Читать книгу Царство Беззакония - Адриан Лорей - Страница 14

Детям не стоит ходить в Зал Высшей Гармонии – напутствовала когда-то старая Хелена свою маленькую цезариссу.

С тех пор прошли годы. Пожилой служанки, скорее всего, уже нет в живых. Зал, где дядюшка принимал аудиенции, обезлюдел, последние три года посетители предпочитали обеденный; да и цезарисса за это время повзрослела достаточно, чтобы понимать, почему такие вещи иногда происходят, а советы стариков теряют актуальность.

Средоточие Фаянсового Дворца было таким же пустым и беззвучным, как её сердце, замирающее от осознания того, что дядя Тин больше никогда никого не примет в Зале Высшей Гармонии. Он не вернется – твердило сердце. Но глубоко в груди это же сердце вздрагивало от эха боевых труб, хлопанья парусов в гавани, или подернутого хрипотой мужского голоса в коридорах.

Она смотрела на Аммолитовый трон. Его внешний вид отвечал названию: трон переливался желтым, зеленым и красным, но красного было больше всего. Однажды он станет ее частью. Она прирастет к нему, как дерево к земле, и люди, которые будут приходить в тронный зал, всматриваясь в лицо императрицы больше не увидят Маленькую Мели, их встретит властительница в ореоле алых, золотых и изумрудных огней. «Придет время, когда вы станете учительницей всего народа» – говорил внутренний голос, здорово похожий на голос Серджо.

Она так до конца и не проникнула в смысл его речей. У аммолита не нашлось готовых ответов. Их не было у великих гобеленов, свисающих с потолка, пересказывающих события имперской истории. Их не было и у ковров из шелковых нитей, выкрашенных в кармин из дорогой кошенили. И богатая коллекция керамики не нашла, какую подсказку дать Меланте. «Печальная история Конгломерата учит нас, что ни одно государство на свете нельзя назвать вечным, ни одного монарха…» – впервые за много лет Серджо заговорил с ней не как с ученицей, а как с будущим правителем Эфилании. Мели знала еще очень мало, чтобы отыскать правду самостоятельно, и пока уяснила для себя, что учителю известно то, чего ей, при всем желании, никогда не узнать.

Луан ушла, легат Квинмарк попросил ее приглядеть за уборкой в апартаментах, – что, как считала Мели, было всего-навсего предлогом. Он давно положил глаз на Лу. Давно жаждал остаться наедине. От того, как он ухаживал за ее подругой, Мели приходила в бешенство. Как за служанкой чуть более симпатичной, чем остальные. «Моя Луан достойна почестей и уважения – если чему и научу народ, то сперва этому!»

Тишина играла на нервах, как на струнах кифары. Без Луан она убивала Мели растянувшимся одиночеством, щемила душу сиротливой тоской, вскипала дрожью в руках. Тишина не звала и не успокаивала – она не умела говорить. Но так продлилось недолго.

Железные створки дверей протестно скрипнули. За плечами цезариссы пронеслось уханье стальных пластин, шуршание кожаных сапог, кромсавших полог безмолвия. В Зал Высшей Гармонии пришли солдаты.

Мели обернулась.

В окружении трех дворцовых стражников шел лысый мужчина с седой бородой. Голову его обрамляли татуировки. Из-под бровей смотрел всего один глаз, второй отуманен бельмом. Не проходило и минуты, как он доставал ткань того же цвета, что и его черный плащ, и наплевательски громко сморкался в нее. «Или он болен», Мели отступила на шаг, прикрыв рот тыльной стороной руки, «или это простолюдин, который не знает о хороших манерах».

Стражники вели его к ней.

– Ваше Высочество! – позвал кто-то из них, Мели не увидела, кто; ее взгляд пригвоздил гордый блеск в глазу оборванца. – Вот этот с вами говорить хочет.

– Он… он кто? – Мели ответила тише воды, стражникам пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать хоть что-то. – Он варвар?

– Что, госпожа? Ах, ну… он говорит что-то про посла из Вегенберга и все время повторяет ваше имя. Думаю, он хочет вас видеть. Что нам с ним делать?

– Я… я… не знаю, – оторопела Мели.

Одноглазый выскочил из окружения стражников, до смерти напугав Мели, но напасть не дерзнул и вместо того бухнулся на колени, преклоняя к полу изукрашенный татуировками лоб. Он издал непонятные звуки, в которых почти не узнавались человеческие слова.

Переведя дух, цезарисса в поисках ответа посмотрела на стражу, чье оружие успело наполовину покинуть ножны. Свой долг стражники готовы были выполнить в любой момент.

– Он… – Мели отступила еще на шаг. – О чем он?

– Его господин желает с тобой встретиться. – Она обернулась на голос, который показался ей чертовски знакомым. Ее отчим и опекун стоял, прислонившись к поручню Аммолитового трона.

– Консул Силмаез? Почему вы здесь? Я… простите…

– Моя ты непонятливая, – ласково отвечал Люциус, спускаясь с возвышения, – посмотри на него, он хочет, чтобы ты выполнила его просьбу, пошла вслед за ним.

– К Толстому Шъялу?!

«Ни за что на свете! Мало ли чего он хочет!»

Консул смерил ее холодным взором. У Мели задрожали пальцы, она спрятала их в подмышки, боясь выдать волнение.

– Нет, ты ошиблась. К уважаемому послу Шъялу гир Велебуру. Так корректнее. – Затем он указал на оборванца с лысой головой. – Смотри, как он этого просит… он распинается перед тобой, точно перед княгиней. Кстати, его зовут Джорк, и он славный малый. Правда, Джорк?

– Уху, Джорк, – ответил тот, – сланый млаый, уху.

Это должно было что-то значить, но Мели непонимаючи хлопала глазками. Спустившись, Люциус дотронулся до ее плеч, указательным пальцем провел по щеке.

– Сейчас ты пойдешь за ним.

– Не пойду, – почти выкрикнула она. Люциуса это нисколько не смутило. – Без Луан я никуда не пойду.

– Луан? А, та служанка, зости59 Луан. Брось. Ты должна выйти из своего уюта, любимая падчерица, иначе императрица из тебя получится, как волк из овцы, дурной и трусливый.

– Уху, вокк из цы, уху – сказал Джорк.

– Ни-ку-да я не пойду, – процедила Мели.

Люциус вздохнул.

– Пока я твой опекун, не спорь со мной. Это приказ. Если ты не пойдешь, я буду вынужден запереть тебя в твоей комнате на неделю. И, конечно же, там не будет никакой Луан, чтобы скрасить твое наказание. Ты поняла меня?

Щеки Мели вспыхнули. Глаза заслезились. Она готова была броситься наутек, но суровость в высоком голосе консула насторожила Мели, сбила ее с толку.

От Люциуса несло вином. Он сложил за спиной руки.

– Ты меня поняла, Меланта? – уже жестче повторил он.

– Да.

Удовлетворившись ответом, он заговорил на языке Вегенберга. Меланта никогда не думала, что ее отчим знает, как говорят варвары, но похоже, Люциус Силмаез прекрасно выучил их язык. Одноглазый варвар одарил консула беззубой улыбкой. В сторону Мели он бросил какое-то слово, которое напомнило ей удар барабана.

– Он хочет, чтобы ты шла за ним к северо-восточной башне, – перевел Люциус.

– Уху, к севочной башане, уху.

Улыбнувшись, варвар вытер платком лицо и, шмыгая носом, поплелся к двери. Мели ничего не оставалось, как выполнить его просьбу, а не то консул Силмаез разочаруется и оставит ее одну в гинекее, без Луан. И в самых страшных кошмарах она не смогла бы представить неделю абсолютного одиночества.

Она съежилась от окатившего ее холода. Стражники сопроводили ее до ворот, но за порог не вышли – консул не разрешил. Бритоголовый оборванец свернул на мостик, ведущий к восточной стене, и ветер принес Мели эхо морского прибоя. Ее распущенные волосы трепетали, заслоняя лицо.

Фаянсовый Дворец был не только резиденцией императора и Высшей Палаты Сената, но и неприступной крепостью, построенной на скалистом островке посреди залива. Южная, продолговатая часть островка удерживала на себе громадину самого здания, от его крыльев отходили массивные стены и собирались у ворот в северной части. На восточном берегу стена отходила от воды на несколько метров, что создавало в ложбине между скалами маленький пляж. Серджо говорил, что в молодости часто спускался на веревке, чтобы искупаться, но даже тогда это было рискованным делом – одно неловкое движение и ты свалишься на острые зубья камней.

С шестого этажа гребни волн казались вальяжными волокнами пены. Они наступали с медлительностью морской коровы, и пропадали у берега, как призраки при наступлении дня. Но вид со стены по-иному открывал уже привычное море. Море, у которого Мели прожила всю свою жизнь. Единым величественным потоком его шум смывал горечь в мыслях и в сердце – море не умело молчать. Как отступающая в бою армия, оно могло на время отхлынуть, но набравшись сил, вновь и вновь накатывало на отлогие берега.

То, чего нельзя было увидеть с окна гинекея, можно было рассмотреть между зубенчатыми рядами крепостной стены. Волны взрывались, вспенивались, находя на скалы, расплескивали воду и кидались на камни. В воздухе кружил хрустальный запах моря – вдыхая его, смотря по сторонам, слушая дуэт ветра и соли, Меланта старалась не думать, что идет к отвратительному Шъялу, и по ни капли не ясной причине.

Её спутник с нелепой для варваров пугливостью посматривал на буруны. Когда одна из самых больших волн взбежала на скалы, он на паласт дернулся в сторону, будто испугавшись, что она захлестнет стены Аргелайна и смоет его в море. Его страх позабавил и даже поднял Мели настроение. Оказывается, такие здоровенные дикари боятся того, чего не боится хрупкая девушка!

Еще минуту можно было наблюдать, как оборванец дрожит от шума бурунов и завораживающего дух морского прибоя. Подойдя к вытянутому к берегу пролету, где в осадное время располагалась баллиста, Мели разглядела других людей, похожих внешне на ее спутника, но столь титанически спокойных, что пришел её черед вздрагивать и бояться. Бесстрашные, уверенные в себе, они куда более опасны, чем этот полуслепой Джорк.

У округленного ряда зубцов, на лектусе60 с красной подушкой, лежал обрюзгший мужчина. Его маленькие глаза, пропадающие в больших глазницах, были устремлены в небо, толстотелые руки лениво покоились на груди, на камзоле, который казалось вот-вот порвется и освободившийся жир растечется по стене. Мели не могла уяснить себе, как ложе вообще выдерживает этого большого во всех смыслах человека. На открытом воздухе Толстый Шъял смотрелся еще дороднее, чем на пиру в Обеденном зале. «Все будет хорошо, да? Лу, как мне тебя не хватает, будь проклят этот день…»

Завидев цезариссу, человек в шапочке, стоявший справа от Толстого Шъяла, заиграл на каком-то музыкальном инструменте с длинной шейкой и щипком. Издаваемая им мелодия вытекала медленно, как духи из опустевшего флакона.

Оборванец сказал что-то на своем неразборчивом языке. Толстый Шъял вяловато склонил голову набок, его глаза цвета ржаного хлеба выпялились на Меланту, отчего девушка поежилась и непроизвольно огляделась, тщившись увидеть рядом спасительный улыбку Луан.

– Меланта! Дать мне разглядеть вас, ради Солнца! – сказал Толстый Шъял, повернувшись к ней всем телом и подложив под голову руку. «Кажется, он хочет, чтобы я подошла».

Джорк поманил ее рукой, подтверждая ее догадку. Мели сделала несколько шагов вперед. Она хотела поклониться, как ее учили Серджо и Луан, и уже было приоткрыла рот, чтобы соврать, как она рада этой встрече, но Шъял поднес толстый палец к губам и велел помолчать:

– Тш-ш-ш! – После чего показал на музыканта.

Человек в шапочке перебирал струны и мелодия, выскальзывающая из-под его пальцев, поглощала внимание. Так, наверное, играют чужестранцы, подумала Мели, она ничего подобного не слышала еще, и вообще, находясь в Фаянсовом Дворце, знала очень мало о музыке за его пределами.

Музыкант отличался красивым лицом. Его подбородок то опускался, то поднимался, повторяя медленную вытяжку нот, закрытые глаза оформляли не тронутые сединой брови. Он был молод и искусен, управляясь с инструментом, как с оружием, призванным не убивать, а всего-лишь покалывать нервы.

О нем в последнюю очередь можно было подумать, как о варваре из Вегенберга: в выглаженном коричневом кафтане он напоминал сопельщика, приезжего с Алаонды. Северяне иногда посещали Фаянсовый Дворец, поэтому у Мели было, с чем сравнить.

Его музыка текла, как вал, и разливалась нотами, будто бегущая по скалам вода – через секунду она вышла из того медленного вступления и, не останавливаемая ничем, кроме воли музыканта, приближалась к концу.

Молодой человек пробежался пальцами по струнам. Мелодия еще раз прошла сквозь добрую половину нот, напоследок взвихрилась, с последним вздохом ускорилась, и угасла, как маленькая свеча…

Открыв глаза, музыкант посмотрел на Меланту с такой очаровательной улыбкой, что девушка покраснела, и на миг забыла как о Толстом Шъяле, возлежащем на лектусе, так и про охраняющих посла варварах. Ей хотелось, чтобы он сыграл еще раз. Не только потому, что играл он лучше всех рапсодов во дворце, но и поскольку, пока он играл, Толстый Шъял не напоминал о своем существовании.

– Вот! Вот! – хлопая ладонями сказал Шъял, и, оторвав упитанную голову от подушки, сел на ложе. Оно прогнулось под тяжестью его веса. – Вы знать, что мы тоже уметь делать красивую музыку?

Музыка была красивой, бесспорно, но Мели по-прежнему тошнило от его вида. Она не ответила на вопрос, да и Шъял не ждал, что сумеет её разговорить, изуродованная акцентом речь лишь улучила паузу, чтобы её жирный хозяин мог похвастаться:

– Многие говорить, что мы дикари, варвары, а мы уметь играть лучше, чем кто-либо другой из ваш дворец! Вы думать, это не правда? О, вы ошибаться, моя милая, вы ошибаться! Если есть что-то красивое, что нас объединить, то это музыка. Музыка!

– Уху-уху, мзыка, уху, – забурчал Джорк.

– Вы, кажется, хотеть поклониться?

Чувствуя, как от смущения слезятся глаза, она завела ногу за ногу и опустила подбородок к груди. Оживленно проверив, как сидит на ней её кремово-белый хитон, она повторила те движения, что выучила у наставника Серджо – в голове, тем временем, крутилась лишь одна мысль: «я должна выглядеть идеально, нет, Толстый Шъял не увидит, как я волнуюсь, не увидит!».

На сей раз ей повезло – Шъял посмотрел если не добродушно, то хотя бы без осуждения, что позволило Мели набраться сил и задать самый главный вопрос на повестке дня:

– Зачем вы позвали меня?

Хотя одобрение Шъяла и подняло её уверенность, она выбила этот вопрос, как врага из стен замка, приложив немалые усилия, чтобы это прозвучало максимум смело и без отвращения. Но улыбаться, как посол, Мели себе не позволила.

– Первое, потому, что это хороший день для встреча. Второе, вы очень красивая, а я любить смотреть на красивая дева, хотя и сам не отличаться красота. Третье, у меня есть предложение…

– Может, вам стоит поискать других девушек вне Фаянсового Дворца? Я хотела сказать, если вы так любите на них смотреть…

– О-у, нет. Другие девы и наполовину не так же красивы, как вы! Из вас выйти княгиня Вегенберга, вы об этом не думать?

– А третье…?

– Что третье? – Шъял недоуменно уставился на нее. Потом охнул, как если бы нечаянно прозрел. – Ах, третье! Ну мы почти подойти к этому. Мы общаться с Люциус Силмаез и думать, что вы наше предложение принять с радостью.

– Какое предложение?

– Отправиться в Вегенберг.

Для пущей надежности Мели переспросила еще раз.

– Еще раз, куда отправиться?

– На моя родина! – торжественно завершил Шъял.

«За кого он меня принимает? Он, что, совсем? Противный, толстый, гадкий Шъял! И как на это ответить? Я не хочу ни в какой Вегенберг!»

Было бы слишком грубо по отношению к иностранному послу во второй раз развернуться и уйти. Но и просто сказать, что она не согласна – не хватало решительности. В конце концов из нее вырвалось то, о чем она, как ей думалось, в будущем еще пожалеет:

– Да вы с ума сошли! Я даже не помню, где это!

Но Толстый Шъял находился в здравом уме и пользовался этим.

– Это на Востоке. Я вам показать. Там очень красиво.

Она представила себе хижины с замшелыми дверями, фетор немытых ног, ошметки, в которых бродят, как неприкаянные, их женщины, и кабаки, куда стекается пьяное мужло, а по возвращении домой бьет дочерей.

– Я… нет… я…

Видимо Толстый Шъял решил, что недостаточно обескуражил её, и дополнил свое нескромное предложение словами, от которых Мели на мгновение потеряла дар речи.

– Я предлагать вам выйти замуж за князя Арбалотдора, да освятит его Солнце! И благородный властитель Люциус согласен, вы не беспокоиться!

– Уху, солсен, уху, – присыпал Джорк.

Мели не знала, что больше всего поразило её в словах Шъяла: что её, просвещенную эфиланку, хотят выдать замуж за варвара, или что на подобную гнусность дал согласие её отчим, человек вне всяких сомнений честный. Возможно, и то и другое. Или это какая-то проверка…

Одно было понятно. Если она откажется, то навлечет на себя гнев консула и, возможно, на целую неделю останется без Луан, как отчим и обещал.

Около минуты Мели молчала, взвешивая слова Шъяла, и от волнения теребила локон.

Если откажется, то будет хуже.

«Прошу вас уже не как учитель, а как друг вашей семьи, – зазвучал в голове голос Серджо, – не позволяйте вами манипулировать».

– Я могу подумать? Все взвесить? – Она надеялась, что выиграет минимум несколько дней и успеет за это время поговорить с отчимом, выяснить, что если посол нагло лжет. – Это важное решение, я… ну вы понимаете, я не могу вот так просто согласиться.

– О-у, да, конечно, но недолго. Я уезжать через два дня. Завтра вы дать ответ, Ваше Высочество?

– Да, – кивнула Мели.

«Ничего, Луан расскажет, как лучше всего отказаться, да так, чтобы и отчим был доволен, и жирдяй не стал ему жаловаться. Все будет хорошо! Главное не позволять манипулировать собой, как и говорил Серджо!»

– Но если позволить… – присовокупил Шъял, – вы выглядеть, как настоящая княгиня. Я думать, что вы привести наши народы к миру и процветанию! Мы научиться у вас, а вы у нас. Клянусь Солнцем, это то, к чему надо стремиться.

«Неужели я настолько плохо выгляжу, что он сравнивает меня с какой-то там варварской княгиней! Что это вообще за титул такой?»

Небрежным жестом посол приказал музыканту играть, и – пока юноша исполнял веселую танцевальную мелодию, так же искусно, как и в прошлый раз, – Шъял встал, избавив ложе от грузного тела, и на своих коротких ногах проковылял к зубцам стены.

Мели могла увидеть, как увлеченно он смотрит на погребальную пирамиду в бухте Делового квартала. Как и понтонный мостик, ведущий к ней с побережья, пирамида считалась архитектурным чудом света и приковывала к себе взоры приезжих. Мели так привыкла к ней, что редко придавала значение этой монументальной гробнице, обдуваемой морскими ветрами.

– Я могу идти? – спросила она, переминаясь с ноги на ногу.

Юноша временно прервал игру. Шъял развернулся к ней полубоком.

– Вы не хотеть насладиться музыка?

– Меня ждут во дворце, – уронила Мели, с нетерпением ожидая, когда Шъял отпустит её по своим делам.

– А я хотеть еще пригласить вас на скачки…

– Скачки?

– Властитель Силмаез устраивать их в нашу честь. Я никогда не видеть скачки, но думать, это будет интересно. Может хотя бы этим я не разочаровать вас, прекрасная Меланта.

– Обязательно, – сказала Мели.

«Все, лишь бы скорее уйти…»

– Тогда до встречи, Меланта. Уверен, мы подружиться с вами.

– Уху-уху, житься, уху, – осклабился Джорк.

Поклонившись, как учил её Серджо, Мели устремилась обратно. Она летела впопыхах, как высвобожденная из клетки птица, не разрешая себе останавливаться, пусть даже для того, чтобы просто послушать, как играет тот симпатичный молодой человек. Ей мнилось, что взгляд маленьких глаз упирается ей в спину, Толстый Шъял отслеживает её шаги, Джорк ухукает, как шут, смеясь над её трусливостью. Быть подальше от них – вот все, чего она хотела.