Читать книгу Кошки не всегда молчат - Алекс Гарр - Страница 4

– Э-ри-ка! Улаф! Встаём! – мелодичный голос Ирмы прогонял сон не хуже будильника. Они заглянула к Рике в комнату:

– Доб-ро-е ут-ро! – пропела уже возле кровати. – Мне пора. Встаём! Позавтракайте оладьями, всё на столе. Папа уже уехал, я сегодня буду как обычно. – Нагнувшись, она быстро чмокнула Рике в щёку. Девочка почувствовала аромат Ирминых духов: свежие цветочные нотки и цитрус, яркие, как она сама.

Было слышно, как Ирма зашла в комнату к сыну, поцеловала и негромко что-то сказала. Улаф тихо засмеялся сквозь сон. Прошелестели торопливые шаги, хлопнула дверь. Рике разлепила глаза. За окном серел рассвет – полвосьмого утра. Туманное октябрьское утро в старом добром Тролльхавене.

Потягиваясь, она вылезла из-под одеяла, как из тёплой и уютной норки. Поправила «снежную» феньку-браслет на запястье. Натянула красные спортивные штаны, валявшиеся возле кровати, и белую футболку поверх топика, в котором спала. Улыбнулась фотографии мамы на столе. Поправила на полке книжку про Раксу-плаксу.

– Медвежонок! – она прошла к Улафу и плюхнулась к нему на постель. – Давай вставать – прощай, кровать! – Брат открыл глаза, его расфокусированный взгляд на пару мгновений встретился с её и снова отправился в своё бесконечное путешествие. – Солнце утром встаёт, ранним пташкам бог подаёт! – Рике протянула мальчику руки, и Улаф выбрался из кровати. Его весёлая пижама с жёлтыми человечками была под стать комнате, оклеенной обоями с изображениями мультяшных героев. Рике проверила кровать – сухая, и подмигнула улыбчивому МакКвину из «Машинок» на стене:

– Чики-няу!

– Чики-няу! – эхом произнес мальчик.

Она отвела Улафа в туалет, напевая песенку, умыла и почистила ему зубы. Иногда брат «включался» и вполне справлялся с обслуживанием себя, иногда с ним приходилась возиться, как с тряпичной куклой. К счастью или нет, для своих шести лет мальчик был маленьким и щуплым, и Рике без труда таскала его по дому.

Спустив по лестнице, усадила Улафа на кухне. Щёлкнула пультом ТВ, переключила тётку из новостей, бубнившую об очередных беженцах и мигрантах, на детский канал и поставила перед братом тарелку с подогретыми оладьями. Ещё джем и тосты, тёплое какао. Если Улаф обожжётся, может не почувствовать вообще, а может три часа вопить, как резаный. Мальчик тут же уставился на скачущих по экрану персонажей мультика.

Рике вернулась в ванную и принялась чистить зубы, разглядывая себя в зеркале. Слегка конопатая блондинка почти пятнадцати лет, с серыми загадочными глазами, вполне симпатичная. Папа шутит, что с этим наплывом мигрантов мы скоро станем похожи на спанцев, а блондинок придется ввозить из Остланда, вспомнила она, и засмеялась, сплёвывая пасту в раковину. Потом оценила прогресс роста двух небольших холмиков под футболкой – прогресса не было. Тогда Рике засунула под неё кулаки и снова оценила увиденное. Выглядело гораздо лучше, но ждать чудес, к сожалению, приходилось ещё не скоро. Умыв лицо, она выключила воду.

Улаф ещё даже не притронулся к завтраку, и девочка принялась кормить младшего брата, не забывая и сама отправлять в рот оладьи и тосты с джемом, запивая всё это дымящимся кофе. Мальчик методично жевал, смотря в экран телевизора, Рике одной рукой лазила в телефоне, кидая подружкам утренние лайки. На улице почти рассвело, но утренний туман пока стойко держал позиции, не отступая с городских улиц.

Когда дети вышли на тротуар, из соседнего дома появилась соседка – похожая на красивую лисичку Лута Лайнен, журналистка городского телеканала. Она очень нравилась Рике – молодая, бойкая и независимая. Сегодняшнее оранжевое пальто и красная вязаная шапочка как раз подчеркивали Лутину лисиную внешность. Ее пёс, молодой сенбернар Бамси, рвался за хозяйкой, но Лута ловко впихнула его в дом и захлопнула дверь. Бамси обиженно гавкнул.

– Привет-привет! – весело крикнула она, завидев детей. – В школу? Молодцы! – Она догнала их на тротуаре. – А я сегодня встречаю в порту паром с беженцами!

– Привет, Лута! – Рике вспомнила, что утром в новостях нечто подобное как раз говорили. – А много их будет, этих беженцев?

– Наверное, много. Они плывут на «Короле Торне», а это большой паром! Несколько сот человек, я думаю. – И Лута легонько потрепала Улафа по густым каштановым волосам. – А как твои дела, парень?

– Да как обычно, – немного резче, чем следовало, ответила Рике. И сразу, чтобы сгладить неловкость, перевела тему: – А где их будут селить, у нас, в Тролльхавене?

Лута сморщила курносый носик.

– За городом есть старые лесные вырубки, там подновили несколько домов. На первое время всех разместят там. Мы сделаем репортаж для городских новостей, как раз и посмотришь.

Они поравнялись с апельсиновым «саабом» Луты. Журналистка помахала им, садясь в машину: – Чмоки! Пока!

– Пока! – отозвалась Рике. Дети перешли улицу и сели в трамвай, который подъехал почти сразу. До школы было всего три остановки.

Фасады домов уже выступали из туманной пелены, поднимая красные крыши навстречу утреннему солнцу. Со стороны фьорда клубились тучи, а с востока небо было на редкость голубым, и ещё неясно, каким окажется день – погожим или пасмурным.

На тротуарах тут и там стояли люди, поодиночке и группами. Некоторые шли в ту же сторону, куда ехал трам. Рике обратила внимание, что многие держали в руках… Плакаты? Транспаранты? Какие-то такие штуки.

На школьную стоянку как раз заезжали два автобуса из пригородной коммуны. Одноклассницы строили Рике с Улафом рожицы сквозь окна. Кирстен прижалась носом к стеклу, изображая поросенка, а Грете растопырила уши, демонстрируя в улыбке все свои зубы с брекетами на них.

– Как маленькие, честное слово, – не в силах сдержать улыбку, сказала сама себе Рике.

Они с братом сначала прошли в детский сад, расположенный через дорогу от школы. Там Рике сдала Улафа с рук на руки воспитательнице, полногрудой величественной Анне Ларсен.

– А Хельга сегодня будет?

Анна вопросительно подняла взгляд на Рике, думая о своём.

– Хельга? Да, конечно, она подойдёт чуть позже, – улыбнулась женщина.

Когда мама и папа поженились, мама пригласила свою старшую сестру перебраться из Остланда к ним, в Тролльхавен. Её звали Ольга, а в Нордланде имя превратилось в привычное «Хельга». Педагогическое образование после переподготовки помогло Рикиной тёте устроиться в детский сад. Она оказалась прекрасной воспитательницей, люди говорили, что у Хельги просто дар божий ладить с малышами. Улаф, как и многие другие дети, любил её больше остальных воспитателей.

Взглянув на часы, Рике припустила в класс.

Уроки пролетели быстро. На обществознании молодой, долговязый и некрасивый учитель господин Берг, настаивавший, чтобы дети звали его просто Георг, рассказывал про Карла Двенадцатого, и как его походы чуть не разорили Нордланд. Оказывается, после того, как Сведен прекратил вести захватнические войны и сосредоточился на собственном развитии, уровень жизни в Нордланде начал неуклонно расти, достигнув к двадцать первому веку замечательных показателей.

– Мы гордимся тем, что в нашей стране самое высокое качество жизни на всей планете, – наставительно произнес господин Берг. – Посмотрите на соседний Остланд. Богатейшая страна с обширными территориями, которые они завоёвывали столетиями. А в итоге? Им не хватает населения, чтобы их освоить, почти век красной диктатуры отучил людей быть хозяевами на своей земле. Как следствие, уровень и качество жизни там сильно отличаются от нашего, да и от общеевропейского. В худшую сторону, заметьте.

Всё это было очень интересно, но в начале урока Кирстен переслала Рике свежую фотку из инстаграма Криса Стара, солиста бойз-бенда «Манила Парк». Крис был такой зайка со своей новой стрижкой, что остаток урока Рике провела в сплошном розовом ми-ми-ми, непатриотично пропустив мимо ушей информацию об успехах родины.

– Ты когда уже сама начнешь инстаграмиться? – со смехом спрашивали одноклассницы. У каждой из них были в инсте сотни себяшек и подписчиков, одна Рике со своим пустым аккаунтом выглядела белой вороной. Она же привычно отмахивалась.

В садике Хельга разучивала с теми, кто на неё реагировал, новый танец. Улаф неловко кружился с остальными детьми, порой попадая в такт.

– Улле сегодня молодчина! Танцевал и даже чуточку пел! – улыбаясь, со своим смешным славянским акцентом сообщила Хельга вошедшей Рике.

– Класс! Глядишь, к концу школы и алфавит выучит, – съязвила девочка.

– Не надо так, Эрика – с мягкой укоризной и твёрдым «рр» сказала Хельга. Она одна из немногих обычно называла Рике полным именем. – Я понимаю, тебе с ним нелегко. Но ведь и ему тяжело всё это даётся. Нам надо поощрять в твоём брате любой импульс к развитию. И ты умничка, что так заботишься о нём. Конечно, ужасно, когда такое случается…

Тётя на несколько секунд прижала Рике к себе, и девочка почувствовала укол стыда. Хельгин шерстяной свитер слегка потрескивал от статики, тоже кольнув Рике в щёку. Она засопела и решительно отстранилась.

– До завтра!

– До завтра! – а Улаф уже потянул сестру за руку к выходу.

Тучи с моря победили синеву на востоке и затянули весь небосвод, изредка прорываясь мелкой моросью.

На остановке Тибанена2 столпились несколько человек и стояли один за другим три трама. Такое Рике видела впервые.

– Извините, а что случилось? – обратилась она к пожилому мужчине в сером пальто.

– Да вот видишь, там, выше по улице? – Он показал рукой, и Рике разглядела в нескольких кварталах шеренги людей, стоявших поперёк улицы с теми самыми транспарантами в руках. Из-за расстояния не было видно, что у них там написано. Рядом сверкали мигалками несколько полицейских машин. – Перекрыли улицу, митингуют, будь они неладны. – Мужчина досадливо глянул на часы. – И рельсы тоже перегородили, чтоб мигранты точно мимо не проехали. Придётся идти пешком. – Он оглядел детей. – Вам тоже в ту сторону? Могу проводить.

Рике уже решила.

– Нет, спасибо. Мы обойдём их по набережной.

– Ну что ж, как знаешь. Будьте осторожны.

– И вам всего доброго. Идём, Улаф.

Брату нравилось гулять по набережной (настолько, насколько вообще можно было понять, что ему что-то нравится). Мальчик часто «оживал» вблизи моря, подставлял лицо ветру, иногда смеялся и даже разговаривал. А Рике всегда чувствовала здесь маму… Она была в воде, в мокрых камнях, в сыром воздухе и солёных брызгах, в осенне-золотой листве деревьев и даже в пасмурном небе над головой.

На углу Фортунен, выходившей на набережную, их чуть не сбила с ног мчащаяся во всю прыть пожилая женщина.

– Ой! – Рике едва не упала.

– Смотри, куда идёшь, девочка! – подбоченясь, старушка смерила её взглядом. Круглая, приземистая, на полголовы ниже Рике, в шерстяном розовом жакете и с растрёпанными волосами, женщина выглядела очень боевито. – А то можно попасть в неприятности, знаешь, ли!

Рике поспешила обогнуть сварливую бабку, таща за собой брата. А женщина, казалось, забыла о своих срочных делах, внимательно глядя им вслед.

Волны бились о гранитные блоки, окаймлявшие брусчатку набережной. За столетия булыжники мостовой стёрлись почти до идеальной гладкости. Ветер с фьорда доносил брызги, запахи водорослей, моря и рыбы.

Рике и Улаф пошли на север, к громаде горы Конгеберг, нависавшей над городом. Девочка оглянулась. Сзади виднелись стрелы портовых кранов, рубки океанских судов, стоявших под погрузкой и – Рике пригляделась – белый борт заходившего в порт парома, видимо, того самого, с беженцами. Девочка отпустила руку брата – пусть побегает.

Навстречу им шла группа людей, мужчин и женщин. Впереди, жестикулируя, широко шагал молодой парень в кожаной куртке и джинсах. На одном мужчине была шапка-ушанка с красной звездой и серпомолотом. Туристы из Остланда и гид, поняла Рике. Некоторые туристы кидали куски хлеба летавшим над морем и набережной чайкам, а те ловили угощение на лету. Рике обернулась вслед, и тут одна из чаек вдруг спикировала ей прямо в лицо. Закрываясь рукой, девочка отшатнулась. Птица, схватив клювом прядь волос, вырвала у неё из головы изрядный клок.

Рике, взвизгнув от боли, стремглав кинулась за одну из скамеек, стоявших вдоль набережной. Выглянув из-за спинки, она убедилась, что опасность уже ей не грозит – чайка улетела вслед за туристами. Улаф тем временем устроился на соседней лавочке, разглядывая какой-то предмет. Рике пригладила волосы и села рядом с братом.

В руках у мальчика была религиозная картинка – Мадонна с младенцем у груди. Потирая больное место, откуда дурацкая чайка вырвала прядь, Рике вспомнила – такие картины, нарисованные на доске, в Остланде называют «иконами». Только эта была маленькая, дешёвая, наклеенная на фанерную дощечку с пластиковой окантовкой.

– Можно мне посмотреть, Улле? – она протянула руку, но мальчик прижал «икону» к себе. Откуда она взялась на скамейке? Может, туристы оставили? Девочка посмотрела вслед группе осси, но те уже скрылись за изгибом набережной.

Отец работал в порту, и точно знал об этом гораздо больше дочери-школьницы.

Рике достала телефон, набрала его номер:

– Алло, Ри? Как дела? – отозвался тот.

– Папа, привет! Мы с Улле идём домой по набережной.

– А почему не на траме? Все в порядке? – забеспокоился отец.

– Да, нормально. Правда, Хокон-Атлантистен перекрыли. Там какой-то митинг, и трамваи не ходят.

– Ах, вот оно что! Быстрее тогда идите домой! На улицах может быть небезопасно. Слышишь?

– Это из-за беженцев, пап? Люди не хотят, чтобы они у нас оставались?

– Я разузнаю, дочь, и сразу позвоню. Идите пока домой, и не подходите к скоплениям людей! Как Улаф?

– В порядке. Пап, он тут нашел на лавке такую штуку, «икона», кажется, называется, как в Остланде. Только маленькая.

– Надо же. Откуда она там?

– Не знаю. Пап, можно, Улле возьмет её себе? Кажется, она ему понравилась.

Отец пару секунд помолчал.

– Хорошо. Я приду вечером, посмотрю на неё. А сейчас домой, сразу! Ты обещаешь?

– О’кей. Обещаю. Пока-пока.

– До вечера. Целую.

Она поднялась с лавки и закинула на плечо рюкзак.

– Пойдем, братец кролик.

Улаф сунул «иконку» в карман и взял сестру за руку.

На одной из скамеек сидел худой старик в чёрной шляпе, плаще и с седой бородкой. Рядом стояло инвалидное кресло. Когда дети проходили мимо, до них донесся дребезжащий голос:

– Девочка!.. Девочка!..

Рике подошла к старику.

– Вам нужна помощь?

Тот попытался встать со скамейки, опираясь на трость, но сил у него не хватало.

– Добрая девочка!.. Помоги мне, пожалуйста… Я не могу перебраться в мою проклятую коляску…

От него несло кисловатым запахом стариков, а еще – будто сырой землёй, и чем-то несвежим. Подслеповатые глаза близоруко щурились на Рике.

Поддерживая старика под локоть, девочка помогла ему встать со скамьи и проковылять пару шагов до его кресла. Старик уселся на сиденье, зажав трость между ногами.

– Может, мне позвонить в социальную службу?

– Не надо, не надо, – дрожащий голос старика слегка окреп. – Сюльве лишь бы добраться до своей коляски, а то дряхлые кости порой подводят, хе-хе…

Он тронул рычажок на ручке кресла, и под ней сразу загудел мотор электропривода.

– Я тогда пойду?

– Ступай. Спасибо тебе…

Старик пошевелил рычажком, и кресло неожиданно быстро покатило вдоль набережной, туда же, куда ушли туристы.

Столько происшествий разом случалось в жизни Рике довольно редко. Она догнала Улафа и задумчиво пошла рядом.

Впереди маячил бетонный монолит Бастиона. Такие строили в королевстве во время Первой Мировой, для защиты от атак с моря. Отец рассказывал Рике, что раньше там стояли мощные пушки, но в конце восьмидесятых годов прошлого века их отправили на переплавку, а в Бастионе с тех пор открыли военно-морской музей. Дети даже как-то были там на экскурсии.

Между стеной Бастиона и краснокирпичными пакгаузами Пристани тянулся узкий проход, машина не проедет, не улица – переулок. По нему можно было выйти на Хокон-Атлантистен, а там до их дома всего метров двести.