Читать книгу Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман - Александр Федорович Тебеньков, Александр Тебеньков - Страница 3

Открыл он глаза в той же палате, только за оконным стеклом на этот раз была темнота. Верхний свет не горел, зато светильник в стене у изголовья давал вполне приличное освещение, можно было бы даже читать. Имелось бы, что.

Сервировочный столик, на который он успел составить использованную посуду, из палаты исчез…

Ха, а что это на столе? Никак, книга?

Он поднял увесистый том и не выдержал, расхохотался во все горло. Не на публику, для себя.

– Ах, Федор Михалыч, Федор Михалыч! – сказал он громко, отсмеявшись вволю. – Писали себе и писали, и не подозревали, насколько буквально будут некоторые воспринимать ваши произведения… Надо же, в психушке подкидывать пациентам «Идиота»!

По зрелому размышлению под душ он решил не лезть – вытереться по-прежнему было нечем, лишь умылся. С неудовольствием пощупал щетину – трехсуточная, никак не иначе. Ну и ладно, примемся отращивать бороду. В студенческие годы такая мыслишка появлялась, но в институте «растительность на морде», как выражался их замдекана, не приветствовалась, да и Лиза возражала. А сейчас – можно. Тем более, предпосылки для этого имеются.

Баринов лег на кушетку, закинул руки за голову. Без подушки неудобно и непривычно… Однако, кто ж его спрашивает? Значит, пока прогнемся под окружающую среду. Хорошо, температура в палате приемлемая, ни одеяла, ни простыни не требуется.

Итак, что имеем в сухом остатке?..

Внешнюю канву событий восстановить нетрудно. Там, на дачной веранде, Шишок выстрелил струей нервнопаралитического газа, а уже в машине ему ввели изрядную дозу спецкоктейля из неведомых препаратов, отключив от действительности.

Возможность кое-что видеть и слышать он получил только в аэропорту «Манас». Здесь в сопровождении молоденькой медсестры и двух санитаров его в инвалидном кресле под видом тяжелобольного погрузили в утренний московский самолет, а в Домодедово прямо на летном поле уже ждала карета «Скорой помощи». Там уложили на носилки и снова вкололи пару кубиков – тоже для полной отключки…

Очнулся он уже здесь, в ведомственной спецодиночке.

Это, так сказать, видимая часть айсберга. На эксцесс исполнителя явно не тянет, значит, было соответствующее указание. Шишок, помнится, проговорился, что у него-де приказ, и он тот приказ выполнит… А вот в чем суть-то этого действа, в чем соль? Чего хотят от него добиться?

Как-то не складывается картинка. Стыковки нет. Цель не пропорциональна средствам.

Подумаешь, отказался работать в определенных структурах над определенными научно-прикладными темами. Подумаешь, не согласился передать «чужому дяде» наработанные материалы экспериментов пусть по очень важной, но все же частной проблеме, представляющей на сегодняшний день исключительно и только академический интерес. Подумаешь, проявил неуважение к личности, которая мнит себя великим ученым, почти гением…

Нет, разумеется, нет! Это не причины, чтобы вот так нагло и открыто похищать человека. Форменный киднеппинг какой-то.

Да и, прямо скажем, умыкнули не какого-то Васю Лоханкина из Молдавановки или Кызыл-Аскера, на которого всем сугубо наплевать… Во-первых, человек в научных кругах вполне известный, во-вторых, партийный функционер республиканского масштаба. Академическая и партийная номенклатура, как-никак. И свидетелями его похищения становятся тоже довольно-таки значимые люди: заместитель директора НИИ из Академгородка, обладающий влиянием и разнообразными связями в научном сообществе, а также ведущий патологоанатом республики, который имеет авторитет и известность не только в медицине, но и в правоохранительных органах Средней Азии. Рискованное занятие, одним словом… Причины должны быть очень, ну просто оч-чень веские.

Разумеется, сразу можно предположить, что это изощренная месть обыкновенного психа. Ну, сорвало Банника с нарезки, всерьез и окончательно, а параноик при власти может натворить такого, что ой-ё-ёй! Знаем, проходили… Но данная версия слишком тривиальна, проста и банальна до скукоты. Да и Банник не производит впечатления свихнувшегося гения, «mad scientist», так сказать. Абсолютно адекватен, разумен и по-своему логичен, хотя стопроцентно идефикс исключить, разумеется, нельзя. Кроме того, от безумца, как и от лома, нет приема – окромя другого лома. А это неинтересно.

Ergo, рассмотрим другие варианты. Их немного, и все из сферы профессиональной деятельности.

«Зарубил» чью-то диссертацию?.. За последние годы он дал отрицательный отзыв только на две – одна пришла из Ташкента, вторая из Томска: мелкотравчатые, компилятивно-беспомощные, взращенные в тамошних медвузах. И связь соискателей с Банником, с серьезной наукой вообще, крайне сомнительна.

«Подсидел» кого из банниковской банды?.. Да, были приглашения из Москвы, Питера, Новосибирска и Ташкента, но не настолько привлекательные, чтобы сломя голову менять шило на мыло. То есть, никому дорогу не перебегал. Администрирование – не его профиль. Да здесь, в Киргизии, он еще лет десять назад мог бы спокойно сесть на место Салиева и директорствовать – хоть в полный рост, хоть вприсядку.

Значит, все ж таки причина в тематике лаборатории. Института – едва ли, тогда бы за жабры взяли кого другого, хотя бы того же Наиля.

Баринов мысленно пробежался по лабораторному тематическому списку – в том виде, в котором он вошел в общую тематику института, а далее в положенном порядке был согласован и утвержден соответствующими инстанциями. Человек грамотный, безусловно, понял бы, что де-факто не лаборатория существует для института, а институт для лаборатории. Криминала в том никакого, обычная практика академических некрупных НИИ. И в самой тематике, даже на сверх придирчивый взгляд, не содержалось ничего взрывоопасного, идеологически невыдержанного, покушающегося на основы миропорядка…

Таким образом, круг замкнулся, и, стало быть, Банник не врал – все дело в «эффекте Афанасьевой».

Так что же это за эффект такой, что ради него и из-за него задействованы такие силы, такие средства, такие мощности? Как-то несоразмерно: из «Града» – по тушканчикам… Или он, Баринов, совсем нюх потерял?

Итак, «эффект Афанасьевой».

Действительно, с самого начала сны Нины Васильевны Афанасьевой выбивались из привычного набора жалоб потенциальных подопытных и пациентов. Сны необычные, странные, никак не подпадающие под классическую классификацию и никак классической же наукой не объясняемые. Чем и стали для него интересными. Но, и необходимо это учесть, пока лаборатория занималась только и исключительно исследованием их природы, никто никаких претензий ему, Баринову, не предъявлял. Хотя, на карандаш взяли. Как Банник выразился по поводу Афанасьевой: «Надо было ее забрать у тебя еще год назад – и кончились бы все проблемы»… Не дословно, но смысл такой.

Получается, что его работу кто-то постоянно отслеживал. Не совсем тщательно, к слову, но все же… Интересно, откуда и через кого шла утечка?

Значит, пока он тешился только снами Афанасьевой, его оставляли в покое. Но стоило выявить ее способности к целительству, а затем к лозоходству и ясновидению – замигал красный свет. И та комиссия, что явилась проверять работу института, вполне могла быть первым звоночком, которого он, к сожалению, не распознал. Впрочем, что бы это изменило?.. А затем подключились главные силы. После чего? А после неожиданного и внезапного отождествления содержания одного из снов Нины Афанасьевой с жизнью и смертью реальной и конкретной Марии Запеваловой.

Логично? Логично!

Кстати, до Банника данная информация дошла спустя пару месяцев, а такая наиважнейшая, как трагическая гибель подопытной в автомобильной катастрофе, непростительно запоздала. Из этого факта попутно можно сделать утешительный вывод: «стукач» не в институте, не в ближнем окружении. И это уже хорошо и здорово!..

Поехали дальше.

В запальчивости Николай Осипович сболтнул, что сам видит подобные сны, то есть обладает таким же даром ясновидения. Но этим не ограничился, а весьма и весьма опрометчиво продемонстрировал свои, прямо скажем, крайне неординарные способности – взглядом поджег бумагу, взглядом сломал стрелку настенных часов, взглядом же заставил его, Баринова, сначала ощутить болевой шок, а затем впасть в состояние, близкое к эйфории пополам с просветлением.

И тут возникает интересный вопрос: что, эти, явно паранормальные способности обеспечивает ему именно «эффект Афанасьевой»?

Предположение интересное, но… опять как-то не стыкуется. В огороде бузина, в Киеве дядька.

Нет стыковки. Нет. А должна быть.

Вообще же рассуждать, думать, анализировать Баринов привык на ходу. И дома, и на работе он при этом прохаживался по кабинету, не сидел за столом и уж, разумеется, не отлеживал бока на тахте. Вот и сейчас он то и дело порывался подняться, хотя бы разок пробежать туда-сюда по палате, но каждый раз одергивал себя, опять же, следуя той самой игре, которую затеял с самого начала. Если здешнему персоналу известны его основные привычки и наклонности, то необходимо, временно конечно, от них отказаться. Пусть думают, что клиент серьезно выбит из колеи, полностью апатичен и настолько деморализован, что его поведение резко отличается от обычного. И что именно сейчас надо брать его, субчика, голыми руками… А он пока поразмышляет и в горизонтальном положении, от него не убудет…

Нет, не стыкуется, никак не стыкуется…

Стоп! Ну как же, как же! Как же он забыл, что именно самой Афанасьевой удалось сделать за секунду до смерти! Ведь собственными глазами он видел, как ползущий поперек шоссе тяжелогруженый грузовик вдруг дернулся и завалился направо, словно получив мощный удар в обращенный к ним бок…

Нет, лежать больше сил не было.

Баринов резко поднялся, неспешными шагами несколько раз промерил палату из угла в угол. Остановился перед темным окном, прижался лбом к прохладному стеклу, даже прикрыл глаза.

«Итак, в качестве рабочей гипотезы принимаем, что все дело в „эффекте Афанасьевой“. Собственно, даже не в нем. Банник почему-то уверовал, что я либо разобрался в эффекте, либо очень близко подошел к его разгадке… И теперь предстоит решить такой вопрос: или я в переговорах с ним блефую – или придерживаюсь истины… Н-да-а, проблемка… Помнится, у какого-то американского фантаста есть рассказ „Честность – лучшая политика“, так в нем герой, придерживаясь формально абсолютной правды, одерживает блистательную победу над жестокими и кровожадными пришельцами. Но это, черт его дери, в фантастическом рассказе…»

Он снова принялся прохаживаться из угла в угол хоть и одиночной, но просторной палаты-камеры.

Мягкий бестеневой свет внутристенного светильника настраивал на рабочий лад, а вот неестественная тишина раздражала и отвлекала. Мало, что извне не доносится ни звука, так и собственных шагов не слышно – босиком, да по упругому ковролину… Он попробовал насвистывать на ходу – стало еще хуже.

«А, ладно, чепуха! Как-нибудь, – отмахнулся он от перебивших размышления мыслей. – Будем считать, что я в сурдокамере, вроде космонавта…»

На середине комнаты его неожиданно шатнуло в сторону, потом в другую… Он сделал по инерции еще пару неровных шагов и удержался на ногах, упершись обеими руками в стену. В глазах темнело, мозг туманился, мышцы словно превращались в кисель – так резко и внезапно, вдруг, наваливался сон. Почти так же, как прошлый раз, однако сейчас добраться до тахты он при всем желании и напряжении сил уже бы не смог. Да и сил осталось только подумать: «Снотворное? Так я ничего не ел и не пил… Газ? Но запаха нет…» и не упасть, а мягко осесть на пол.

То, что уснул на полу, Баринов помнил отчетливо. И сам момент засыпания, и то, что ему предшествовало, в памяти отпечаталось четко.

Однако проснулся-то он на «своей» тахте!..

Ладно. Все проблемы, конечно, должны решаться по мере их возникновения, однако прежде необходимо привести себя в порядок.

Уже привычно он прошел в санузел, и на пороге даже присвистнул. Ведет он себя хорошо, правильно, и вот – заслужил! Здесь появилось большое банное полотенце, шампунь, мыло и мочалка. Но самое главное, на унитазной крышке аккуратной стопочкой выложены темно-синий тренировочный костюм из тонкой шерсти, трусы-плавки, майка и пара носков, рядом на полу стоят полукеды… Ну что ж, спасибо и на этом.

Игнорируя вентиляционные решетки, он с удовольствием поплескался под душем, досуха вытерся настоящим китайским махровым полотенцем… Эх, бритву бы еще!

Все, включая полукеды, оказалось нужных размеров. Все новое, только что без торговых ярлыков, качественное и солидное, не дешевый ширпотреб.

Ну что ж, события развиваются вполне логично, и в палате его должен ожидать завтрак.

Но вчерашнего – а точно ли вчерашнего? – столика в палате не оказалось. Кстати, и окно по-прежнему темное, ночное. Уж не сутки ли он проспал? Судя по тому, что голод вполне терпим, едва ли… Часов, естественно, нигде нет, сплошное безвременье.

Хорошо, будем ждать. Ждать и размышлять, уж этого-то у него пока не отняли.

Баринов сел на табуретку перед пустым столом, облокотился на столешницу. И машинально отметил – давешний томик Достоевского почему-то изъяли.

Эх, самое время для чашечки кофе!.. И сигаретку бы. И от рюмочки коньяка он бы не отказался. А лучше – стакан. Не граненый, а тонкий чайный – да «с мениском»…

Ни малейшего шороха он не слышал, но вдруг почувствовал, что за его спиной что-то изменилось. Медленно, очень медленно, сдерживая себя, он повернулся.

В полумраке дверного проема стоял человек, за спиной, по бокам, виднелись еще два силуэта.

По законам жанра положено было бы спросить, грубо так, по-хамски: «Ну, чего надо? Кто такие?», переслоив двумя-тремя матерками, и тем самым сразу же обострить ситуацию. Но, откровенно говоря, в первое мгновение Баринов растерялся – реакция на подобные штуки смолоду была замедленна, а спустя еще секунду такой демарш просто терял смысл. Потому что человек, переступив порог, остановился и вежливо склонил голову в полупоклоне.

– Здравствуйте, Павел Филиппович. Мы с вами были когда-то знакомы – Долгополов Валерий Иванович. Вы – выпускник, я – студент третьего курса, в один день делали свои сообщения на научно-практической конференции биофака МГУ. Может, помните?

Баринов секунду смотрел на него прищурясь, потом неопределенно кивнул.

– Ну и что?

– Да нет, ничего, – пожал плечами Долгополов. – Мне казалось, вам будет любопытно.

– Да, я любопытен, – усмехнувшись, согласился Баринов. – Поэтому у меня к вам два вопроса и одна просьба. Первый – где я нахожусь? Второй – каким образом меня дважды за последнее время усыпили?

Долгополов самым приятнейшим образом улыбнулся и покачал головой. Видимо, что-то подобное он ожидал.

– Извините, Павел Филиппович, на данные вопросы я отвечать не уполномочен. – И словно смягчая свои слова, чуть ли не заискивающе наклонил голову набок. – Ну а просьба? Чем могу…

– А просьба простая. Передайте, пожалуйста, Николаю Осиповичу, что при первой же встрече я с превеликим удовольствием набью ему морду.

Как и ожидалось, Долгополов смутился, закашлялся, будто поперхнулся, и при этом непроизвольно покосился вверх, на вентиляционную решетку. Баринов повторил его взгляд, но уже демонстративно, чем заставил его смутиться еще больше.

– Гм-гм, – еще раз откашлялся Долгополов. – Хорошо, хорошо, я постараюсь… Но, собственно, зачем я пришел. Собирайтесь, Павел Филиппович, провожу вас в ваши апартаменты.

– Вот как? А это что? – Баринов сделал указательным пальцем вращательное движение.

– Это? Обыкновенный бокс изолятора. Извините, другого помещения не нашлось, события были… э-э, несколько форсированы…

Баринов усмехнулся.

– Понятно. Значит, на выход с вещами.

Но Долгополов сделал вид, словно не понял.

– Нет-нет, пижаму оставьте, она вам больше не пригодится. – Он сделал приглашающий знак рукой в сторону двери. – Прошу вас!

Пройдя между отступивших в стороны рослых фигур в белых халатах, будто мимо неодушевленных предметов, Баринов снова пошутил:

– Руки за спину, лицом к стене?

На этот раз Долгополова проняло.

– Все шутки шутите, Павел Филиппович? – в голосе прорезалось явное неодобрение. – Идемте, идемте, по коридору прямо, потом направо.

Скрывать интерес к месту, в котором оказался, Баринов не видел смысла, поэтому рассматривал все с любопытством.

Скучный, плохо освещенный коридор разнообразили массивные и тяжелые на вид двери по обеим сторонам, без табличек, но с порядковыми номерами – 225, 226, 227… После двери с номером 233 повернули направо, видимо, здание имело форму буквы «П» или «Г»… или «Ш». Здесь дверей вообще не было, только ближе к тупику обнаружились шахта грузового лифта и проем на лестничную площадку. Проход на этаж выше перекрывала металлическая решетка.

Спустились по лестнице вниз. На первом этаже слабо, но отчетливо пахнуло виварием, видимо, из подвала, тоже забранного решеткой. А в торце коридора оказался черный вход, или запасной выход – как местные его называют, Баринов, естественно, не знал.

Асфальтированную площадку перед входом плотно обрамляли деревья и кустарники. Баринов присмотрелся: сирень, можжевельник и, кажется, жимолость, а также ясень, липа, ольха… Диапазон – от Калининграда до Владивостока.

Удивило другое.

– А мне казалось, что сейчас ночь, – повернулся он к Долгополову.

– Это почему так?

– В палате, в изоляторе окно темное.

– А-а, это! – махнул рукой Долгополов. – Там внешние ставни, типа жалюзи. Сейчас утро, – он мельком глянул на часы, – четверть десятого… Идемте, идемте, вот по этой дорожке.

Видимо, обязанности санитаров с обликом вышибал заканчивались за пределами здания. Они остались на приступках, а Долгополов, даже не оглянувшись, повел Баринова дальше один.