Читать книгу 10:18 - Алекс Вест - Страница 3

У меня были друзья детства, с которыми мы проводили все свободное время, давайте представим, что их звали другими именами, чтобы они не догадались, что речь идет о них.

Мой лучший друг, мальчик, который сейчас уже умер: он скончался, когда мне было лет тридцать, ему было тридцать один, только что отпраздновал свой день рождения, пошел в парк выпить пива и провалился в канализацию, там люки были не закрыты, он провалился как раз в такой позе, что моментально сломал себе шею, я считаю это лучшей смертью; звали его Максим, но я буду здесь писать о нем как об Умберто, это старинное имя. Если я проведу ассоциации, то в голове возникает множество образов. Кстати, этим же именем, только другой его национальной вариацией, звали главного героя романа Набокова «Лолита». Пусть будет Умберто, потому что это имя настолько дурацкое, что, лишь назвав им моего лучшего друга, я не буду так переживать об утрате. Последние годы мы не так тесно общались, но Ум объявил о себе как об открытом гомосексуалисте, мы поддерживали его как могли. Я давно была склонна считать, что Ум гомосексуалист, потому что мне еще тогда, в детстве, показалось, что его я мало интересую. И хотя он казался мне симпатичным, я сразу чувствовала, что ничего не может быть между нами, хотя на даче мы проводили вместе все свободные часы, в подростковом возрасте Умберто всегда интересовался мальчиками, хотя дружил со мной и моими подругами. У меня были подруги, три основные. Это Эдит, пусть ее так зовут, не знаю, почему; Ли, это Лиор, производное от «и свет мне», еврейское имя, а третья приезжала значительно реже и назовем ее по этой причине Кристина.

Ум был моим лучшим другом, но девочке всегда проще понять девочку. Вторым мальчиком, который с нами дружил, был Антонио, я его так назову, потому что он был Антон. Где он сейчас, я не имею ни малейшего представления. Он был достаточно скверным мальчишкой, хотя часто мы встречались с ним и Умберто, потому что они жили на одной улице, часто играли в салки и бадминтон. Много будет историй про всех нас, так что ждите. У нас были друзья и еще. Второстепенные, лишние люди. Они просто служили фоном и отирались вокруг, как больные дети, семья из двух даунов, нас страшно они раздражали. Они пытались взаимодействовать с нами, родители отпускали их побродить по садоводческому товариществу, будто они собаки и надоели им уже сами, что глаза бы их не видели. Зачем они родили подряд целых двух даунов? В этом вопрос. Но здесь мы не вольны судить, ибо что можно сделать, когда у тебя получается только такое? Когда ты пытаешься, ждешь, выращиваешь, а оно вырождается, чернеет, зияет дыра, пустота в твоей душе, вместо детского смеха лишь разговоры о толерантности. Беседы о том, что надо любить и терпеть, а потом выпускание птичек из гнезда, лишь бы только после их ухода заняться сексом и вновь породить подобное им создание. А агнцев божьих отдать в пищу волкам.

Моя жизнь начиналась в середине лета, когда меня привозили на дачу. В начале лета делать там было нечего, занимались посадками, я собирала вещи, читала дома и играла в игрушки, собирала всех своих кукол, барби, искусственных лошадей. Столько фантазий. Жила я у родственников, у нас у самих не было дачи, там со мной были тетя, дядя, их сын, который был в два раза меня старше, человек уже взрослый, состоявшийся. Я была как грешница неприкаянная, не очень успешная, типичный черный лебедь, которому не светит стать прекрасной птицей, ведь у нашей семьи даже не было машины и дачи, как полагалось в высших сословиях тех времен.

С детьми не так просто наладить отношения, как кажется взрослым, я знаю мало взрослых, которые понимают детей, зачастую этим людям что-либо от детей надо или же они просто сами никак не выйдут из детского возраста. В моем тогдашнем возрасте лет восьми или девяти я пыталась наладить с ребятами отношения. Зачастую их отпугивало некое отшельническое положение моего семейства. Мне не разрешалось приглашать в дом друзей, потому что они могли натоптать на свежевымытых полах, которые тетя натирала до блеска. Я общалась с ближайшими соседями, с одними из них у нас не было забора. Там проживала семья с ребенком, их дочь звали Лиор. С отцом хорошо общались мои дядя и брат, а с матерью – моя тетушка, хотя разница в их возрастах являлась весьма существенной. Моей тете на тот момент уже было хорошо за пятьдесят, дяде – к шестидесяти, брату уже тридцать с лишним, и он был женат на девушке, с которой они постоянно то сходились, то расходились. Он тоже неплохо общался с родителями Ли, однако по какой-то причине они тяготели к пенсионерам, видимо, потому что дядя и тетушка были достаточно современными людьми, увлекались поездками, здоровым образом жизни, были успешны в работе и были достаточно обеспечены. Некоторым людям характерно общаться с успешными, потому что они сами мечтают стать таковыми.

Авторы книг по популярной психологии и прочего антинаучного бреда любят приводить такие примеры, будто чуть ли не бомж, побеседовав с более-менее приличным человеком, моментально обретал мотивацию, чтобы стать миллиардером, и у него получалось; если не миллиардером, то уж миллионером стать ничего не стоит, когда сформируешь круг общения для такого благого дела. Если бы не мое происхождение, не мои родственники, которые работали в космической отрасли и зарабатывали хорошие деньги, навряд ли бедно одетая и не очень общительная девочка была бы допущена к общению с Ли. У них в доме всегда было чисто, идеальный порядок и семья, похожая на идеальную. После Ли родители уже не могли иметь детей, хотя и мечтали и постоянно об этом рассказывали, мечтательно, но как-то неискренне мать рассуждала о сыне, о возможности появления «наследника», о возможном рождении «принцессы». В те года вспомогательных технологий для рождения детей не существовало в нашей стране, так что, ропщи не ропщи, у вас есть только Ли, которой доставалось все, что она хотела. При этом девочкой она была достойной, несмотря на все баловство, на безумную любовь матери и отца, на то, что ее записали в школу для богатых и элитных, в то время как я ходила на занятие в ту, где половина класса спилась уже в школе, а вторая еле закончила и не было половины учителей по многим предметам, что впоследствии помешало мне поступить в университет. Ли же пошла учиться в весьмапрестижный вуз. В нашей стране ее уже нет, она живет за границей много лет.

Эдит жила на соседней улице, рядом с Умом, она приходила ко мне, когда я была совсем маленькой, мы с ней строили дома из песка во дворе и закапывали секретики в куче песка, который затем стал материалом для изготовления нашего дома, который строился в тот момент, и был готов только первый этаж. Эд происходила из семьи значительно проще, чем семейство Ли и чем мое. Ее мать работала в школе уборщицей, а дом принадлежал бабушке, когда-то отдавшей все свои лучшие годы заводу, что впоследствии обеспечил им возможность не тратить деньги на аренду жилья и на электричке вывозить семейство в составе пьющего отца, матери и бабушки периодически побывать на природе. Эд проживала с бабушкой все время нахождения на даче. Она была умна, у нее была прекрасная фантазия, и мы с ней постоянно обсуждали тайны мироздания и призраков. Она всю жизнь мечтала сделать открытие, даже уже во взрослом возрасте, увлеклась эзотерикой, чем-то непознанным, тайнами бытия, мироздания.

Мы с Эд постоянно уединялись в сарайчике, где начинали мистические ритуалы. У нас была своя колода карт, напоминавших Таро, с одними нам известными картинками. Мы гадали друг другу, и все наши предсказания сбывались. Когда я многим позже изучала мистику и оккультные науки, просто для интереса, мне стало известно такое направление в толковании Таро, я не умею излагать грамотно подобную информацию, ибо я не специалист, но наслышана, что можно изучать смысл самих карт, подробно рассматривая каждую картинку, и уже толковать карты исходя из этого, а можно открыть в себе некий поток сознания, чтобы интерпретировать картинки исходя из ассоциаций, приходящих с ними. То есть для того, чтобы осуществлять грамотное гадание, пусть даже со своими собственными картами, достаточно открыть некий канал восприятия, через который будет, как бы громко это ни звучало, приходить послание чуть ли не из самого космоса.

Мы появились в результате большого взрыва, следовательно, космос, наша планета и мы сами – это единое целое. Мы стремились к энтропии, разупорядочиванию, разделению. Пока что масса категоризации некритическая, и существование наше только условно под угрозой, но когда количество хаоса станет несоразмерным, мы вновь взорвемся, обретя со всем космосом целостность, так что все эти крупицы, такие как поток мыслей, приходящих извне, предопределенность судьбы и событий, которые карты могут предсказать без особых усилий, – я верю в это. Я помню, как мне тогда выпало что-то странное, без труда мне удастся описать те карты, которые я увидела, но с которыми я затруднилась в плане интерпретации. На одной из них был изображен улыбающийся старец, на второй – зеркало и близнец в нем, на третьей – огонь, а затем смерть. Мне показалось, что меня в жизни ожидают какие-то мистические, но горестные события.

Еще чем мы любили заниматься с Эд – это устраивать друг другу путешествия в другие реальности. Мы проделывали это в старом сарайчике, туда заходить с друзьями мне разрешалось. Мы с Эд иногда приглашали к себе и Ли, и Ума, но ему это всегда было непонятно, он был человек земной. Заключались данные духовные практики в том, что Эд утверждала, что в головном мозге человеческих созданий присутствует специальное отверстие, через которое приходят видения. Для того чтобы вызвать в себе их, надо уединиться в темном помещении – и затем кто-то из нас ложится на кровать, а ведущий садится сзади и начинает нашептывать в область, где, по предположению Эд, располагается это отверстие, историю о таинственных приключениях, путешествиях в другие вселенные. Говорить нужно тихо, но чтоб все остальные могли слышать.

Ли такие занятия подходили многим больше, чем Умберто. Она всегда внимательно слушала и старалась все представлять в меру своей скромной фантазии. Она не отличалась от основной массы людей. Отсутствие страданий делает человека более ограниченным, он способен что-то понимать, но не в состоянии явственно представить, что такое лишения и горе. Сытый не разумеет голодного. Для нас с Эд уход от реальности был способом ухода от наших проблем, от того, что мы видели дома. А Ли, что ей было отрицать? Она ничего не знала, хотя люди часто бывает, что чуют, что им врут. Что все не так хорошо, как кажется. За парадными занавесками, за большими возможностями, даже заработанными честным трудом, всегда может скрываться фальшь. Мне тогда еще казалось многое непонятным, но я чувствовала, что Ли несчастна, поэтому ее потянуло ко мне. Мне нравилось с ней молчать. Она была спокойна, добра ко мне, всегда меня слушала, старалась улыбаться и помогать. Она чувствовала вину, что у нее все хорошо, в то время, как у нас все не слава богу. Поэтому в детстве она всегда соглашалась на все наши предприятия, лишь бы только побыть рядом, просто присутствовать. Возможно, мы были ее единственными настоящими друзьями. Ее мама работала косметологом, а отец, по слухам, имел какой-то бизнес, связанный с криминалом, что он делал конкретно, мне неизвестно, однако в те времена приобрести большие деньги другим способом не представлялось возможным. У матери были богатые клиенты. Говаривали, будто и знаменитости.

Я помню, как мы завидовали Ли. Тому, что у нее все есть, а у нас ничего нет. На деле же, мы гораздо больше имели. Особенно я. Мне иногда кажется, что всего этого я не заслужила.

Весь наш жизненный цикл с начала моих путешествий (ибо летом мы, кроме дачи, никуда не выезжали, только Ли могла позволить себе поездку в Турцию на неделю) можно разделить на определенные периоды. Это истории, с которыми данные периоды связаны. У нас каждый год происходила какая-то новая, и все они были как нельзя более правдивыми.