Читать книгу Белые Волки - Ахат Мушинский - Страница 10

В трудный момент и жена не стала ему опорой. Хотя что от неё можно было ждать? Ей Булатов, что ли, нужен был? Она шубы меняла чаще, чем её сверстницы колготки. Далека была от проблем мужа. Единственно до чего додумалась, когда муж у себя там в опалу попал, так это перестала посещать игры «Белых Волков». А то как-то не то, некомфортно: мужа нет, а она есть, присутствует. Нельзя же давать повод для зубоскальства. Там, в ложе для жён хоккеистов, ох какие злые язычки разместились!

Булатов и не ждал от неё поддержки. Свои болячки на показ супруге не выставлял. Себе дороже. Любая оглашённая в семье проблема оборачивалась против него самого. Её неизменная резюмирующая фраза была: «Сам виноват!» И никаких гвоздей! Травма у тебя или ты просто температуришь – сам виноват, – и баста. А что, действительно, разве виновата она в том, что его в запас упекли?

Кто переживал за Равильку, так это его отец – Булат Абдуллович. Главный редактор издательства, он и не заметил, как в заботах о сынишке хоккей лёг на его жизненных весах весьма увесистой гирькой. Он не пропускал ни одного матча с участием сына. Да, тренеры, начиная с детской команды, воспитывали в неприметном мальчишке чемпиона, но и он тоже не в стороне стоял. Кто подымался в четыре утра, жарил любимую сыном картошку, а затем будил его, спящего безмятежным, ангельским сном, чтобы через полчаса выпустить за дверь во тьму и стужу: тренировки-то ни свет ни заря начинались. Как это было непросто, даже больно! Однако Булат Абдуллович перемогал себя, безропотно гасил в себе естественную родительскую жалость – только так, с отцом вместе перебарывая трудности, с самого раннего детства закаляя и дисциплинируя волю, сын сможет добиться чего-то путного в жизни. Бодрился у кухонной плиты, заводил сам себя, как промёрзший за ночь грузовик стартером: главное, инстинкт цели! И воля! Да, цель и воля к ней. Затем, сыграв подъём, уже заводил и бодрил сына: «Вставай, нас ждут великие дела!» А весь дом ещё спал. И жена, и дочь, и старший сын, и кот Барсик…

Первоначально Булат Абдуллович и на тренировки, и на игры водил будущего чемпиона за ручку, закинув рюкзак с амуницией себе за спину (да, застал Равилька времена рюкзаков). Но сын быстро выказал самостоятельность: «Папа, я сам доберусь!» Как ни пытался отобрать тяжёлую ношу, нет: «Сам!» Упрям и своенравен был сызмальства. Но, быть может, только таким и подвластен путь к Олимпу?

Как радовался Булатов-старший, когда в финальной игре за чемпионство его сын поставил победную точку – влупил на последней минуте шайбу в самую «девятку», на контратаке, на противоходе… Противник навалился было на «Белых Волков» всей превосходящей числом армадой (опять Каша перестарался в борьбе за честь и достоинство); и уж вратаря гости собирались менять на шестого полевого, тут-то сыночек его родимый пустил клюшку веером по льду, перехватил шайбу, а дальше – рывок (такой, когда каждый мускул его, каждый позвонок, сегмент и, казалось бы, даже ноготок пошли ходуном – к цели, к цели), бросок… Сперва черенок клюшки, как сабля, выгнулся дугой, а затем, со звоном выпрямившись, пустил каучуковый снаряд со страшной силой неотразимо в мишень, в сетку, и красный всполох за-над воротами соперника – всё, победа! И кипера менять гостям уже бесполезно.

Не смог сдержать слёз, глядя, как ликовал сын, как полетели в разные стороны клюшки, краги, как «волки» стаей кинулись к своему вратарю – без защитной маски, светлобородому иисусику, повалили его и друг друга и устроили чемпионскую кучу-малу. А потом стали качать и подкидывать под самый потолок Ледового дворца вёрткого, большеносого Дрозда, приведшего команду к победе. (Ну, может, чуть пониже потолка.)

Мог ли он об этом мечтать, когда провожал своего маленького хоккеиста с огромным рюкзаком и дешёвенькой детской клюшечкой в темь и пургу на заутреннюю тренировку «волчат»? Сколько лет прошло, сколько зим? И надо же – сбылось! Нет, это не радость была тогда, в победном Ледовом дворце, это было счастье!

И вот дерут «волков» и в хвост и в гриву, а вожака не видать. Нет главного бомбардира команды, нет его сына, нет и многих, многих других надёжных бойцов. И хоккей в его глазах какой-то другой пошёл, непривычный, без центра внимания, без точки отсчёта. Привык постоянно ждать, когда сын выкатится на площадку, когда ему шайба достанется, когда он, наконец, забьёт. А тут все на льду одинаковыми стали, серыми, невзрачными. Вторая тройка вообще какая-то растерянная и осиротевшая. И как насмешка на груди у них красуются оскаленные волчьи морды. Нарисовать-то всё, что угодно, можно!

Нет, волкам, если они настоящие волки, во все времена вожак нужен. Не только за оградой, за бортом, в лице главного тренера, но, прежде всего, в чистом поле, на ледовом поле сражения. Кто-то же должен повести за собой стаю? Всё-таки классное название у команды: «Белые Волки»! Не сравнишь же с каким-нибудь «Газовиком», «Автомобилистом» или «Чекистом»… Но имя, кличка, название обязывают. Они, может быть, и даются произвольно, но затем всю жизнь диктуют, вершат судьбу.

На одном из таких, «без точки отсчёта», матчей Булатов-старший с трибуны за воротами отыскал взглядом сына, и сердце его сжалось. Тот стоял у борта в «штатском», и всей своей застывшей фигурой был точно гипсоподобное изваяние в парке культуры и отдыха, только без патетики в позе.

На днях зашёл сын к отцу-матери, какие-то гостинцы занёс, сели чай пить, а на него смотреть муторно, будто у человека заживо душу вынули. Пытался было успокоить, уравновесить – какой там! Да и что он, пожилой папаша, бумажный, издательский червь, может теперь? У сына уже к четырнадцати годам пошла своя обособленная жизнь. Уже тогда к нему не достучаться было. На обеды себе, да и на кое-какие шмотки он мальчишкой зарабатывал. А в шестнадцать, когда за вторую команду «волков» стал выезжать, его заработной плате могли позавидовать иные писатели с именем.

После чая сын не задержался. Прощаясь, как мог, успокоил предков: удача и неудача в хоккее на одних коньках катаются, всё будет нормально. Погладил старого пушистого Барса, подёргал ласково за ушки, тот помурлыкал в ответ и побежал провожать молодого, редко появляющегося в доме хозяина до самой ступеньки его внедорожника.

Уснуть в ту ночь Булатов-старший не смог. Ворочался в постели, вставал, ходил по квартире туда-сюда: какая несправедливость! Куда смотрит президент клуба, умный ведь мужик, почему не вмешается? А пресса? То врут, что Равиль Булатов травмирован, то ещё что-то там, нелепое и дикое – бойкот, мол, объявил из-за задержек в зарплате и вообще – за океан опять собрался… Какая чепуха жёлтая! Давно бы уж уехал, сколько его из-за океана звали обратно! И ведь люди читают эти бредни, расспрашивают, понимающе покачивают головами, а сами не ему, отцу форварда, а бульварным сплетням верят.

Уже далеко за полночь, мирно посапывающая жена вдруг молвит, будто и не спала:

– У Равиля нашего как были в детстве синяки под глазами, так и остались. А ты говорил, с возрастом пройдут.

С чего это она посреди ночи?