Читать книгу 10:18 - Алекс Вест - Страница 8

Во всех сказках про детей есть чудовище, где-то это дракон, где-то медведь, а где-то и заяц с острыми зубами, чтобы вгрызаться в морковки с остервенением хищника, но обычно в реальности выбор не такой богатый, поэтому у нас на дачах завелся, как мы тогда выражались, маньяк. Мне сейчас ретроспективно уже кажется, что зря мы так затретировали этого человека, но тогда он настолько был смешон нам, что сил не было уже обсуждать его денно и нощно и вынашивать планы, как вывести его на чистую воду и явить миру во всей красе его пороки.

Его мы назовем Педро. Потому что имя это довольно дурацкое по меркам России, и Педро был нелепым сам по себе. По комплекции он напоминал Кристину, и молочные железы его были развиты, как и фигура, по женскому типу. Может показаться, что здесь замешан ученый Кляйнфельтер, но нет, всего лишь сходные с Кристиной диагнозы, но чуть больший уровень интеллекта. Он просто любил общаться с детьми, потому как взрослые его давно отвергли. Его ровесникам было за двадцать лет, и заняты они были либо романами, либо учебой, либо уже были женаты и имели семьи. Педро работал на почте, говорили, что его родители купили дачу специально, чтобы он не заболел бронхолегочными хворями, им казалось, что взвесь бумажной пыли в атмосфере отделения почты способна погубить их единственного и любимого сына. Они воспитывали его по типу гиперопеки, и если моя мать, родившая меня достаточно поздно, была похожа на адекватного человека и выглядела значительно моложе, то здесь вместо мамы и папы были словно бабушка и дедушка, да вдобавок еще и повернутые на секте свидетелей Иеговы, что образовывало в психике Педро термоядерный коктейль.

И вот он подошел ко мне и проявил сочувствие, обещав посмотреть камеру и починить. Откуда-то у него были детали от всевозможной техники и ни одного исправного устройства. Он буквально за пятнадцать минут все нам заменил, рад был несказанно, и мы решили принять его в нашу компанию на время. Он не казался нам таким взрослым, как Ру, потому что Ру был вдобавок еще и отцом Лиор, что придавало его образу значительность. Но не замечать, что Педро несколько старше двенадцати лет, не представлялось возможным. Он был нам выгоден до определенного этапа развития наших дружеских отношений – для начала он носил нам бутерброды, которые готовила его мать, обильно умащивая их маслом и отрезая толстые ломти колбасы «Любительской». С его помощью мы открыли для себя возможность всем вместе находиться в кадре во время съемок. Это был прорыв, ведь снимали мы одним дублем без возможности монтажа, поверх неудачных сцен накладывались следующие, а у Педро был переносной магнитофон на батарейках, с помощью которого и кассет Мирьям он даже помогал нам создавать саундтреки во время прогулок главных героев или их сидения в одиночестве и предавания мыслям.

Сценарий реализовывался без проволочек, каждое утро мы вставали в шесть-семь утра и встречались в восемь, затем репетировали, снимали дубли пробуждения главных героев, их телефонные разговоры. Педро присоединялся днем для того, чтобы отсмотреть с камеры снятый материал и дать советы, ибо сам, по его словам, постоянно смотрел ужасы и остросюжетные триллеры. Сейчас, пересматривая то, что нам удалось сделать, я понимаю, как неудачно я выбрала профессию. Если бы только я не послушала никого и себя в том числе и старалась год за годом заниматься и всеми силами пролезать на режиссерский факультет, возможно, мне многого в жизни удалось бы добиться. Возможно, это было моим призванием, писать сценарии и создавать из ничего картинку. Так жаль, что часто родители рубят на корню в детях тягу служить творческой профессии. Они разумеют подобные увлечения легкомысленными, временными, не думая о том, сколько творческих жизней им пришлось загубить.

Наш фильм по хронометражу длился уже около получаса. Мы решились собраться все вместе и его посмотреть, подключив видеокамеру к телевизору у меня на веранде. Результат настолько впечатлил и вдохновил нас, что у нас не осталось больше сомнений: необходимо опубликовать фильм и выпустить его на широких экранах. На данном этапе развития сюжета писательница вела переговоры с издательством, которое должно было увеличить вчетверо ее прибыль от публикации очередной книги, написанной сестрой, а та, услышав о баснословных гонорарах, тихо плакала в своей каморке и молилась, чтобы хоть кто-нибудь помог ее спасти.

Педро тем временем почуял вкус к жизни. Он накупил себе новых футболок на рынке, стал частенько околачиваться рядом с нашими воротами, даже когда нас и не было, о чем мне со смехом рассказывали родные. Тетя и дядя не считали, что он представляет хотя бы малейшую опасность, им было забавно, и они постоянно подначивали меня, мол, у меня появился жених. Ирвин и Хелен гуляли с Альбертом на детской площадке, что расположена была в конце нашей улицы. По сути, просто две скамейки и размером три сотки поле. Никаких детских каруселей, качелей и подобного, безусловно, там не было. Педро постоянно подходил к ним и старался завязать диалог, восхищался ребенком, спрашивал, как у меня дела. Видимо, он почувствовал, что у него появились друзья, и боялся дружбу эту утратить. Он утверждал, что ему неинтересно общаться с ровесниками, поскольку они употребляют алкоголь и наркотики, а с детьми гораздо лучше, поскольку разум и помыслы их чище, да еще и мы были достаточно начитанными и творческими детьми, и он планировал передавать нам свои знания в технике. Говорил, что ему очень интересно читать про военные корабли, и мальчики частенько захаживали к нему посмотреть на модели, которые он сам собирал по журналам. Кристина уехала, к радости моего дяди, и сценарий пришлось переписать. В фильме просто сообщалось о ее загадочной смерти. Мы сняли холмик рядом с пожарным прудом, ставшим болотом, указав, что сие есть свежая могила, вот и все, такая бесславная кончина.

Однажды вечером, когда мы гуляли, к нам привязался Педро. Мы шли с Эд и Ли, а мальчиков не было, по-моему, они решили поиграть в «Денди» с Антонио, а у нас не было к этому ни малейшего настроения. Становилось темно, на участках зажигались фонари, Педро рассказывал нам о жизни, спрашивал нас о том, как мы учимся в школе. Он сказал, что закончил в восемнадцать лет девять классов, но учиться дальше ему не надо, потому что он собирается посвятить себя Богу и стать священником, как велят ему родители. О том, что священником стать не так просто, как ему думается, он никогда не слышал, хотя, возможно, у тех, кто исповедует культ свидетелей Иеговы, все делается гораздо проще. Лиор с интересом начала спрашивать его о том, как он рос, какие люди его родители, возможно, это показалось ему очень трогательным, и на следующий день он уже отирался не рядом с нашими воротами, а стоял и высматривал за забором Лиор. Мы с Эдит тогда сидели у меня на участке, а Ру пришел навестить Альберта. Ру как раз предложили стать крестным, и он с радостью согласился, привозил из города игрушки, подарки, даже купил себе религиозную литературу, которую рекомендуют прочесть прежде чем стать крестным отцом. Для роли крестной матери никак не могли найти подходящую женщину. Одна тетина подруга согласилась, но она была такая старая и богобоязненная, что Ру моментально восстал против. Пусть даже это был и не его праздник, но он сказал свое веское слово, что бабка вскоре отбросит копыта, а крестная мать крайне важна, и прочее и прочее. Тогда встал вопрос, кто же может стать крестной, помимо странных подружек Хелен, которых тетя моя называла не иначе как лесбиянками. Я не думаю, что кто-то из моих родных был против геев и лесбиянок, но почему-то именно так люди старшего поколения обзывали богемных и ненадежных товарищей.

Место оставалось долгое время вакантным. Но на обеде, когда к нам пришла и Мирьям, Хелен внезапно предположила:

– А может, Ри станет крестной?

Тетины глаза округлились.

– Но Ри сама же еще ребенок!

– Ну и что, – ответила Хелен. – Она очень любит Альберта, сразу понятно, что никогда его не предаст и не бросит, что бы ни было и как бы мы ни ругались с Ирвином. Она молодая, как говорит Руди, и она не умрет послезавтра. Ри молодец, я хочу, чтобы она была крестной матерью Альби.

Повисла неловкая пауза. Ру посмотрел на меня. Его взгляд был пронзительным, будто меня просвечивают рентгеном. Он выбирал, просчитывал варианты, обдумывал целые схемы. Иногда он смотрел на меня так, когда был предельно серьезен или хотел сделать замечание.

– Я думаю, смысл в сказанном тобой есть, – тихо сказал он. Альберт в то время сидел у него на коленях. – Но надо ее проверить.

– Как? – удивилась Хелен. – Она моя сестра, получается, что от нее можно ждать? Хорошая девочка.

– Нет, всех людей надо проверять перед тем, как поручать им что-то ответственное.

– А что ты предлагаешь конкретно, Руди? – спросила моя тетушка.

– Посмотрим, – отрезал он и больше ничего не ответил. Последнее время он практически не обращал внимания на меня, как мне казалось. Раньше он постоянно играл с нами, веселился, а сейчас либо занимался с Альбертом, либо был страшно загружен.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, а то меня бабушка, наверное, ищет, – проговорила Эдит. Наверняка ей просто было неловко присутствовать при столь интимном разговоре между практически членами одной семьи. – Я зайду к Ли попрощаться, дядя Рудольф?

– Угу, – безучастно кивнул Ру.

Мы попрощались с Эдит, и она решила срезать путь через участок Лиор, заодно поболтать с ней. Прошло буквально пять-шесть минут, как раздался девчачий визг. Мне трудно было даже отследить хронологию, так как произошло это в течение нескольких секунд.

Ру максимально осторожно посадил Альберта на диван, где сидел, отслеживая параллельно, чтобы он оттуда не свалился, а затем выбежал с неистовой скоростью, Мирьям испуганно побежала следом. Альберта взял Ирвин, и мы все тоже встали и потихоньку спустились по лестнице, чтоб посмотреть, что же случилось. Во дворе дома Ли стояли она и Эдит. Лицо Лиор было крайне растерянным, она не могла ничего сказать, а может, зная поболее нашего, и боялась что-либо говорить. Рядом крутился Ру, он по дбегал то к одной, то к другой девочке и тряс их за плечи, обеспокоено спрашивая «Что случилось?»

– Ничего, папа, все хорошо, – отвечала Ли. Но я видела, что ничего хорошего не было, иначе бы они так не закричали.

Ру подошел к Эдит и посмотрел на нее таким взглядом, будто бы сейчас зарежет, если она не расскажет, в чем дело. Конечно, чужих детей менее жалко, тем более из не очень благополучной семьи, да и когда чувствуешь явное отторжение в свой адрес.

– Говори, что случилось, Эдит, – посмотрел Ру на нее сверху вниз. – Я все равно узнаю, что это было.

– Здесь был паук, папа, вот мы и испугались, – отвечала Ли.

– Хорошо, паук так паук, – Ру не поверил дочери, но не стал настаивать, потому что рисковал никогда в противном случае ответа не получить.

Он ушел в дом, Эдит проводила его взглядом, полным ненависти.

– Прости его, дорогая, – подошла к Эд Мирьям. – Он очень переживает за нас с Ли.

На тот момент я подумала, что, наверное, Ру опасался, что кто-то из конкурентов или даже партнеров по бизнесу решил добраться до его семьи. Именно поэтому первоначальный сценарий, в котором мы должны были снимать фильм про бандитов, Лиор был отвергнут с формулировкой «папа мне там сниматься никогда в жизни не разрешит».

Ирвин и Хелен стояли рядом, на лицах их было недопонимание. Дядя Вальтер, как всегда немногословный, прокомментировал, прикуривая сигару:

– Это еще кого надо проверить, годен ли он быть крестным, – он затянулся. – Желательно проверить у психиатра.

На слова его никто никак не среагировал, потому как к вечному недовольству его все привыкли, но я услышала, и мне стало смешно. Мы вернулись домой, а Эдит и Лиор разошлись. Я уверена, что дома у Ли продолжался допрос, но исподволь. Мирьям наверняка пыталась все сгладить, но если Ру что-то задумал, он будет молчать, а потом обязательно неожиданно спросит.

Мне и самой было невероятно любопытно, что же произошло. Однако необходимо было ждать, хотя бы следующего дня, чтобы все вызнать. С трудом я отошла ко сну, и мне приснился воробей, что влетел в форточку. Он присел рядом со мной на кровати, я пыталась поймать его, но всем известно, что воробей – юркая птица, и она олицетворяет собой несбыточные надежды. Мне снился наш фильм, но создавали его мы на профессиональном оборудовании. Мы зачем-то ходили на родник, который проистекал якобы не в лесу, что примыкал к нашим участкам, а на том месте, где расположено было старое бомбоубежище. Я очень часто с того раза, как мы там побывали, мыслями возвращалась к нему, для меня это было сакральное место, с приглушенным светом, оно манило меня и содержало в себе нечто сумрачное, загадочное, мне казалось, что судьба еще раз меня туда приведет.

После пробуждения мы все договаривались встретиться рядом с моей калиткой, я встала ни свет ни заря, как мне показалось, а потом совершенно случайно уснула, и меня разбудила на завтрак тетя, которая, смеясь, рассказала мне, что наша компания ждала меня полчаса у ворот, но ничего не дождалась, и все разошлись. Для меня это было смерти подобно. Нужно было срочно позавтракать, а меня все задерживали, почистить зубы, помыться и бежать. С невероятной скоростью – в пятнадцать минут – я осуществила свои цели и побежала искать своих друзей по улицам. Мне повезло, что садоводческое товарищество имело форму прямоугольника, разделенного параллельными линиями, которые и являлись нашими улицами. Первая и вторая – это грани прямоугольника, третья отделяла нас от дороги, а пятнадцатая примыкала вплотную к лесу. Я всегда мечтала жить именно там, но дядя говорил, что участки ему там давали, но он отказался ввиду болотистой местности. Я нашла своих друзей, на удивление, на роднике. Мне хотелось, чтобы Педро тоже пришел, потому что у него была музыка для новой сцены, но его с ними не было. Обычно ребята не стеснялись и приходили прямо к нему домой и начинали орать его имя, вставала его мать и будила Педро, и он выходил к нам. А тут внезапно все приуныли, у Ума даже не было с собой видеокамеры.

– Нам надо кое-что рассказать тебе, Ри, – сказал Антонио. – Мне кажется, съемки продолжать мы больше не можем.

– Но почему? – удивленно спросила я.

– Потому что с Педро проблемы, – ответил Умберто. – Он совсем идиот. Мы думали, что он дурак, но не до такой степени, а то, что он вытворяет, мне совсем не понравилось, хотя со стороны это и смешно, и мы с Антонио ржали, конечно. Но сейчас мне вообще видеть его не хочется.

– Что случилось, мне кто-нибудь объяснит? – я пыталась вникнуть в суть вопроса.

– Дело в том, что произошел небольшой инцидент, когда мы были с Лиор, – ответила Эдит. Ее лицо было сосредоточенным и серьезным. – И нам надо посоветоваться, как поступить.

– Мы с Эдит собирались немного поговорить, а потом пойти по домам, – продолжила Ли. – Но тут что-то в кустах рядом с моим домом зашевелилось. Я сначала почему-то подумала, что там сидит мышь, но мышей я не боюсь, да и крыс, и змей, вы сами знаете. Мне просто стало интересно, кто же там, быть может, кот?

– Мы подошли к кустам, а оттуда выскочил Педро, он нас напугал, да и к тому же на нем не было штанов… – сказала Эдит, и ей стало смешно, но потом она погрустнела.

– Что? – опешила я.

– То самое! На нем не было ни штанов, ни трусов, ни плавок. Он что-то там делал со своим, ну… я думаю, вы и так без слов поняли… – смутилась Лиор.

– Но самое интересное, что я тоже замечал такое за ним, – сказал Умберто. – Когда мы с Антонио ходили к нему смотреть корабли, иногда я замечал, что он выйдет, а у него то расстегнуты штаны, то кое-что торчит из штанов. Ну, я думал, даже был уверен, что такое происходит, потому что он вроде как дурачок. И забывает застегнуть ширинку после того, как сходит в туалет. Но теперь я уже считаю, что он не случайно все это проделывал.

– Скорее всего, он педофил, – резюмировал Антонио. – Наверное, поэтому с ним никто и не общается, только вот мы такие дураки.

– Я думаю, что дружить с ним и пускать его в нашу компанию больше не стоит, – сказала Эдит. – Насчет фильма – уж лучше снимать без музыки и дополнительных рук, чем смотреть на чьи-то определенные места, которые видеть мы не хотим.

– И вообще это плохо, я думаю, что он мне это показывал. После этого зрелища мне было очень мерзко, – Лиор аж перекосило от отвращения. – Но я не знаю, стоит ли говорить родителям. Мама проболтается папе, а папа мой тогда действительно кого-то убьет. Я не хочу, чтобы он сел в тюрьму.

– Я даже не знаю, что делать, Ли. – Я представила лицо Руди, если ему рассказать про то, что его дочери демонстрировали свои сомнительные достоинства. – Может быть, просто им не говорить, он отвяжется, да и все. В любом случае он же нам не лучший друг, чтобы переживать о нем. Нету и нету, даже взрослые его отсутствия не заметят.

– Я боюсь, что не выйдет, – ответила Ли. – Сегодня, когда я была во дворе с утра, мама попросила посмотреть, работает ли фонарь, я увидела в кустах силуэт, мне показалось, что это он снова пришел.

– Поэтому вы на роднике теперь? – спросила я.

– Да, мы от него скрываемся, – ответил Антонио. – Не очень-то мне хочется стать жертвой педофила.

– Мы сами виноваты, что его прикормили, – подытожила я. – Значит, будем встречаться всегда у кого-то, ему надоест нас преследовать, и он отстанет.

И пусть говорила я свои слова крайне уверенным голосом, но внутри вызревало какое-то странное чувство, будто закончится все это плохо. По меньшей мере – разоблачением.

Съемки кино на время пришлось приостановить. Родители Умберто уехали на свадьбу к друзьям и забрали с собой камеру. Они обещали вернуться на следующих выходных, а поскольку их отношение к творчеству сына было достаточно уважительным, сомневаться в том, что камера будет у нас, не приходилось. Но сейчас мы были как без рук, наши развлечения вернулись в привычное русло. Мы катались на велосипедах, ходили гулять на родник, но выходить на шоссе нам не разрешалось, поэтому на другие участки пойти мы не могли. Мы старались себя чем-то занять и решили организовать шпионский клуб, который будет отслеживать перемещение по участкам подозрительных личностей. На каждого странного человека мы завели личное дело, которые хранились у меня в комнате, и я прятала их от дяди всеми доступными силами. Наблюдательный пункт располагался то в моем доме, то наверху у Лиор. На втором этаже их кирпичного дома были кинотеатр, впоследствии даже был куплен проектор, а также спальня Лиор. На первом – гостиная и спальня родителей, кухня и пристроенные максимально близко к дому биотуалет и душевая кабина. Также у них имелась и баня, куда Ру постоянно таскал с собой Ирвина. Там они болтали о жизни, пили пиво, а потом Ирвин и Вальтер с завистью обсуждали, как когда-нибудь они тоже выстроят баню на нашем участке.

Естественно, одной из самых отъявленных подозрительных личностей являлся Педро. Благодаря нему мы научились вставать в шесть утра, чтобы пойти «на лавку». В наше товарищество на первую улицу раз в неделю приезжала машина, которая привозила всевозможные продукты, в основном молочное, и поход туда представлял целый ритуал. Мы наряжались, брали у родителей деньги, а затем отправлялись стоять там в очереди до тех пор, пока не прибывала машина, а затем долго выбирали что-то и возвращались домой с трофеями. Педро всегда посещал лавку перед закрытием, это происходило ровно в десять, поэтому нам надо было успеть отстоять в очереди и слинять как можно скорее, затем заняв место в нашем наблюдательном пункте в спальне Ли.

Мне немного неловко было сидеть дома у Ли, я боялась, что вторгаюсь во что-то очень личное. Причем то, что у нас в доме постоянно околачивался Ру, меня ничуть не смущало. Самое главное, чтобы он приходил, когда я уже помылась, а то при нем бегать на улицу в полотенце мне было стыдно. Но мой дом – это моя территория, даже когда там перманентно находятся гости. А вот чужая обитель заставляла все время быть настороже. Мне комфортнее было, когда дома была Мирьям. Она всегда делала нам бутерброды или давала чай со вкусными конфетами. Иногда привозила «Колу» и «Пепси», растворимые адские соки типа «Инвайт» или «Юппи». Она слушала наши истории про странных людей и пыталась сделать вид, что ей это интересно. Ру стал пугать меня, мы отдалились. А Мирьям понимала наши забавные глупости, ей нравилось секретничать с нами, будто она сама была еще девчонкой, а она тогда и была по моим нынешним меркам. Мне сейчас тридцать шесть, а ей было тогда столько же, я понимаю, что это вовсе не возраст. Я помню, как она учила нас с Эдит и Ли краситься, показывала, как она наносит себе огуречную маску, каким маслом надо смазывать волосы. Делала нам всем прически. Ей не хватало теплоты и доброго общения, чтобы ее считали за человека.