Читать книгу Участковый. Ментовские байки. Повести и рассказы. Книга первая - Александр Карповецкий - Страница 12

Идут дни за днями, и время от времени то брошенное вскользь слово товарища, то назидание наставника, то отчёт или доклад на совещании или собрании пополнят эрудицию и опыт участкового.

– Как оперативный работник уголовного розыска, так и участковый инспектор милиции ответственен на своём участке, в первую очередь, – за раскрытие преступлений! – слышу я на оперативном совещании наставление начальника уголовного розыска. – Плох тот оперативный работник, который не имеет в жилом секторе своих глаз и ушей. С помощью информаторов-осведомителей нами раскрывается большая часть и совершаемых, и ещё только готовящихся преступлений…

– Своей агентурой опытный оперативник обзаводится сам, – говорят мимоходом, в курилке, старшие товарищи. – Опер никогда агентурную сеть не сдаст и не передаст даже по наследству – в случае повышения в должности. Это – закон! Запомни!

– Спасибо, коллеги, запомню.

– За семьдесят процентов преступлений совершаются ранее судимыми лицами, после отбытия срока наказания, – докладывает на собрании замначальника милиции майор Божков. – Не найдя себя в обществе, они берутся за старое ремесло. Карманник заглядывает в чужие карманы, извлекая кошельки, а квартирного вора притягивает, как магнитом, чужое носимое и перевозимое имущество, – продолжает далее шеф нашей службы. – Эти категории преступников, за редким исключением, не идут на убийство, грабёж или разбой. У каждого судимого своя статья «ука» и наработанная им, в том числе в местах не столь отдаленных, соответствующая квалификация…

– Семён, ты хорошо сработался со своим опером? – интересуется у меня наставник, входя в опорный пункт с «примой» во рту, когда я за своим столом сижу за составлением протокола – заранее, стопроцентно, обеспеченного золотом успеха.

Я тут же отчитываюсь:

– С майором Кусковым Борисом Михайловичем работаю в тесном рабочем контакте после ознакомления меня с картотекой на судимых лиц, проживающих на нашей территории… то есть, на земле… э-э-э, то есть, на нашем участке! «На участковой терра инкогнита» – домысливаю про себя.

– Гм, гм…

– Ежедневно обхожу уже не менее пятидесяти квартир, знакомлюсь с населением, оставляю свои визитки… на каждой указаны моя должность, фамилия, а также телефоны в дежурную часть милиции и опорный пункт!

– Небось, тоже не терпится в Беллинсгаузены? Побить рекорды покорения земель неизведанных?!.. И без всякой связи с далёкой Родиной? Ты вот что, задержись-ка, что скажу… Дело тут вот в чём, – потом дружески доводит до сведения, – вчера в любимом тобою «шесть на восемь», ну, в сорок восьмом, совершено мошенничество. А тебя не вызвали потому, что ты живёшь без телефона.

– Да и был бы, так что ж? У меня в этом месяце выдался, наконец, первый выходной! Я и моя семья имеем право…

– Ну, не гоношись! Борис Михалыч только что просил тебя связаться с ним. Так что, прежде, чем уйдёшь отрабатывать жилсектор, уважь старого опера, созвонись. А ещё лучше – загляни прямо в кабинет.

– Позвольте поблагодарить за информацию.

– Посмотрите на него! Нет, выходные тебе явно вредны. Можешь так и передать свой любимой жене!

– Разрешите, дядь Юра, исполнять?

– Если про жену, так и спрашивать нечего. Исполняй и всё. А если по делу – то мы с тобой не в армии, а в милиции, и мы – коллеги! Может, и мне с тобой начать официально: товарищ старлей, то да сё, извольте исполнять! Понравиться вашей светлости такое обхождение?

– Итак, зайти к Борису Михайловичу? Есть исполнить! – Весьма довольный своим характером, с хорошим настроением после выходных, с любовью в сердце к своим старшим товарищам, со всё большей симпатией к своей работе покидаю опорный и направляясь в контору.

Постучавшись, захожу к своему оперу. Кусков разговаривает по телефону. Привстав и пожав мне руку, кивает на стул и прикладывает палец к губам.

«Ага! Дескать, у меня важный разговор, садись и помалкивай! Ну, ну!..» – размышляю я в хорошем настроении. В ожидании пролистываю свой толстый блокнот. В нём аккуратно выписаны мною из «паспорта» административного участка фамилии всех судимых жилсектора. Наконец, трубка положена.

– Как наши дела, Семён? Познакомился со всеми нашими подопечными, кто на административном учёте? Да?.. Молодец!.. Давай-ка, выкладывай, кого и когда проверил, меня сейчас интересуют судимые из сорок восьмого.

«Кто бы сомневался! В „шесть на восемь“ любимейшая из работ!»

Честно докладываю старшему оперуполномоченному, как на исповеди в церкви:

– Я познакомился не во всеми, но почти со всеми судимыми. С одними побеседовал, отписал вам рапортом… Зураб Баграношвили, кличка «Зуб», статья сто сорок шестая, часть вторая. Насосов Виктор, погоняло «Насос», сто сорок четвертая, часть вторая. К «разбойнику» Варламову, из сто сорок пятой, захожу еженедельно. А вот к Петелькину, погоняло «Петля», судим по двести девятой плюс сто девяносто восьмой, – тунеядство и неуплата алиментов – захаживал неоднократно, но постою на лестничной площадке и ухожу восвояси. Не открывает мне дверь, подлец!

– Понятно. Не уважает… А ты пробовал вызвать его повесткой в милицию или в опорный? За неявку к должностному лицу, как представителю власти, у него могут появиться на лбу крупные неприятности, как думаешь?

– Неприятности, думаю, у него будут!

– Так, не открывает, говоришь, дверь?.. Тогда так, повестки посылай почтой, с уведомлением о вручении любому взрослому домочадцу. Корешок повестки, сам знаешь, документ официальный, подошьём к делу и за неявку направим тунеядца прямёхонько в суд. Как думаешь, ему понравится?

– Никак нет, никак не думаю, всё должно быть законно!

– Что с тобой?.. Я говорю, Петелькин может схлопотать новый срок, – смотрит на меня с прищуром Кусков.

Я пытаюсь оправдаться:

– Повестки я оставляю в квартирах лицам, не работающим более трёх месяцев, которым хочу вынести официальное предупреждение за тунеядство. Но теперь я обязательно воспользуюсь вашим советом и буду слать их и уголовникам.

– Бывшим уголовникам, а ныне таким же гражданам, как мы с тобой, раз уж по закону.

– Как мы с вами! Так точно!

– Что-то ты сегодня какой-то странный, будто схлопотать хочешь… И вот что… каждый свой шаг, Семён, со мной согласуй! Парень ты, как видно, въедливый, и будут к тебе бегать, как миленькие, как говорится, и алкоголики, и братцы-тунеядцы.

Повернувшись на стуле, опер открывает массивный сейф, подпирающий стену, и достаёт папку. Кладет её перед собой на стол и извлекает две фотокарточки.

– А теперь гляди внимательно. Позабавься этой хитрой рожей… мошенник номер один, и он на нашей с тобой земле. – Оперативник придвигает поближе ко мне две чёрно-белые фотографии человека в анфас и в профиль. Рожа мошенника и впрямь хитровата, нагловатое лицо, уши оттопыренные, лопухами. – Фамилия Пташечкин и имя не так себе – Арнольд Эдуардович, не забудешь. Кличка «Хитрый Лис», и другого погоняла подбирать не надо. Судим по двести девятой – за тунеядство, и дважды по сто сорок седьмой – за мошенничество. Гляжу, ты видишь эту рожу впервые? Говоришь, квартиру его ещё не посетил?

– Не посетил, но личность знакома, выписал из «паспорта» административного участка.

– Слушай дальше, – продолжает Кусков. – «Хитрый Лис» он или нет, нам пофиг, мы ему хвост заморозим.

– Это волку хвост замораживали…

– Кто?

– Ну, хитрый лис, или лиса, один этот… пофиг.

– А! Да, вспомнил. Так вот, наш «Лис» умудрился до первой своей ходки фиктивно сбыть одну комнату в квартире вместе с родной матерью, что была там прописана. Второй раз продал одновременно двум лохам с нашей же земли ушастого «Запорожца» своего отца, инвалида Отечественной, к счастью, уже этого не увидевшего.

– Получив от каждого задаток, Арнольд вновь испарился? – предугадываю ход мыслей оперативника.

– Вот именно! Объявили в розыск. Через неделю «Хитрый Лис» был пойман и посажен. Освободился неделю назад и уже умудрился вчера, в воскресенье, пока ты нежился в отпуске, успешно продать металлический гараж жильцу из соседнего, пятидесятого дома.

– Это был законно заслуженный выходной. Первый за месяц!

– Все это знают, но никто этим не бравирует так, как ты!..

«Завидуют! Знают, как я люблю свою семью!.. И зачем всем растрепал?..»

– Слушай далее. Отцовский гараж у него конфисковали, так он провернул сделку с таким же соседским, подыскав богатенького лоха-буратино. Досадно мне… Но глухого «висяка» тут не допущу… Значит, говоришь, не встречался с ним и в квартиру не заходил?

Открываю блокнот с записью посещения квартиры.

– Смотрите, вот… запротоколировано вчерашним вторым числом. Смотрите, смотрите… Дом сорок восемь-два, квартира сто восемьдесят пять, время посещения – семнадцать пятнадцать. Записано: дверь не открыли. Записано: пятое число, двадцать один, ноль пять. Записано: звонил, дверь заперта, но в окне горел свет. Ещё следовало бы записать: нелюди все, кто там живёт!

Внимательно выслушав меня и прокомментировав: «Да-а, толк от тебя будет», оперативник вынимает из розыскного дела какую-то бумагу:

– Нелюди, говоришь? А это видел?! Из медицинского заключения: «Пташечкина Елизавет Селиверстовна, двадцать пятого года рождения… страдает нейросенсорной тугоухостью, вызванной неправильным функционированием волосковых клеток в результате аномалии черепно-слухового нерва…» Кусков победоносно положил медицинское освидетельствование Пташечкиной обратно в папку.

– Полностью признаёшь своё поражение?

– Да, вынужден с вами согласиться, – вздохнул я, чувствуя, что настроение начинает улетучиваться. Ещё учиться и учиться, и выходного дня, вероятно, я и в самом деле ещё не заслужил.

– Говорить она может, но растягивает слова или произносит их очень громко.

– Что, и через дверь? Согласен! Но она же должна сначала сказать гостю «Здрасьте!»

– Ничего, пообвыкнешь. Я общался с ней сначала путем написания записок. Я – ей, она – мне. И так даже удобнее, чем кричать в квартире друг другу в уши. Только в общении с ней учти ещё одно обстоятельство: баба Лиза женщина слезливая, растрогать её пустяк, сына не ругай, она за ним пылинку сдувает, сама ходит в магазин, убирает в квартире, чистюля та ещё, ежедневно моет полы и всюду протирает пыль.

– Вам не кажется, что это слишком? Она всюду старается стереть следы присутствия сына, как с места преступления!

– В общем, советую тебе, Семён, тоже наконец успокоиться и общаться с ней посредством ручки и бумаги, а уж как попасть в квартиру, надеюсь, учить тебя не надо.

«То есть, как учить не надо? Проникнуть в квартиру к ней, что ли, чтобы напугать её до самых слез?!»

Розыскник прячет оперативно-розыскное дело Пташечкина в сейф, запирает его, после чего ставит следующую задачу:

– Вчера мы доставляли Елизавету Селиверстовну к следователю, он кой-как допросил её. Задержание Арнольда вопрос времени, сейчас у кого-то из дружков, а твоя задача такова: первое, обойди поквартирно весь дом, второе, опроси жителей всех трёх подъездов. Потрудись сегодня, как пчёлка, желательно, вечером, когда все жильцы уже по домам. Может, кто-то видел «Лиса» в гараже или возле него, когда он разговаривал с покупателем, тогда фиксируй показания на официальном бланке. Третье… всех жителей, кто ничего не видел, не слышал и даже до сих пор ничего не знает о происшествии, а таких, поверь, окажется большинство, всё же, возьми на карандаш, ну, перепиши, хотя бы, фамилии. Потом с рапортом ко мне, подошью его в «оэрдэ». Следователя, ведущего дело, в первую очередь интересуют прямые и косвенные свидетели преступления, а выявишь таковых, в чём я, прости, сомневаюсь, тут же опрашивай письменно.

– Чего уж там, свои же люди.

– Да ты погоди… Следователь, сам понимаешь, работник кабинетный, землю нашу не топчет… задача-то хоть ясна, «Пчёлкин»?

– Ясна, как божий день!

– Хочу спросить: как ты думаешь, ты соответствуешь этому прозвищу? Или следовало назвать «Жаворонок»?

– Почему это?

– Высоко взлетел и писклявишь оттуда звонким голоском.

– Виноват, исправлюсь. «Пчёлкиным» я вполне доволен.

– Вот теперь, давай, и лети-кружи, куда надо. Без мёда советую не прилетать.

Всегда серьёзный и уверенный в себе, Кусков вдруг тоже улыбнулся. Видя это, я решил приподнять его настроение ещё больше:

– Я бы не обиделся и на «Пчёлкин-Палкин»! Посудите сами, Борис Михайлович, я ежедневно приношу начальству протоколы-«палки», нередко уголовные дела… по двести девятой «ука» – тунеядство, по сто девяносто восьмой – неуплата алиментов… по сто двенадцатой – нанесение побоев, по двести шестой – хулиганство…

– В общем, пока я тебя тут сам по двести девятой – за тунеядство – не закрыл, иди работай. – Кусков встал и пожал мне руку. – Если всё сделаешь, как прошу, то похлопочу, чтобы тебя пару выходных из дома не вызывали, вижу, что тебе и впрямь надо как следует отдохнуть. А руководство тебя ценит.

– Спасибо!

Всё так хорошо складывалось, но настроение резко улетучивалось. Одно дело строить планы, даже с добрым начальством, другое – идти их выполнять. Да и бравировать тоже стоит и своих нервов и сил.

В послеобеденное время, не дожидаясь вечера, начинаю обход дома «шесть на восемь». В каждой квартире, как положено, представляюсь участковым, вручая жильцам визитку. И задаю по ходу дела вопрос:

– Вы не видели в это воскресенье двух граждан, беседовавших возле гаражей, расположенных у вашего дома со стороны подъездов?

Поясняю, что один из них является их соседом, и многие должны бы его знать. В чём там дело? А в том, что он мошенник, ухитрившийся продать нашему жителю микрорайона не свой, а соседский гараж.

– А-а, а мы думали машину, как свою первую…

– Я тоже сначала так думал. Так что?..

Но большинство только возмущаются: «Да как такое, вообще, может быть? Кто же этот ловкий мошенник? А как же он выглядит? А из какой он будет квартиры? И как, позвольте поинтересоваться, его зовут?..» Ля-ля-ля, ля-ля-ля…

Но я вынужден отвечать на самые разные вопросы. Завязывается беседа, которая длиться, порой, по десять-пятнадцать минут в одной квартире. Некоторые жильцы, подкованные не хуже следователей и адвокатов, задают и каверзные вопросы:

– Товарищ участковый, а ответьте, вот, пожалуйста: как так можно было тому-то, вот, человеку покупать гараж, не потребовав у продавца документы на его владение? Как же так мог тот лох-покупатель отвалить этому ловкачу такие бабки, даже не осмотрев гаража? – Всё это скептически спрашивает конкретно главный инженер одного завода – Рухлинский Юрий Гаврилович.

Что-то я оставляю без ответа, когда это явно следовало бы адресовать не мне, а самому потерпевшему. На что-то отвечаю:

– Потерпевший гараж осматривал, мошенник предусмотрел и этот вариант, он даже вручил покупателю один экземпляр ключа от навесного замка… И, вот, потребовал часть денег – авансом. А документы, со слов потерпевшего, пообещал предоставить, когда тот поставит в этот гараж свой автомобиль.

Эту информацию предоставил мне лично старший оперуполномоченный Кусков. В целях профилактики преступлений подобного рода на моём участке я счёл нужным доводить её до всех жителей дома.

– Гад! Всё предусмотрел! – Это возмущается неравнодушный инженер завода. – Хотя… совершенная белиберда!..

Я мысленно соглашаюсь, представляя, что потерпевший видел перед собой идиотическую обстановку, и как тот идиот этого совершенно не заметил. «Белиберда, точно!» Ещё раз повторяю свой вопрос: выдел ли главный инженер в воскресенье возле стоящих во дворе нескольких гаражей двух чужих или каких-либо двух знакомых человек?

– Извините, никого не видел, хотя, скрывать мне нечего, выходил из дома в магазин за продуктами, проходил мимо гаражей и, естественно, видел многих, – отвечает, наконец, честно инженер и закрывает входную дверь.

В другой квартире, как только речь зашла о страшной судьбе гаража, стоящего во дворе, средних лет женщина интересуется следующим образом:

– Скажите, а этого «продавца» зовут, случаем ли, не Арнольд? Не тот ли это, у которого глуха мать?

Подтверждаю, что мошенника так и зовут, Арнольд, а его мать с именем Елизавет, без «а» в конце имени, как императрицу Елисавет Петровну. И она, в самом деле, мало что слышит, так что, порой, приходится с ней общаться записками.

– Так это и не он! Арнольд – в тюрьме! – чуть не торжественно огорошивает меня женщина, но я, зная, что он с откидки, ничуть не огорошиваюсь. – Так, говорили ж, он незаконно продал комнату в своей же квартире…

– Да, потом отсидел, вышел, и тут же в память об отце продал его «Запорожец» вместе с гаражом. Но потом он опять как сел, так и вышел. Или это противоречит здравой логике?

– Нет-нет, нисколько! Теперь понимаю! Да его теперь опять придется посадить. Я опишу вам его… Это такое хитрющее лицо!.. Чёрные вьющиеся волосы и очень запоминающиеся уши.

– Чем именно? – спрашиваю, делая запись.

– Какие-то они… то ли маленькие, то ли большие… как и его глаза…

– Тоже пронырливые?

– Ну, скажете тоже! Пронырливые уши! Ха-ха-ха!..

– Это же ваши показания… Или хотите ввести следствие…

Женщина быстро пытается ускользнуть, и я облегчённо вздыхая, успеваю в последний момент сунуть в щель между протянутых двух пальцев визитную карточку.

– Благодарю за сотрудничество.

– Пожалуйста!

Во многих квартирах жильцы сообщали, что об Арнольде и его похождениях осведомлены хорошо, но его давно не встречали. И каждый хотел заверить, что он, скорее всего, в тюрьме.

Один хозяин вышел ко мне на лестничную площадку, плотно закрыв за собой дверь. На поставленный вопрос отвечал не вежливо:

– Никого не видел, никого не знаю, вы милиция, сами и разбирайтесь, кто кого, где и как обул.

Свою фамилию процедил сквозь зубы:

– А Иванов Иван Иванович устраивает?.. А ваша визитка мне без надобности. Ещё есть вопросы?

– Спасибо за сотрудничество.

Он исчезает, а я заношу в блокнот номер квартиры и делаю пометку: «Некий Иванов Иван Иванович. Невежа и хам». «Займусь этим типом на досуге» – хочется ещё дописать, но я решаю так: расспросить о нём у наставника и поинтересоваться мнением опера Кускова.

К восьми часам вечера почти все жители дома мною опрошены, за исключением трёх квартир, где двери не открыли. Они остаются помеченными в блокноте галочками; я в них позвоню и постучу в другой раз.

Но результат моей работы, к сожалению, нулевой. Лишь в одной квартире молодой парень вспомнил, что встречал Арнольда пару дней назад в самую рань у подъезда. Записываю об этом, чтобы отметить данный факт в рапорте Кускову.

Уставший, с пересохшим языком, решаю напоследок заглянуть к своему доверенному лицу – историчке Марье Петровне, спускаюсь на первый этаж. Она, конечно, уже всё обо мне разведала, чем я тут над её головой занимаюсь. Сейчас напьюсь её густого чая с мятой и напоследок спокойно выслушаю её оперативные выводы про «Хитрого Лиса». В папке у меня для этого припасена коробка конфет «от Зульфии»…

На первой встрече с бывшим доверенным лицом бывшего участкового Черникова, ныне моей доверенной Марьей Петровной, мне удалось найти общий язык благодаря общей теме нелюбви к правонарушителям и профессиональной любви к истории. Пожилая женщина, бывшая школьная учительница, проживала одна и меня, как молодого участкового и не состоявшегося школьного учителя одновременно взяла на поруки. Мой интерес к Марье Петровне был также специфический. С одной стороны, я приходил к ней в квартиру с целью получения оперативной информации, с другой – поболтать. Марья Петровна знала всё про всех, кто мне был нужен и не нужен, кроме того, выписывала два научных исторических журнала. Порой, за чайными беседами у нас завязывались нешуточные дискуссии, нередко прерываемые дежурным по рации:

«Одиннадцатый», ответь «Воркуте».

Я дежурному: «На связи «Одиннадцатый».

«Немедленно проследуй по адресу: улица Шипиловская, дом шесть на восемь минус два, квартира сто пятнадцать. Предварительно, взлом входной двери… направлена оперативно-следственная группа. Как понял? Приём…»

«Понял, „Воркута“, следую на место…»

Почти опрометью выскакиваю и, сломя голову, мчусь на квартирную кражу. Ну, или там ещё для чего…

Сейчас же, уставший и невезучий в поисках мошенника по кличке «Хитрый Лис», я приплёлся к Марье Петровне с одним-единственным желанием – попить побольше горячего чая. Зимние вечера длинные, и прежде, чем идти с участка в отделение милиции для составления отчёта, приятно немного расслабиться в маленькой уютной кухоньке, хотя бы, и за трудным историческим диспутом.

Марья Петровна заранее приоткрыла дверь, и я не замедлил и явиться, и не запылиться. Усадив меня и налив чая, она рассказывает:

– Весь день сначала просидела у окна. Смотрю, вы, Семён Александрович, ну, думаю, надо быстро прочесть «Литературную Газету», я только что получила свежую, а также «Культуру» и «Вопросы истории», там две очень интересные статьи… Во второй половине дня, гляжу, наконец, вы вышли из нашего второго подъезда и прошмыгнули в третий, а потом опять в наш. Тут уж я хотела было приоткрыть дверь, да вы – ши-ирк наверх – и к Полевым. Что вы там выяснили не знаю, не моё дело, а только доложу, что вчера собралось там пьяного брата не менее дюжины! У вас, как оказалось, был выходной, поздравляю…

– Спасибо.

– Но я записала: кто и во сколько посетил притон Полевых. Вот, возьмите, пожалуйста, Семён Александрович.

Добрая душа-информатор достаёт из кармана старенького халата сложенный вчетверо листок школьной тетради и кладёт на мой толстый блокнот. Я прячу листок и спрашиваю:

– Ну-с, и какие статьи нас заинтересовали нынче в историческом журнале?

Она уже закурила свой любимый «Беломорканал» и сквозь клубы дыма охотно отвечает:

– Одна статья тут о царевиче Дмитрии, убиенном в Угличе по приказу Годунова.

– Хорошо. А вторая? – спрашиваю, прихлёбывая чай.

– Эта о начавшемся смутном времени и осаде Троицкого монастыря Сергия Радонежского… уже без Сергия, конечно.

Наслаждаюсь тихонько остужающимся чаем с мятой и поддерживаю приятный разговор:

– А так ли виновен Годунов? Сын Грозного Дмитрий считался незаконнорожденным, раз, старший брат Дмитрия детоумный царь Фёдор Иоаннович, известно, почил через семь лет, два, и, стало быть, мужская линия московской ветви Рюриковичей пресеклась.

– А Годунов чем лучше? Вёл родословную от татарского князя Чета… его предок приехал на Русь при Иване Калите. Да, многие татарские князья послужили царям, но Годунов начинал с простого опричника, и только на свадьбе государя с Собакиной был посажен к царю «дружкой».

– Дядюшка его стоял во главе Посольского приказа. В этом всё дело, – сказал я, допивая первую чашку и начиная сам наливать вторую. – Ну, а уж когда царь женит Фёдора на сестре Годунова, и жалует шурина боярским чином…

– Тут ведь, Семён Александрович, не вполне ясна роль боярина и в смерти самого Грозного. Вдруг он да дважды убивец?!

– Не знаю, не знаю… Так ли уж всё случайно в истории… да, ещё сахарку, это можно… Кстати, вот вам коробка конфет, мой подарок, поешьте потом без меня… Не стоит благодарности. Но как получает при царе Фёдоре чин конюшего – звание ближнего великого боярина, как было не задуматься и о власти? Царь-то детоумен!.. Вы что-то хотели сказать?

– Да, я про Полевых вдруг подумала, если хоть капля ума?!..

– Ну-ка, ну-ка, что вы ещё подметили, любезная Марья Петровна?

– Ходят слухи, что кто-то из постоянных посетителей притона позарился на комнату Владимира, и его хотят убить!

Чашка чуть не выпала у меня из рук.

– Так что же вы молчите?!

– Нет, я говорю! – зашептала хозяйка. – И если хотите знать…

– Конечно, хочу!

– Затем убить хозяина Полева, жениться на его вдове и завладеть всем притоном!.. Ну, а о судьбе хозяйки не трудно догадаться. Уберут затем и её… Вы не хотели бы связать два этих дела в одно, с делом «Хитрого Лиса»? Этот «Лис» – он на всё способен, всё, что плохо лежит, готов сбыть хоть чёрту, и ведь не боится ничего. Вот ещё один детоумный!..

– Если бы только это!.. Вот что, сейчас вам придётся переквалифицироваться в свидетеля по делу о мошенничестве, уж не обессудьте!..

Целый час сижу напротив Марьи Петровны за кухонным столом и записываю:

– Я и говорю… В послеобеденное время во дворе долгое время стояла милицейская машина. Два милиционера без формы, значит, оперативники, осматривали у соседнего подъезда металлический гараж, ну, открывали и закрывали его вместе с хозяином.

– А что ж вы мне об этом ничего не сказали, Марья Петровна? Не ожидал! – говорю я.

– Так то ж мелочи по сравнению с тем, что тут готовится против Володеньки-то! Видела я, как-то ранним утром вынесли сумки с его картинами да в тот вот самый гараж! Ну, Володька-то за ними и побежал. Они всё погрузили в машину, и мальчишку туда же, и уехали. Вот номер… – Информатор подала вчетверо сложенный тетрадный лист.

Пробегаюсь глазами по записке с номером автомобиля.

– Так, протоколируем дальше.

– Хозяин-то гаража хороший дядька, интеллигентный. Машину недавно продал. Жене понадобились деньги на серьёзную операцию… Так о чём я?.. Это было вчера, около десяти утра. «Лис» стоял у гаража с каким-то лысым мужчиной, лет, скажу, так, около пятидесяти. Я сидела, как обычно, читала журнал, посматривала в окно, чтобы делать глазам передышки… Стоят себе и стоят, о чём-то, стало быть, беседуют. Арноша несколько дней как освободился, всем известно. В это время в дверь позвонила приятельница из сорок шестого дома, её имя Полина Павловна, фамилию сами спросите, я своих подруг в милицию не сдаю… Так вот… а мы с ней созвонились заранее. Ну, что… пригласила её на кухню, поставила чайник. Мы чаёвничали и разговаривали. В очередной раз посмотрев в окно, я увидала, как Арноша закрывает гараж, а лысый продолжает стоять рядом. Я и говорю подруге: «Посмотри, Полина, на Арнольда, сына глухой Лизавет…» И мы видели, как Арнольд, закрыв гараж, повесил замок, а ключ сунул лысому в руку. На этом они разошлись. Арноша пошёл в подъезд, а мужик по направлению к универсаму.

– А не подумали вы, а свой ли он открывал гараж?

– Ну, конечно, подумала! Но уже все знали, что отцовский «Запорожец» конфисковали, а раз так, то гараж один, видимо, и остался. Думала, видать, что его… Мог же с кем-то и поменяться.

– Железная логика. Вы говорили, что подростка Володю увезли чужие люди вместе с его картинами… Как выяснилось, они продали картины юного Полева, не исключено, к этому приложил руку и «Лис». Талантливого художника мошенники привезли на рынок, и там он участвовал в продаже своих картин, добровольно. Он, как автор, подписывал их. И картины шли нарасхват.

– Бедный мальчик.

– Этим делом мы с вами ещё позанимаемся. А пока продолжим распутывать мошенническую схему «Хитрого Лиса»…

Моё воображение рисовало всю эту нелепую сцену продажи карандашных рисунков на рынке, возле Центрального Дома Художника на Крымском валу. Вспоминаю, что мне пришлось пережить за талантливого юного художника, и как стучало в висках и сводило дух.

– Итак, – резюмировал я, сидя за кухонным столиком Марьи Петровны, – у нас появились два прямых свидетеля вчерашнего преступления! Опросив вас и вашу подругу, это даст следствию два письменных доказательства вины мошенника Пташечкина! Вот что, Марья Петровна, вы должны немедленно, несмотря на столь поздний час, позвонить Полине Павловне и пригласить её к себе!..

Пока мой информатор и свидетельница преступления названивала подруге, впервые в этой квартире без разрешения хозяйки закуриваю, обдумывая неожиданно сложившуюся ситуацию…

По рации вдруг слышу свои позывные: «Одиннадцатый», ответь «Бресту». Приём…» Вижу, что я сплю прямо за столом в квартире у Марьи Петровны. Вспоминаю какой-то кошмар. Протираю глаза, отвечаю:

– «Одиннадцатый» на связи…

– Когда закончишь работу? Посмотри на время… – раздаётся из динамика голосом дежурного Шилова. – Ты где?

На кухне никого. Хозяйка, видно, куда-то вышла, возможно, не дозвонилась до подруги и пошла за ней в соседний дом, дала возможность мне подремать.

– Нахожусь в сорок восьмом. Закончу через час-полтора, – машинально отвечаю капитану. – Готовлюсь к опросу двух свидетелей по уголовному…

Без четверти час после полуночи вхожу в отделение, не доходя несколько шагов к дежурной части, слышу, как сержант роты ППС Неверов докладывает Шилову:

– Явился старлей «Пчёлкин».

На такую мелочь, как дружеское прозвище, не обращаю внимания. Мне бы успеть на метро. Задание сотрудника уголовного розыска Кускова мною успешно выполнено. Выявлено и опрошено два прямых свидетеля вчерашнего мошенничества, совершенного на административном участке ранее судимым Пташечкиным по кличке «Хитрый Лис». Протягиваю дежурному Шилову бумаги: рапорт поквартирного обхода жильцов сорок восьмого дома и несколько опросных листов свидетельских показаний. Кратко поясняю:

– Анатолий Степанович, завтра я работаю во вторую смену. Передайте утром бумаги Борису Михайловичу.

– Не сомневайся, так и сделаем, – заверяет Шилов и смотрит на часы. – Только вот твоя «вторая» не завтра, а уже сегодня. По-шустрому сдаём оружие и рацию и спешно двигаем домой спать. Желаю приятных снов.

Успеваю добежать до конечной станции метро Красногвардейская и вскочить в последний поезд. Хорошо, что ехать по прямой до Белорусской без пересадки, никого нет, можно и покемарить…

Спустя неделю, начальник уголовного розыска майор Майский на оперативном совещании по раскрытию преступления в жилсекторе особо выделил и меня:

– В раскрытии преступления по горячим следам отличился наш участковый инспектор старший лейтенант… Он отработал все до единой квартиры сорок восьмого дома, выявил и опросил двух важных свидетелей… тем самым, помог следственному отделу управления разоблачить ранее дважды судимого Пташечкина за мошенничество… Два дня назад тот был задержан в микрорайоне Чертаново. За проявленную инициативу руководством принято решение о поощрении… денежной премией…

Всё это звучало как музыка, как сон и как дежавю одновременно. Миллион раз это касалось кого-то в жизни, теперь это касалось и меня самого. Но нет, главное, это было не сном.