Читать книгу Избранная лирика - Александр Бутенин - Страница 24

Привал на Рубиконе

На берегу лесной реки

стоит в задумчивости он.

На расстоянии руки

течет иссохший Рубикон.

– Река не слишком глубока,

мостов не нужно и ладей,

едва ли будет по бока

изнеможенных лошадей.

Вброд перейдем и покорим

давно намеченную цель —

республиканский, вечный Рим,

и царской власти колыбель.

Победы высока́ цена

а пораженье – это крах.

Уже разгневанный сенат

Помпею приказал во прах,

стереть когорты наглеца,

и разметать его полки.

– Не дожидаться же конца

у этой маленькой реки?

Опередив, нас разгромят,

и не оставят и следа.

Рим должен быть скорее взят.

А если нет?.. А если да?

Пока сандалии сухи́,

пока речной не тронут ил,

есть шанс признать свои грехи,

коль он рубеж не преступил.

– Шагну, и нет пути назад…

Знать, суждено столице пасть.

В ней отдых, нужный для солдат,

провизия, казна и власть.

Войска получат хлеб и кров,

взяв город с боя, в кураже.

Опять прольется чья-то кровь,

увы, не галльская уже.

Он медлит, воле вопреки,

как будто, погруженный в сон.

Там, впереди его враги,

а сзади – верный легион.

Но вот величественный жест

пода́л войскам мятежный вождь,

сказав: «alea iacta est!»

преодолев азарта дрожь.

Он переходит Рубикон

навстречу славе и судьбе,

поставив жизнь свою на кон

в сраженьях, битвах и борьбе.

Фортуна и Рок Лжедмитрия I

Бедный Дмитрий! (или Лжедмитрий)

Первый, конечно, а не второй.

Благословленный священником в митре

– Ухарь, храбрец, самозванец, герой.

Сын ли царя, монах ли расстрига?

Смелый, удачливый вор на троне,

Калиф на час, баловень мига,

В сердце взрастивший мечту о короне.

Кто ты такой? Кем родился на свет ты?

Где между ложью и правдой черта?

Много вопросов, и нет ответа,

Рядом с тобою всегда пустота.

Не разглядеть лица из-под маски,

Но одаренности есть ореол.

Это же надо так залихватски

Взять и взобраться на царский престол!

Лихо, отбросив боязнь и сомненья,

Выполнить дерзко намеченный план:

Грозною, неотвратимою тенью

Скрыть годуновых непризнанный клан.

Не прилагая малейших усилий

Все государство прибрать к рукам,

Так, чтоб свои на руках носили,

Чтоб в беспокойстве был Ватикан.

Только фортуны любимцу подвластно

Так триумфально пройтись по стране,

Замыслом и предприятием опасным

Всех удивляя в России и вне.

Стал он в итоге фигурой заметной,

Хоть пролетел по истории вскользь.

Яркой, стремительно-быстрой кометой

Царство монарха сего пронеслось.

Как несуразно это правление.

Все, что смог взять он, не сохранил.

К древним обычаям питал небрежение —

Глупыми слишком казались они.

Царь развлекался и веселился

И занимался множеством дел.

Но в иноземное платье рядился,

В бане не мылся, телятину ел.

В город свободно ходил без охраны,

Поздно ложился, вставал чуть заря.

Был этот юноша очень уж странным,

Мало похожим на папу-царя.

Не избегал человечьих страстишек,

Дочь Годунова держал при себе,

Но обвенчался с Мариною Мнишек,

Словно покорствуя страшной судьбе.

И в эйфории свершившейся свадьбы

Глух был к наветам, устраивал бал.

Тут заговорщиков в пору вязать бы,

Вешать бы надо, а он танцевал.

Хмурых бояр раздразнил забияка,

Вместо того, чтоб прижать их к ногтю,

Ну а Москва, пострадав от поляков,

Лишь ожидала набата ноктюрн.

Тяжким бывает рок человека,

Силою взявшего царский венец.

Из своего двадцать первого века

Вижу Лжедмитрия жуткий конец.

Все ведь решали мгновенья, минуты,

И – фитилек превратился в пожар.

Так разгоралась русская смута,

Тайно зажженная кучкой бояр.

– Двери ломают. Поздно, измена!

Если б «вчера» было можно вернуть!

Вон же стрельцов караульная смена.

Самый короткий к спасению путь —

Через окно, по лесам, вниз, скорее!

Черт бы побрал мои каблуки!..

Жизнь, к сожалению, всегда лотерея.

В этой – победу взяли враги.

– Эх, велико до земли расстояние!

Тут оступился, спрыгнул и зря…

Сколько в глазах было отчаяния

У повредившего ногу царя.

Как исходил он стоном и криком,

Не прикрывая раздробленный рот.

Ведь никогда столь быстро и дико

Не совершался переворот.

С горечью думал – это расплата.

Плакал, грозился, хрипел и просил.

Каждый старался пнуть супостата,

Он отбивался, да не было сил.

Марфа за сына его не признала,

Ведь проигравших больше не жаль.

Дело решилось кровавым финалом —

В тело царя разрядили пищаль.

После его алебардой кололи,

Били дубиной, рубили мечом,

Мазали дегтем, но в этой юдоли

Было ему уже все нипочем.

Выпачкан грязью, в гвоздях и булавках,

В жалком рванье со следами клинка

Несколько дней труп лежал на прилавке,

Взятом на рынке у мясника.