Читать книгу Два билета на Париж. Воспоминания о будущем - Александр Александрович Околеснов - Страница 10

Прямо напротив нашего двора, через дорогу стояло двухэтажное административное здание Кишлинского машиностроительного завода (КМЗ). Когда-то на первом этаже здесь были почта, заводская библиотека и небольшой кинотеатр мест на пятьдесят. Можно сказать, что для нашей округи это был единственный своеобразный культурный центр. Отсюда начинался мой путь к культуре. Первые серьезные книги и фильмы – все отсюда.

Перед зданием – небольшой скверик: посадки олеандра, маслин, приморских сосен и тутовника. В этом уютном уголке проходило мое босоногое детство. Наши игры и первые свидания с девчонками. Здесь же, на краю скверика у дороги, стоял киоск «Соки – воды», хозяйкой которого, сколько я себя помню, была грузная розовощекая еврейка Сара. На лето она нанимала наших пацанов продавать мороженое. Продавал мороженое и я. Утепленный деревянный ящик на подшипниках, доверху набитый ценным грузом и засыпанный сухим льдом, мы возили по нашей округе. Когда торговля шла совсем плохо, приходилось тащить ящик в поселок Монтина.

Путь в Старый парк лежал через сквер влево, вдоль забора КМЗ. Пройдя мимо здания литейного цеха, нужно было свернуть направо за угол летнего кинотеатра. Здесь было заводское футбольное поле. За ним три одноэтажных здания с косыми крышами, окруженные палисадниками и огородами. Почерневший от времени деревянный забор, огораживающий садики и огороды, говорил о том, что здесь умеют бережно относиться к земле. Насколько я знаю, никто из ребятни других дворов никогда даже не пытался лазить по здешним садам, хотя таковыми их можно назвать с большой натяжкой.

Старый парк был центром «спортивных состязаний». По периметру футбольного поля росла густая трава, что было большой редкостью для здешнего климата. В футбол мы играли с азартом ярых фанатов: с раннего утра и до заката солнца. Вообще, этот вид спорта на юге имеет массовый характер. Играют в него все возрасты, кто более-менее держится на ногах.

Никакого парка здесь никогда не было. Жили здесь когда-то люди военные; рядом был военный аэродром и части ПВО. Когда же аэродром перебазировали на новое место подальше от города, уехали и те из военных, которые жили в Старом парке. Но элитарный дух двора каким-то образом сохранился. Ребята здешние, в основном, были выше нас ростом, образованней и начитанней, с какой-то врожденной внутренней культурой. Это притягивало меня к ним, хотя подружиться по-настоящему я смог только с Володей Дудником.

Старый парк был островком моей юности. В начале шестидесятых в стране происходили большие перемены. Это время совпало со временем моего взросления. Менялись жизненные ориентиры, жизненные интересы. Менялось мое отношение к женскому полу. Наши уже не детские игры провоцировали не только желание смотреть на девчонок, а случайно прикоснуться к какой-нибудь из них, вдохнуть запах волос. Мечты и фантазии, страсть и разочарование – все здесь было впервые.

Желание быть наравне с другими и тайное желание в чем-то быть лидером. С трудом и со скрипом, но все-таки дворовые ребята Старого парка приняли меня в свой круг. Может быть, не так, как бы мне хотелось, но то, что я был уже не чужим в Старом парке, меня уже радовало.

Это произошло еще и потому, что многие из ребят этого двора учились в вечерней школе при КМЗ, там, где учился и я. Наши жизненные интересы пересекались, а желания совпадали.

Деловой двор все меньше стал меня интересовать. Я буквально рвался со двора. Мне хотелось бывать там, где, как мне казалось, происходили и еще произойдут самые важные в моей жизни события.

А события развивались стремительным образом. В начале семидесятых жильцов стали выселять в новые районы, Старый парк списали на слом. А за год до этих событий уехал в Россию Володя Дудник. Островок юности растаял на глазах.

Осталось грустное воспоминание о том, как в походе в Набрани разбила нашу группу горная река, как плутали по лесу и добирались домой, кто как мог. Почему грустное? Потому что ребята отвернулись от меня, а жизнь не дала мне шанса и времени реабилитироваться, оправдаться благородными поступками, хотя вины за собой я не чувствую. Виновата была наша молодость и бесшабашность, с которой отнеслись ребята к походу. Из всех лишь Володя Дудник понял меня и поддержал.

Но сегодняшняя жизнь покруче той горной речки. Так разметала нас по разным частям света, что и рады бы сейчас увидеться, да не получится.

Единственное, о чем сейчас я жалею, так это о том, что сам разорвал дружеские отношения с Дудником. Не стал писать ему, посчитав его отъезд в Россию предательством.