.. Или жрицы Ашергаты?..» Одна из них повернулась, будто нечаянно притянув к себе его взгляд проницательно-холодными глазами, но не долго Магнус смотрел ей в ответ; спустя пару мгновений в спину ударил гнусавый мужской голос, побудивший его обернуться:

– Тобиас Мальпий, к вашим услугам!

Так называемым Тобиасом оказался высокий мужик в расшитой красной рубахе. Если бы не торжествующая на лице Ги улыбка, Магнус так и не понял бы, кто перед ним. Тощая, вытянутая фигура почти ничего общего не имела с устоявшимся в народе образом заправилы – кроме жидких усов под крючковатым носом.

– Мой юный друг уже передал вам, что мне нужна комната?

– Мы учли все Ваши пожелания. Предоставим целых две комнаты, господин, а пока я предлагаю перекусить… – Он махнул рукой. – Эй, Тит, Фабиан, а ну оба подь сюда! Вот молодцы. Накройте господину трибуну стол, да поживее! – После чего сложил указательный и большой пальцы в жесте, призванном убедить в неубедительном. – Обещаю, Вы выйдете отсюда бодрым и с набитым до отказу желудком.

– Что-ж, это радует, – улыбнулся Магнус. – Жареного поросенка с соусом готовите?

– А как же.

– И мидии с луком?

– Только лучшие.

– И то и другое, пожалуйста. Еще бутылочку белторского белого и немного ржаного хлеба. Пока все. Если я чего-то еще захочу, обязательно дам знать. – Он повернулся к Ги. – А ты… – Но тот уже флиртовал с синеглазой рабыней и ему было не до обеда. «А ты в своем репертуаре».

– Поросенок, мидии, вино… нехило! – усмехнулся усатый, выводя на папирусе состав заказа. – Будут еще пожелания, господин трибун?

«Надо бы поговорить с братом», подумал Магнус, «он задолжал мне покаяние палачей и отставку Руфио».

– Пошли к магистру оффиций. Ты знаешь, где его вилла?

– А чего-ж не знать… знаю. Весь город с недавних пор знает. А Ваше желание – мое желание, господин трибун.

– Вот и отлично.

На возвышении, откуда можно было обвести взором все помещение, заиграли музыканты, вились переливчатым мелосом звуки скрипки, лиры и кимвала. Трибун отметил пустующий столик, где еще минуту назад сидели две женщины, но их там уже не было.

Тит и Фабиан проводили его в комфортную комнатушку с овальным столом и загодя расставленной на нем посудой. Резной клисмос27 отозвался приятным скрипом, когда Магнус присел и, наслаждаясь покоем, откинулся на его спинку. Голубые незабудки отдыхали на подоконнике. Если глянуть в окно, можно было увидеть плетущийся по перекладинам виноград, а позади него облепленные плющом стены соседнего дома.

«А здесь мило. Очень даже – для постоялого двора посреди Делового квартала…»

Скоро ему принесли первое блюдо. При виде поросенка в полузастывшем соусе с веточками петрушки, нарезанным яйцом и лимоном, от голода скрутило желудок, а на язык взобрался привкус свежего мяса.

После поросенка подали мидий с луком – любимейшее из блюд Магнуса сегодня отошло на второй план.

Ги не появился ни после первого, ни после второго блюда. Суета утащила мальчишку с головой. Оставалось признать, что он заслужил, – Ги, как и многие в его возрасте, больше всего предпочитал увеселения. «В точности как брат когда-то». Магнус потягивал белое белторское, освежая в памяти образ веселого старшего брата, каким он помнил Сцеволу три года назад.

– Что-нибудь еще господину трибуну? – Юркий, как сурок, Тобиас возник из ниоткуда.

– Больше ничего, благодарю.

– Знаете, господин… – вежливым тоном проговорил мужик, – я уже очень давно не видел людей служивых, одни торгаши, ей богу! Если я чем-то могу послужить самому народному трибуну, токмо скажите.

– Ты отправил людей?

– Отправил, честью клянусь, – закивал он, взволнованный блеск в его взгляде вызвал у трибуна улыбку. – Всё, как Вы сказали. Мой сын собственноручно приведет к вам магистра оффиций. Он у меня прекрасно ориентируется в городе. Лучше, чем я. Да уж, намного лучше…

– Кто из них ваш сын, Тит или Фабиан? Оба так похожи на вас, что и не отличить, – заметил Магнус.

– Нет, что вы, господин, – просиял Тобиас, – мой родной сын только Фабиан, а Тит… я подобрал его… зим, наверное, одиннадцать назад. Помню, что пацан больно приглянулся моей жене, она решила его воспитать. Ну да что уж там, неплохой парнишка вышел. Вот как Ваш раб, такой же смекалистый.

«Ги наверняка бы обиделся»

– Гиацентро не раб.

– Оу, простите, – он приложил ладонь к сердцу, – не знал, вольноотпущенник значица?

Магнус кивнул.

– Вы сами-то надолго в столице?

– Возможно. – Магнус положил вилку и отодвинул блюда. – Тобиас, ты сказал мне, что весь город с недавних пор знает про виллу магистра. Почему? Что, раньше это было тайной?

– Никак нет, господин трибун, да вот видите… не знаю, как сказать, слухи ходят!

– Слухи?..

– Да… или клевета собачья. Не, ей-богу, клевета.

Магнусу не понравилось, как он мешкает.

– Смелее, Тобиас.

– Поверьте, это не стоит Вашего внимания. – Он передернул плечами. – Говорят, на виллу к Сцеволе захаживают какие-то люди. Когда ночью наши проходят мимо, слышно, как в доме шепчутся, в окнах горят зеленые огни… вздор, правда? Чушь! Еще говорят, там приносят в жертву людей, а утром горожане находят разрубленные тела в сточных канавах. – Его осторожный взгляд кружил по столу. Было в нем что-то от испуганной кошки. Короткая пауза. Ладонь его правой руки разрезала воздух, подытоживая сказанное. – Но Вы… я… я клянусь Вам, что не верю не единому слову. Все это клевета. Со мной часто делятся информацией. Гостиница гостиницей, а хорошую столовую грех не завести. У нас по пьяни чего только не болтают. Вот на прошлой неделе…

Такая вопиющая бессмыслица не вызывала ничего, кроме смеха. Магнус с неодобрением покачал головой. «Гай, спору нет, любит заводить странные знакомства, но чтобы расчленять людей… да и как это вообще возможно? Что, я не знаю своего брата, что ли!»

– Как ты верно сказал, это клевета собачья. – В народе столько ходит слухов, что диву даешься, как лихо вырастает целая страшилка из всего-то пары бутылок. – Скорее всего и про меня какие-нибудь небылицы рассказывают, верно?

– Про Вас нет…

– Не верю. – Магнус искоса посмотрел на него.

– Да сожрет меня ламия, если я вру! – Тобиас аж привстал, безумно разочарованный, что посмели сомневаться в его искренности и услужливости.

Магнус ловко сменил тему.

– Скоро наступит праздник сбора урожая, по этому поводу слухи ходят?

Тобиас призадумался.

– Народ собирается на ярмарку, а так… все ждут, что будет потом. Вернется император, может быть, понизят налоги, а почему бы и нет? Вон, у меня сестра в Калхинах, так говорит, мол у них там добрый префект попался и налоги снизили в два раза. Эх, вот у нас бы… у нас бы…

– Не могу обещать, что Сенат уменьшит налоги в этом году.

– Мы люди незначительные, нам бы только семьи прокормить да детей вырастить, ну вот еще заведеньице держать.

– Я подниму этот вопрос, – заверил Магнус. Ошибаются те, кто думает, будто вся обязанность трибуна заключается в раздаче обещаний.

– А расправы в Аргелайне давно начались?

– Э-м, расправы? – переспросил Тобиас.

– По въезду в город я видел людей, прикованных к колесам.

– А-а. – Тобиас ударил себя по лбу. – Но это не расправы, господин трибун. Наш уважаемый архиликтор называет это очисткой. Все должны служить Империи, а те люди не служили, и их наказали.

– И ты того же мнения?

– Да, господин трибун! – Он снова приложил руку к измятой рубашке. – А как же иначе?!

Магнуса тошнило от раболепства и безропотного повиновения. Жаль, что ничему люди не учатся, и только впитывают со слов Сената всякую гадость про послушание. «Действительно, а как же иначе. Ты хочешь сдохнуть? Да, господин трибун!» Он был убежден, что если гражданские права попирают, ты не должен молча сносить несправедливость, твоя задача – всеми правыми способами защитить их. «Наши законы это позволяют, и любой плебей мог бы отсудить у эквита или патриция неплохую сумму денег за то или иное нарушение его прав – мог бы, если б захотел, если б не годами подавляемая гордость».

– Как можно послужить Империи, будучи мертвым?

На сухом лице Тобиаса собрались морщины, он долго молчал, выискивая глубоко внутри себя подходящий ответ, но в конце концов томно вздохнул. Магнус покачал подбородком, сообразивши, что его собеседник не нашел ответа, как он и ожидал. Убитый не приносит Империи никакой пользы, убивающий – только вред. Если ты убиваешь людей, каким бы красивым словом не называя убийство, очисткой или священным долгом, оно останется убийством. В будущем подобные Кречетам повадятся безнаказанно мстить потомкам за грехи чужих отцов, и все потому, что какое дерево выращивают сенаторы, такие плоды они и соберут.

«Мертвецы, облепившие обочину дороги Тиберия, никогда не вернутся домой и не сядут за станок, и больше не смастерят ничего, что могло бы пригодиться другим».

– Ну вот видишь, – сказал Магнус, и отхлебнул вина. – Значит, это больше похоже на расправу.

В зал вбежал Фабиан. Складки его нижней рубахи прилипли к загоревшей груди, а овечий жилет казался вычищенным добела.

– Добрый день, господин… добрый день отец… – Он обвел их взглядом. – Я все сделал, как вы сказали. И передал, и в общем все, что нужно. Брат господина трибуна, э-м… магистр Гай Ульп… – На полуслове мальчик запнулся. Тяжело дыша, он оперся на колени и наклонился к полу. – Хуффф… ради богов, простите, ну как же его там…

– Ульпий Сцевола, – поправил Магнус.

– Да… Его светлость отказался прийти лично. Но он готов с вами встретиться в другом месте в полночь. Еще он сказал, что очень рад, и надеется… на… на… «встречу братьев, а не политиков», что бы это не значило.

– Где мне его ждать?

Но ответ напрашивался сам. Есть лишь одно место, к которому брат привязан всем сердцем, и это отнюдь не Фаянсовый дворец28; это тот самый идол, обиталище всевозможных странностей и предчувствий, которыми наградила его молва простого люда. И его порок.

Фабиан колебался.

– Он сказал что-то про дом богов… про правосудие… про возмездие…