Читать книгу Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман - Александр Федорович Тебеньков, Александр Тебеньков - Страница 7

Ну, вот… Информации добавилось, есть возможность вернуться к главному – будет он работать на Банника или нет?

Если «да», то на каких условиях? Или говорить об условиях – дохлый номер?.. А если «нет»?

Пожалуй, стоит разделить проблему на части. И, вычленяя отдельные элементы, решать по порядку, строго выдерживая очередность.

С одной стороны – насильственным образом грубо нарушено, можно сказать, попрано его священное право выбора: где работать, как работать, над чем работать. Где жить, как жить. С кем общаться.

С другой стороны – каким образом он может воспротивиться этому самому насилию?

Поразительно, однако ж в настоящий момент он абсолютно бессилен вообще что-либо предпринять! Ну – аб-со-лют-но!.. Он здесь никто и звать его никак!

Очень изящно выразился Банник – «лицо, владеющее государственной тайной, но не имеющее допуска к ней»…

Баринова словно выбросило из кресла, он пробежался по огромному кабинету до дверей и обратно, остановился, опомнившись, у письменного стола. Метаться из стороны в сторону, бегать, кричать, биться лысиной о паркет, топать ногами… не лягушка же он в кринке с молоком, в самом деле. Бессмысленной моторикой ничего не добьешься.

Что он может сам, в конкретных сложившихся обстоятельствах?

Демарш на словах. То же, но с битьем подвернувшихся морд и стекол, швырянием стульев и других предметов – до первых санитаров-охранников. Голодовка. «Итальянская» забастовка. Что еще?

Встанет он, положим, в позу – ни под каким видом, никогда, только через мой труп!.. Ну что, будет тебе труп. И без всяких фигур речи. Сейчас-то он просто пропал без вести для родных, друзей, знакомых. В этом случае пропадет на самом деле, для самого себя в том числе.

Разумеется, буквально на следующий же день его не ликвидируют, но бокс-изолятор не зря показали!.. В Моабите, Лефортово или замке Иф можно надеяться бежать. Говорят, даже случаи бывали. Из одиночки НИИ-403 побег исключен по определению. Кроме хлорпромазина, в просторечии «аминазин», найдутся и другие нейролептики.

Далее, предположим, какими-то неведомыми путями удастся дать знать о себе родным и друзьям. Вопрос на засыпку: что конкретно смогут они?

Заявить о пропаже человека… Ну, объявят всесоюзный розыск, расклеят на столбах афишки с его фотографией, раздадут ориентировки постовым и участковым. А кто считал, сколько таких бумажек скапливается по письменным столам райотделов хотя бы за месяц?

Пойти по инстанциям, все выше и выше… Хорошо, найдут ход аж туда-туда, на самый верх. Но кто знает, на каком именно уровне, на какой именно ступеньке санкционировано, что некий Баринов П. Ф. должен быть изъят из обычной жизни? И под каким соусом эта «необходимость» будет подана, в случае запроса, туда-туда, на самый верх?

Апеллировать к общественному мнению… Ну, это уже из области фантастики, ибо трудно апеллировать к тому, что принципиально отсутствует. Мнение-то оно есть, но насколько общественное?

Робинзон Крузо надеялся, что когда-нибудь на горизонте появится корабль.

Получивший по суду «червонец» или «четвертак» может утешаться тем, что срок когда-нибудь кончится.

Но бесследно исчезнувший, он же «пропавший без вести», ни на корабль, ни на условно-досрочное, ни на конец срока рассчитывать не может…

Ладно, зайдем с другой стороны. Рассмотрим вариант элементарного побега. Ну, случится чудо, и окажется он вдруг по ту сторону забора… Куда идти? У кого искать понимание, защиту и помощь?

В милицию? В прокуратуру? Они сами его сюда и доставят.

В райком, горком, ЦК? Те напрямик выйдут на «контору».

В редакцию газеты, на радио или телевидение? Тогда бравые ребята в белых халатах приедут за ним туда. И будь уверен, ни строчечки, ни фразочки о личности Баринова никуда не прорвется. Ни в эфир, ни на газетную полосу. На редактора даже цыкать не придется – должностное лицо посмотрит строго, и редактор любому тотчас очень доступно, с примерами, объяснит, что это был «пациент психиатрической лечебницы».

Объяснить можно, проверить нельзя. Да никто проверять и не осмелится.

Вот и получается, что даже теоретически – ничего, никогда и никому…

Железобетонная стена, облицованная ватой.

Пока идешь в колонне, разбившись на пятерки, ты – один из массы, и внимание на тебя минимальное. Его, вроде бы, и незаметно. Особенно тому, кто замечать не хочет. Но шагни в сторону – попытка к бегству, оружие применяется без предупреждения…

Что чувствовал отец, когда ему зачитали десять лет за контрреволюционную деятельность и терроризм плюс контрреволюционную агитацию и пропаганду? Статья 58-я, пункт 8 и 10.

Вот так вот, постепенно, и приходит четкое осознание безысходности…

Слишком полное представление имеет Баринов о внутренней кухне принятия решений, чтобы надеяться на помощь и понимание. И слишком хорошо знает степень ответственности, вернее, безответственности разного рода должностных лиц и учреждений. И повадки важных людей, сидящих в высоких кабинетах, которые хоть и надувают щеки на публике, так только для самоутверждения. Поскольку прекрасно сознают и про себя: шагнешь в сторону – даже окрика не последует… Вот так аукается теперь Баринову и членство горкома, и номенклатурная должность, и владение ходами-выходами, умением лавировать среди власть предержащих, используя слабости одних и сильные стороны других…

Получается, что знание – не всегда сила. Знание – иногда и бессилие, а в данном конкретном случае – полная атрофия доверия к любым властным структурам.

Это, если по-ученому. А в народе говорят проще: меньше знаешь – крепче спишь.

Значит, принимаемся за рефлексии. Ретроспективную, ситуативную, а также перспективную. Иначе говоря, поразмышляем, как дошел до жизни такой, что ответить на поползновения Банника.

А также чем это все обернется в будущем лично для него, Баринова.

С одной стороны – конформизмом, сиречь соглашательством.

С другой стороны – упорством и несокрушимостью, иначе, фанатизмом.

Хрестоматийный пример – Галилей и Бруно. Хотя сравнивать себя со столпами – дурной тон.

Крайности – это понятно. А возможен ли компромисс?

В общем-то, похоже, его не избежать. Однако, компромисс – продукт двусторонний. Весь вопрос, далеко ли каждая сторона может зайти в стремлении к нему? Можно ли – принципиально! – достичь соглашения, чтобы и Банник, и Баринов были удовлетворены? И волки сыты, и овцы целы… Знать бы только, кто здесь волк, а кто – баран?

Как определить грань, за которую он, Баринов, выйти не может, не поступившись принципами?

Кто-то сказал – Дизраэли? Черчилль? – что настоящий политик должен знать, когда прятать принципы в карман, а когда доставать их из кармана… Но Баринов-то не политик, а ученый!

Надо потянуть время, а попутно выпотрошить Банника. Насколько тот сам позволит, и насколько это удастся ему, Баринову. Дальше – «будем делать посмотреть». Война план покажет. И вообще – поможет отличить «первое от второго»…

К слову – ради того, чтобы понять, а что же на деле представляет собой «эффект Афанасьевой», допустимо, наверное, пойти на определенные издержки. Даже может, на жертвы.