Читать книгу Записки отставного афериста III - Александр Кларенс - Страница 4
Трагедия огнеборца
ОглавлениеДавным-давно я напару с Кабаном заведовал автолавочкой под Электрозаводским мостом. Ну там мойка, автосервис, автомагазин и тд.. Проходное место принесло реку клиентов и море головной боли. Раньше-то я всё больше по глухим закоулкам шхерился, а тут те и метро, и набережная Яузы. Весь на виду.
Ошарашенно ознакомился с ценами на наружную рекламу. Почесал репу. Не ставить наружку – верх идиотизма. Ставить – край расточительности. В итоге прикупил два горбатых "запора" (ЗАЗ-965) по дешёвке и повелел выкрасить их в зебру. Поверх "Запорожцев" захерачил освещаемую изнутри конструкцию, на которой и расположил рекламу. И выкатил сию композицию к дороге. Народ поразевал рты.
Некоторые зазевавшиеся ценители прекрасного прям с улицы заезжали к нам на кузовной ремонт.
Я тем временем штудировал законодательство.
Некоторые, особо полюбившиеся строки учил наизусть.
Через день пришли ожидаемые гонцы из мэрии. Мол, тряси мошной, купчина. Иде разрешения?
– На что?
– На наружную рекламу!
– Какую?
– Вон, стоит!
– Где?!
– Издеваешься?! Вон на машине!
– Да где?!
– Тебя мордой потыкать?
– Извольте, сударь.
– Пошли!
Подходим. Крапивное семя белый от ярости.
– Вот!
– И где тут наружная реклама?
– Ты дурака включил? Ну, погоди, сука!
– Что такое наружная реклама?
– А?
– Хуйна. Закон читал? Помочь?
– Нну…
– Залупу гну.
Акафистом, нараспев цитирую священные строки: "Распространение наружной рекламы с использованием щитов, стендов, строительных сеток, перетяжек, электронных табло, проекционного и иного, предназначенного для проекции рекламы на любые поверхности оборудования, воздушных шаров, аэростатов и иных технических средств стабильного территориального размещения (повысив голос и воздев перст ввысь), далее – рекламные конструкции, – монтируемых и располагаемых на внешних стенах, крышах и иных конструктивных элементах зданий, строений, сооружений, а также остановочных пунктов движения общественного транспорта осуществляется владельцем рекламной конструкции, являющимся рекламораспространителем, с соблюдением требований настоящей статьи…"
Для полноты картины ещё и раскачивался, декламируя как раввин.
Для буквоедов: позже власти таки прикрыли лазейку, присобачив в закон про "сооружений или вне их", но в ту пору эта дыра таки зияла в законодательстве.
– Где тут про машины хоть полслова? Или это статосрат? То есть сратостат? Тьфу! Ну то бишь этот… как его… из головы вылетело… тебя напоминает… гондон надутый… аэростат, во!
Стрюцкий деморализован. От лысого быдла он такой начитанности явно не ждал.
– Коньяк будешь?
– Что?
– Коньяк. Хороший. Пошли накатим, а то холодно же.
– Пошли!
– И что ты мне хочешь предложить?
– 100 долларов и скатертью-дорожку…
– Это унизительно!
– Ежемесячно. Исключительно в знак уважения. Ибо платить за эту халабуду я по закону не обязан.
– Я ГАИ позову!
– Да хоть пожарных! В ПДД тоже про то ни слова.
Зря я про пожарных ляпнул. Где мне, тупенькому, знать, что брандеры были броня и секира мэрии. Мстительная чиновничья сука деньги взяла, но наутро ко мне припёрся пожарный инспектор Закоруйко. Квинтэссенция хохла. Просто эталон щирого малоросса: мелкий, круглый, краснорожий, вечно воняющий чесноком гондон. Я мечтал послать его в Парижскую палату мер и весов. В космос. К чёрту на рога. В ад. Хотя он бы там всех заебал своей пожарной безопасностью и все котлы б опечатал. Жуткой дотошности и жадности была скотина. Еле сошлись на мзде. Но мало ему было. То у него день рождения. То у его жены схватки. То его сноха болеет. То у его собаки течка. И по всем поводам плати! "451 градус по Фаренгейту" стала моей настольной книгой. Я уже всерьёз подумывал о расправе.
Тем более, что за исполнителями далеко ходить было не надо. Метров 10.
Кабан сдал часть помещений остепенившимся хулюганам. Точнее, вставшим на путь исправления.
Солнцевская братва решила заняться бизнесом. Верховодил этой шоблой Ошпаренный.
Я к Сане относился хорошо, но вот к их идеям плохо. Беда в том, что Саню кто-то обманул, сказав, что евреи умные. Потому он вечно шлялся советоваться со мной.
– Гляди! Берём во Владике у братвы скутера, везём сюда, продаем в два конца… ты меня слушаешь?
– А?
– Что "А"? Ты вообще слышишь, что я говорю?
– Слышать и слушать это разные вещи.
– В смысле?
– В смысле, что, как только ты мне озвучил "Берём у братвы", я потерял интерес к дальнейшему повествованию.
– Почему?
– СА-ША! Ну не мучай ты меня-а! Ну что я тебе очевидные вещи разжевывать должен!
– Ну Макс!
– Саш, вот только потому, что несмотря на то, что ты босяк и бандота, но приличный человек. Что тебе твои коллеги впарят? В лучшем случае нерастаможенное говно. Вероятнее всего пизженное. И говно, ибо приличное они сами рассуют. Потом ещё ржать будут, как они московских лохов кинули. Ещё и в мусарню сдадут или просто распиздят. Тебе с того тут геморрой обломится.
– Ты Колю Находкинского откуда заешь?
– Да ниоткуда! Одного видел и довольно! На одну рожу ж все! Как одна мама вас рожала.
– М-да. Но я там только братву и знаю…
– Неудивительно. Но иногда лучше с незнакомыми дело иметь, чем с такими дружбанами. Да и вообще…
– Что-вообще?
– Завязывал бы ты с этим.
– Чтой-то.? Мозгами что ли не вышел?
– Знаками.
– Какими?
– Арифметическими. Мои – прибавлять и умножать. Твои – отнимать и делить. И нечего смешивать. А то ноль получится, в лучшем случае.
– А в худшем?
– На ноль помножат.
– Макс, ты в долю хочешь?
– Нахуй-нахуй!
– Но я могу, если что…
– Я ни за что не отвечаю. Тем более, что я уверен в конечном блудняке.
– Почему?
– Аа-а! Всё, отстань! Мне работать надо!
– Пидорасы-ы!…
Этот вопль прорезал сервис посреди дня. Все оглянулись. Некоторые посмотрели в зеркало. Явных задосуев не обнаружили.
– Ыы-ыпидорынеобъёбанные-е!
Из кабинета вышел источник клича: Ошпаренный. С трубкой в руке. Оборванный провод волочился по полу.
– ?…
– Макс, этапиздец!
– Что?
– Молдаван с Толиком приехали в гостиницу, положили деньги в сейф, пошли пожрать, пришли – там мусара… кипиш, портье рыдает, – пришли какие-то штымпы и сейф гостиничный подломили…
– Много?
– 80 кусков.
– Солидно.
– Но кто?
– Как кто?! Этот твой, находкинский… как его… Он же в курсе был?
– Ну да… Но он же с моими корешами работает… ему зачем?
– Саш, отстань, а? С твоими детскими вопросами…
– А, точно! Гостиницу ж он нам присоветовал… ну сука!
Как-то разрулили. Месяц бодались, но деньги вернули.
– Макс, мы затарились!
– Поздравляю.
– Завтра отправляем вагоном в Москву партию скутеров!
– Ну-ну.
– Тут эта… проводник предложил Толяну ему налом. А не через кассу. Дешевле выйдет.
– Угу. Саша, есть такая еврейская поговорка – "Не выгадывай – не прогадаешь". Пошли нахуй этого сребролюбивого железнодорожника.
– Думаешь?
– Уверен. Саш, отстань, ко мне опять Закоруйка пришёл. Как же он заебал!
– Чего ему неймётся?
– Жаба его душит, вот и ходит.
– Хочешь, мы его?…
– На глупых собак волков не зовут. Не, Саня, это моя грыжа. Сам её лечить буду.
События разворачивались стремительно. В Хабаровске проводника взяли за жопу железнодорожные мусора. Тот предложил откупиться товаром. Но. Легально перевозимые скутера (Сашины) были новые. А левые – потрепанное бу. Мусора захотели новьё. Проводник пошёл им настречу. В итоге в ящиках подменили одно на другое. Где-то в районе Читы до проводника дошло, чем ему грозит встреча с грузополучателем. И он, прямо не сходя с рейса, написал заяву в ментовку. Мол, ему угрожают, убить грозят и те де.
У вагона Сашу ждала засада "тяжёлых". Братва пришла получать груз и получила пиздюлей. Потом их самих сгрузили в отделение.
Еле объяснились. Орали полдня.
Особую пронзительность Сашиным воплям из обезьянника придавало сознание собственной невиновности.
Уяснив расклад, менты скисли от хохота. Отпущенный Ошпаренный & группа терпил пила водку прямо у отделения из горла. Водяра не брала. Ситуация не помещалась в голове. Как?! Их?! Таких страшных?! Кинул через хуй какой-то засаленный поц из грузового вагона? И его нельзя трогать!
Придя в офис Саша поделился горем.
Я с деревянным стуком упал лбом в стол. Конвульсии не давали говорить. Засада: и ржать нельзя, и удержаться невозможно.
– Аа-а!…
– Макс! Я тя ща убивать буду!
– Аа-а!…
– Макс!
– Саня-я! Продай сценарий в Голливуд! С руками оторвут! Хоррор снимут! "Проводник". Потом сиквел! "Проводник-2" Аа-а!… Не-ет! Рокко Сифреди продай! Пусть порнуху снимет! "Вагиновожатый!" Ыы-ы… С элементами садо-мазо!
– Макс, сука!
Еле успокоился.
– Что делать будете?
– Хуй знает. Наверное, то же. В следующий рейс зайдём в гости и махнёмся.
– Месяца через два, не раньше. А пока?
– Продадим, что привезли.
– Много?
– Меньше половины. Остальное хлам. Сам погляди, мы в сервисе у стены выставили.
Пошел поглазеть. Хожу, колупаю моцики ногтём.
Бл-лядь. Опять эта сука пожаловала!
– Что на этот раз?
– Проводка у вас не соответствует нормативам от…
– Я уже платил за это.
– У меня тётка заболела.
– Я при чём?
– О! А это что?!
– Мопеды. Они не мои.
– Заправленные? В помещении без вытяжки! Да это залёт!
– Чего тебе надо?
– Дай вот этот! Буду на работу ездить!
– Недалече уедешь. Они не мои, говорю же.
– То есть мне опечатывать помещение?
– Как хочешь. Ключ в замке зажигания. Но я тебя предупредил.
Не дослушав, Закоруйко лезет толстой жопой на скутер. Заводит. И выезжает на улицу. Прямо в лапы братвы, что нервно курит у ворот.
Я, расплющив нос об стекло, подвывал от предвкушения.
Секунда ушла на узнавание своего. Четверть секунды – на маваши. Загоруйко схватил ногу в дыню и вылетел из седла. Глядя на расправу, я невольно вспомнил Остапа: "Я человек завистливый, но тут завидовать нечему!"
События развивались аналогично бендеровскому сюжету. Минут 15 толпа месила телесно обильного брандмейстера ногами. Его отчаянные вопли ласкали мой слух. Потом босяки подняли героя и понесли визжащее тело к реке.
– Хм. В ногу идут. Красиво! – мелькнула шальная мысль.
Дойдя до набережной (движение встало, давая дорогу процессии), шобла ускорилась, перешла на куртц-галоп и с разгону запулила Загоруйку в Яузу. Почти до середины реки.
Я оргаистически стонал от наслаждения.
– Низко пошёл, видать к дождю, – в башку лезла какая-то ересь. Люди глупеют от счастья, как известно.
Больше Закоруйки я не видел. Шуму, как ни странно, было немного. Саня заранее заслал денег и превратился в "неустановленное следствием лицо". Дело встало. Зимой Закоруйке позвонили и пообещали сделать Порфирием Ивановым. Моржом-подледником.
Хохол быстро всё понял и написал объяснительную, в которой указал, что искупался сам, спасаясь от московской жары. Дело закрыли.
После ни один брандер к нам не заходил. Думаю, гори мы все синим пламенем, – ни один пожарный расчёт бы и с места не сдвинулся.
И ладно. Мы по ним не скучали.