Читать книгу Участковый. Ментовские байки. Повести и рассказы. Книга первая - Александр Карповецкий - Страница 15

Дежурный Смирнов принимает у меня табельное оружие и рацию. Закончилась рабочая неделя. Впереди два выходных дня. Майор Шестаков, руководитель службы участковых инспекторов, подведя краткие итоги работы за неделю, отпустил всех по домам. В субботу и воскресенье не намечалось никаких запланированных спецмероприятий, ночных рейдов и засад. Даже не верится! Давненько мне не приходилось отдыхать два дня подряд! Даже можно сходить на почту и заказать переговоры с женой. Она сейчас далеко, на родине, отдыхает с детьми у мамы…

Выхожу на улицу и направляюсь в курилку. Оттуда слышен смех и крепкие мужские выражения. Участковые инспектора, видать, не собираются расходиться по домам.

– Смирно! Равнение на «министра» участка старшего лейтенанта Полищука! – громко подаёт команду лейтенант Ревяков.

Мои сослуживцы посмеиваются. Лейтенант Кондрашов, известный в конторе острослов и правдолюб, подливает масла в огонь:

– Товарищ «министр»! На вверенном вам административном участке без происшествий! Докладывает «заместитель министра» лейтенант Кондрашов! Вольно, товарищи офицеры…

Всю неделю в городских отделениях милиции только и говорят об известном совещании в гарнизонном Доме культуры. Первый секретарь МГК партии Ельцин неделю назад встречался с участковыми инспекторами столицы. На той встрече известный московский политик пообещал нашему брату в самое ближайшее время обеспечить служебным жильём все семьи офицеров, проживающих в общежитиях и опорных пунктах милиции.

Нам, участковым инспекторам, было в диковинку слушать партийного «царя», общающегося с народом без бумажки. Старший лейтенант Гордый, достав из толстой папки-«лентяйки» рабочий блокнот, напомнил присутствующим в курилке:

– Послушайте, коллеги. На совещании я выписал крылатые изречения партийного вождя: «Участковый инспектор в границах своего административного участка является полноправным министром, решающим все поставленные перед ним задачи». – Это только цветочки, – продолжает «министр» участка. – А вот и ягодки: «И никакой большой начальник не вправе вмешиваться в вашу работу, препятствовать выполнению задач «перестройки». Коллеги, как вам нравится такая постановка вопроса? Никто не вправе вмешиваться в вашу, то бишь, нашу работу! – Старший лейтенант захлопнул блокнот, обводя глазами собратьев по цеху.

– Спасибо, Анатолий, что напомнил. Нам очень нравится такая постановка вопроса. Проверяющего из Главка, если что, отныне мы можем смело послать на… сославшись на первого секретаря. Руководство ещё и премию подбросит за сообразительность.

Каламбур младшего лейтенанта Шульцова утонул в безудержных беспорядочных каламбурах его коллег.

Когда смех утих, пожилой майор Мотин, старший участковый инспектор и первооткрыватель службы участковых в микрорайоне Братеево, напомнил о смелом поступке «министра» участка Ворошиловского района столицы, обратившегося к Ельцину с запиской. В ней участковый инспектор сообщал, что женат, имеет троих детей и отработал на земле более десяти лет. Из общежития жены его многодетную семью попросили съехать, и сейчас она более трёх месяцев ютится в опорном пункте милиции. Участковый-стажёр Калданов, выпускник Черкизовской средней школы милиции, назначенный месяц назад на должность «министра» участка, задал коллегам риторический вопрос:

– Хотелось бы знать, уволило руководство этого «министра»-смельчака из милиции задним числом, или же, наоборот, ему предоставили семейное общежитие?

Этот жизненно важный жилищный вопрос неожиданно вызвал споры среди участковых инспекторов, собравшихся в курилке в конце рабочей недели. Многие из них не имели своего жилья. Одни офицеры утверждали, что не могло руководство уволить участкового только за то, что он обратился с просьбой к первому секретарю, другие – что многодетному папаше наверняка предоставили хорошее жильё. Нашлись и такие «министры» участков, которые высказались категорично, дескать, подставил офицер непосредственное и районное начальство, а оно в таких случаях не прощает. Их мнение высказал лейтенант Нетбаев:

– Могу поспорить с кем угодно: уволили жалобщика из милиции без выходного пособия, по принципу: чтобы другим было неповадно!

– Коллеги, я могу узнать об этом «министре» участка достоверную информацию, – парировал самый опытный инспектор микрорайона майор Мотин. – У меня в Ворошиловском районе работает в оргинспекторском отделе «рувэдэ» друг, созвонюсь и всё узнаю. Миша, – обращается убелённый сединой офицер к молодому лейтенанту, – давай уточним вопрос: на что спорим?..

В окне дежурной части появляется дежурный Смирнов.

– Полищук! – окликает он меня. – Срочно зайди к начальнику!

Вызывать подчинённого офицера к себе после окончания рабочего дня просто так начальник милиции не будет. Делать ему нечего? Ему тоже хочется побыстрее уехать домой к семье.

Возвращаюсь в контору. У дежурного капитана интересуюсь, знает ли, зачем я понадобился Сапожкину? Выказываю и недовольство:

– Володя, слушай, рабочий день закончился, и я уже убыл домой. Так и доложи, лады?

– Не лады. Иди, знай, когда зовут!

– Да знаю. Но сам посуди: если бы я не задержался в курилке? Домашнего телефона у меня нет. Ну, в этом случае, как бы ты поступил? Что, направил бы ко мне домой патрульную автомашину?

– Если бы да кабы, – добродушно реагирует Смирнов. – Тебе чего, захотелось почесать языком? Так я могу и послать, куда Макар телят гонял. Трава там сочная. У Сапожкина зампослужбе Шестаков. С тебя за разглашение секретной информации причитается. Сам напросился, а «Ключевой», наш универсам, ещё открыт.

Обижаться на иного дежурного – всё равно, что на глухого, что не слышит, или слепого, что не видит.

Стучусь и открываю дверь. Как и положено, войдя в кабинет, козыряю.

– Разрешите?

– Входите, Полищук.

Меня вызвали на ковёр, не исключено, что разговор у них только что шёл обо мне. Может, уже после совещания на меня поступила жалоба из прокуратуры, секретарь ещё не ушла домой, принесла начальнику милиции бумагу, он вызвал к себе Шестакова и приказал дежурному Смирнову разыскать меня… Нет, я об этом не думал, это просто выстроилось в голове автоматически. Я даже знаю, от кого поступила жалоба. Нечего было связываться со сто тринадцатой статьёй – истязание – надо было оформить дело по сто двенадцатой – побои. Отписал бы супругам Мамаевым, что имеют право обращаться в суд в порядке частного обвинения, и все дела.

Начальник милиции Сапожкин спрашивает напрямик:

– Как вы смотрите на то, чтобы завтра поработать? Или уже построили на выходные какие-то важные планы?

– Какие планы могут быть на субботу? Отоспаться. Только в этом месяце в субботу мы провели три рейда по борьбе с пьянством и алкоголизмом! Не привыкать!

Шестаков сказал:

– Мы знаем, ваша жена с детьми сейчас в деревне… помнится, на предыдущем совещании ты говорил, что у тебя в «заначке» имеются две точки самогоноварения. На сегодня это не изменилось? – Шестаков не ломает из себя интеллигента, не гордится должностью, он простой, из нашей среды, до назначения на должность замначальника по службе прошел все ступени карьерного роста: рядовым, участковым инспектором, а затем старшим участковым.

– Думаю, ничего не изменилось, Александр Данилович… Вернее, за две точки головой не ручаюсь, но одна – непрерывно действующая. Источник информации надёжный, и её можно накрыть в любой момент.

– Ну, и что прежде не накрыли?

– Как раз этим заняться и собирался. «Язык мой враг мой!» – ругнул я себя. Только бы других домой отпустили, а то могут не так понять. В бой я не рвался, но на новое дело нарвался… Решаюсь спросить, будут ли назавтра и остальные задействованы в борьбе с самогоноварением? Если два десятка участковых выйдут на мероприятие, то не два, а все двадцать самогонных аппаратов будет одюжено. Что подумают об участке?..

– Нет, – отвечает Шестаков. – Только ты, Семён. Назавтра мы с начальником поручаем лично тебе одно-единственное задание. Да, но какое! Сейчас Иван Александрович введёт в курс дела.

Начальник милиции тут же разъясняет:

– Ваше задание, Полищук, имеет политический подтекст. Надеюсь, вы не забыли майский указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом?

– Никак нет!

– Работа целой армии участковых инспекторов приобретает, согласно нему, политическое содержание. Кто, как не вы, участковые, играете первую «скрипку» в борьбе с пьянством, алкоголизмом и самогоноварением?

– Никто! Первая «скрипка» – мы.

Вышестоящим руководством Сапожкину поручали вести эту самую непримиримую борьбу на закреплённой за отделением милиции территории. Я, как партийный ещё со срочной службы, тоже понимал эту задачу. В своей повседневной работе я успешно решал её, годом ранее за работу на этом поприще меня наградили именными часами.

Стою перед начальником милиции и его заместителем по службе, поглядываю на часы и чуточку ухмыляюсь. Несколько конфискованных мною самогонных аппаратов я раздал своим хорошим знакомым. Не закапывать же их в землю на своём участке? Кому-то достанется и завтрашний аппарат…

Сапожкин неверно или как раз слишком точно истолковал увиденную на моём лице ухмылку:

– Чему вы улыбаетесь, Полищук? Ваше завтрашнее задание, повторяю, носит ярко выраженный политический аспект. Да, да! Вас приедет снимать центральное телевидение, всесоюзный Первый канал, передача «Трезвость – норма жизни». Наверное, слышали?

– И даже смотрел пару раз. Честно, – говорю я, сам же внутренне содрогаюсь от слов Сапожкина. Всесоюзной известности ещё не хватало! Чтобы ославиться до самой малой родины, родного Полесья!..

– Иван Александрович, а нельзя ли как-нибудь без телевизионщиков? Задание я выполню, самогонный аппарат конфискую. А как всё это может выглядеть в кино?

– Самогонщикам в кино будет стыдно, а нам за что? – заключил Шестаков.

– Товарищи офицеры, шутки в сторону! Вы, Полищук, один из лучших участковых в районе, и, между прочим, именно вас рекомендовал заснять для истории заместитель начальника «рувэдэ» полковник Кравченко. Полчаса назад он заверял меня по телефону в следующем: «Полищук не подведёт, я уверен в нём, потому что именно я принимал его на работу в сто пятьдесят девятое отделение!»

Я сильно колебался, что только не обуревало меня. Я, офицер, навек свяжу свое имя с самогоноварением, как Моргунов, Никулин и Вицин.

Шестаков советует:

– Семён, успокойся. Делай завтра свою повседневную работу. Это главное. Организуй изъятие аппарата на точке, да не один, а со своим внештатником Сидоровым. Вы отнесёте его в опорный пункт. По дороге к вам подойдёт корреспондент Первого канала. Он задаст несколько вопросов по майскому указу. Неужели ты, практик, имея высшее образование, не сможешь ответить на пару казённых фраз?

– Хорошо, выполню и это, – говорю я и самодовольно тяжко вздыхаю.

– Ну, вот и договорились! Ответ настоящего коммуниста! – произносит Сапожкин, подводя черту. Вы и внештатный сотрудник Сидоров будете поощрены районным руководством денежной премией. Я, со своей стороны, обещаю представить вас к внеочередному званию – капитана милиции.

– И с повышением по службе, – продолжает майор Шестаков. – Я вот тут собираюсь подавать рапорт на пенсию и буду рекомендовать тебя вместо себя на должность замначальника по службе.

Последнее слово остаётся за начальником.

– Вы свободны, Полищук. Идите, отдыхайте, – обращается ко мне Сапожкин.

– Есть!

Беру под козырёк и, развернувшись, топотом направляюсь к выходу.

– Полищук! – вновь окликает меня Сапожкин.

Поворачиваюсь лицом к двум майорам. Какие ещё последуют вводные? Кажись, всё оговорено и обсосано до косточки. Свою завтрашнюю задачу с политической составляющей я сполна осознал, подойдёт корреспондент и я должен ответить на его вопросы.

– Табельное оружие вам назавтра ни к чему. Обойдётесь рацией. И ещё… Мероприятие, ну, конфискацию-то самогонного аппарата, вам надлежит провести в гражданской форме одежды.

– И с рацией в руках. Понятно! Теперь разрешите идти?

– Идите.

Выйдя из конторы, круто заворачиваю в сторону опорного пункта милиции. Изъять два самогонных аппарата в один день? Задача, надо сказать, с практической точки зрения никем доселе не выполненная. Зачем два, если требуется для телевидения всего один? Отработать необходимо, всё же, две точки. В одной квартире меня и внештатника Сидорова может ожидать полное фиаско. Повезёт, быть может, на второй? А вдруг обломится на двух точках? Такой вариант тоже учтём! Например, самогонщики не откроют дверь, а без санкции прокурора взламывать не будешь, в два счёта выгонят. Эту мысль я гоню прочь, но она засела прочно, прочнее, чем приказ начальства.

Сейчас вызову внештатника Сидорова и мы отработаем детали завтрашних действий вплоть до мелочей. Иначе нельзя. Конфисковывать самогонный аппарат – это, брат, не мяч на футбольном поле погонять. Тут Шестаков прав – можно прославиться на всю страну, а можно и ославиться до закиевщины!..

Набираю домашний номер своего общественника. Жена Люба отвечает, что он ещё не пришёл с работы.

– Как появиться, пускай срочно идёт в опорный, – говорю, доставая из сейфа толстенную амбарную книгу.

В тридцать третьем доме, по информации Сидорова, более месяца процветает алкоточка братьев Сивухиных. Нахожу в книге семейку самогонщиков. Братья, Иван да Виктор, прямо как первые золотых дел инженеры Ивана Третьего, инвалиды второй и третьей группы. Проживают с престарелой матерью, инвалидом первой группы. Мой внештатный сотрудник обитает в соседнем доме. Его информация о торговле братьями-инвалидами самогоном удостоверенная, не требующая дополнительной проверки. А вот обсудить детали конфискации аппарата крайне необходимо.

Вторая точка выявлена мною лично две недели назад. О ней вот я и похвастал руководству на одном из служебных совещаний. «Язык мой – враг мой!..»

При знакомстве с жильцами дома, звоню в одну из квартир, дверь ещё не открылась, защёлкали лишь замки, из квартиры послышались громогласные раскаты женских ругательств:

– Алкаши проклятые! Я вас щас, вашу мать, опохмелю!

Открывается дверь, и надо мной нависает крупных габаритов хозяйка обители. В руке держит металлическую трубу от пылесоса, намереваясь здесь же пустить её в ход, но милицейская форма останавливает её от намерения сшибить с ног, – подумалось мне, – надоедливого безденежного алкаша. Значит, здесь либо перепродавали спиртное, либо варили самогон. Вторую версию я отогнал, поводив носом. Кажется, было чисто, хотя…

– Ой!.. Моя милиция меня бережёт! Я вас чуть не зашибла! – произносит ещё довольно молодая женщина кавказского типа и широко улыбается. Извините, товарищ милиционер, проходите в квартиру.

Провожая меня в коридор, женщина не перестаёт жаловаться на местных алкоголиков:

– Сил моих больше нет. – Шастают в квартиру и днём и ночью, а как с утра, так норовят пораньше. Идут туда, – показала пальцем в пол, – а попадают ко мне. А у меня трое детей школьного возраста.

– К кому шастают-то?

– К самогонщикам приходят, что этажом ниже, а попадают ко мне, – отвечает женщина, включая в полутёмном коридоре свет.

– А-а!

Можете составить протокол. Подтверждаю, каждый день алкаши толпами прут к соседям. Или вы не верите Нино?

– Верю, верю, затем и пришёл.

– Пойдёмте за мной.

Она провела на кухню, указала на вентиляционное окошко.

– Нюхайте!

– Это лишнее. Я чувствую запах браги. Сейчас запротоколируем со свидетелем.

– Для начала я угощу вас хорошим грузинским чаем. Грузию я вижу чаще только во сне, но уверена, вы ещё не пили настоящего грузинского чая.

– Вам привозят.

– Да, и привозят, и высылают…

Целый час мы с Нино пьём на кухне ароматный чай и болтаем о жизни. «Итак, – думаю я, – простой обход привёл к неожиданному результату! Спешить не будем, надо разведать тщательней…» Тучная Нино оказалась душевной и гостеприимной хозяйкой, заставила меня съесть два, подогретых ею, хачапури. Поначалу я отказывался, но лепёшка с сыром оказалась сильнее уговоров хозяйки. Попивая чай и закусывая лепёшкой, я рассматривал стены с портретами и фотографиями красивой юной грузинки…

– Приходите ещё, когда с командировки вернётся муж Вано. Вы не пробовали настоящего грузинского вина? О, в Грузии мы пьём с утра до вечера, и у нас нет алкашей! Уверяю вас, мы с вами будем сидеть весь день, и вы сами убедитесь!..

– Спасибо, спасибо… – Вручаю Нино визитною карточку, записываю в блокнот её домашний телефон. – Давайте, Нино, договоримся вот о чём. Я твердо обещаю вам в течение двух недель ликвидировать этот самогонный рассадник, но до того, вы, Нино, никому об этом не сообщайте. Намечается специальная операция.

– О! Наверное, обо мне напишут в газету?

– А вам бы хотелось? – удивился я.

– Я же бывшая актриса кино и театра… я так надеялась, что вы узнаете меня, я же снималась…

– Постараюсь доставить к вам кинооператора…

– Как бы я была вам благодарна!

…В ожидании внештатника Сидорова набираю домашний номер Нино, мне хочется быть уверенным на все сто десять процентов в успехе завтрашнего захвата аппарата. Центральное телевидение я решил направить к Нино. Да, меня могут не сделать капитаном, но быть им я мечтал совсем иной ценой.

– Добрый день, Нино, вернее сказать, добрый вечер, это…

– Да, я вас узнаю, Семён Александрович. Когда вы направите ко мне режиссера?

– Мы договаривались на кинооператора!

– Да, да, конечно, но…

– Завтра принарядитесь к съёмкам, я к вам направлю Первый канал телевидения. У вас достаточно вина?

– О, да, конечно!

– Хватит, чтобы рассказать о разнице виноделия и самогоноварения?

– Вы, наверно, шутите?..

– В общем, ждите.

Мне не хотелось, чтобы завтра, если что, актриса предстала в неожиданно растрёпанном виде. Что подумают о ней её поклонники в Грузии, а, может, и всего Союза?

– Спасибо. Вано уже два дня, как приехал в Москву. Мы будем вас ждать.

– Приоденьте его тоже…

– О, вы не беспокойтесь, ведь он же у меня сценарист!..

В моей работе частенько требуется жертвовать личным ради интересов других. Да, я мог не получить капитанского звания, но мне отчего-то было приятно представить, как счастливая Нино, хлопая в ладоши, сидит у экрана телевизора, и указывая на себя, нарядную и красивую, пальцем, с воодушевлением вспоминает, какая была когда-то тонкая и ранимая.

Ей-богу, она в те годы не могла представить себе, что не в кино и на сцене театра, а в жизни, даже со счастливым мужем, она со стальной дубиной наперевес будет бегать в прихожую, чтобы сбивать с ног любого опрометчивого алкаша, просунувшего свою дурную башку в квартиру добропорядочной женщины.