Читать книгу Записки отставного афериста III - Александр Кларенс - Страница 7

В пять лет я уже был сущим наказанием семьи. Рецидивистом. Упорным отрицалой. Выгнанным из детсада за гонор и половые излишества. Семья выла. Оставлять меня было не с кем, – все разбегались. Бабка на порог не пускала. Это после того, как я ей рейтузы наперчил. Ну полез в шкаф, там склад подштанников с начёсом. Взял перечницу и изнутри белью остроты добавил. Флегматичная и томная Суламифь Евсеевна как переоделась в чистое, такую джигу-дрыгу отжарила, хоть в клипе снимай.

"Крепкая рука", о которой страстно мечтали близкие, появилась, откуда и не ждали.

Маманя моя вела в Севастополе литобъединение. Ну такой аналог ЖЖ доинтернетной эпохи. Сборище графоманов. Среди непризнанных гениев и городских сумасшедших (основной аудитории подобных собраний) неожиданно затесался КГБшник Круглов. Потянуло кота на блядки – служивого на прекрасное. Как выяснилось потом, у него были для этого довольно невесёлые обстоятельства, но кто ж тогда об том знал. Потому пенетрация в их тёплый куток представителя органов была воспринята творческими интеллигентами предсказуемо хуёво. С пиздахаханьками и смехуёчками. Круглов, внешне собой напоминающий дубовый шкаф, только добавил тем для подначек.

Во-первых, он с порога отрапортовал, что ныне он не майор, а поэт.

Народ полёг.

Ползая в проходах в слезах, литературные негодяи припомнили рассказ Пантелеева о юном вертухае. "Честное слово" вроде.

И заключили, что с поста поэта может снять военный в чине не ниже майора. Или снайпер.

Круглова этим было не пронять. Для него мнение штафирок мало значило.

Взойдя на трибуну, майор с пролетарской прямотой рубанул, что каждый поэт должен решить для себя одну задачу: под кого писать? Под Пушкина или под Маяковского?

Сказал как отрезал. Интеллигенты опять завывая попадали под стулья.

Моя маман, с трудом владея собой среди толпы смятенной, смиренно заметила, что —

– Писать, Круглов, надо под себя. – Потом сделала округлый жест обеими руками, как бы пытаясь обнять невидимый столб. – И закапывать. Написанное. Под собой. Поглубже.

С литературного диспута публика расползалась, держась за животы, хрипя и кашляя.

Дома маменька поделилась с папенькой веселой новостью.

– Как его фамилия? – рассеянно переспросил отче.

– Круглов.

– Это очень серьёзный человек, Света. И при желании он может нам устроить большой гармидер.

– Да брось, он такой смешной…

– Его боятся даже в райкоме, – бесцветным тоном ответил отец. – Он убийца. И с большими связями.

Через пару дней в семье случился сабантуй. Что-то праздновали. В разгар веселья раздался звонок в дверь. Маманя пошла открывать и обомлела: в двери из-за огромного букета роз выглядывал пиит в штатском.

– Светлана, ну за что вы со мной так? – примирительно прогудел он на весь подъезд.

Папаня оценил жест.

– Заходи. Пить будешь?

– Буду. Я принёс.

Во второй длани висело между пальцами три бутылки 25-летнего "Арарата".

И вот тут Круглов дал шоу. Как поэт, он, может, и не блистал, но в мировом чемпионате на звание "Лучший тамада" наверняка сидел бы в жюри.

Он обрушил стол. Гости ползали по полу, плакали, хрюкали, выли и бились головами о сервант. Мне было 5, и я до сих помню этот концерт. Гениальное представление. Круглов с видом деревенского простачка рассказывал, как видят простые ребята от сохи, меча и щита оппонентов. Взгляд кгбшника на диссидента.

Сам рассказчик не пересаливал лицом, не повышал голос, но каждый его пассаж кидал интеллигентов на пол.

Помню его рассказ, как брат директора СевМорЗавода (режимного предприятия) построил на даче межконтинентальную баллистическую ракету. И попросил директора известить о своём свершении компетентные органы, а то мериканцы сопрут, неровён час.

У директора завис мозг. С одной стороны, он догадывался, что компетентны в данном вопросе доктора, а не Штаб ВМФ и Райком Партии, куда его брательник засылал с благой вестью.

Но.

Всё ж родной братан. Да и Колька с детства рукастый был. Чем чёрт не шутит? К тому же в Отечественную колхозники армии чего только не надарили. И танки, и самолеты, и никто их за то в дурку не тащил. А братан вон ракету смастрячил, – что ж его сразу на вязки?! К тому же слухи пойдут, что у директора вся родня с пулей в голове. Оно кому надо?

Директор принял соломоново решение – посоветоваться.

Обзвонил знакомых директоров и пригласил в комиссию по приёмке. Либо ракеты на боевое дежурство, либо брата в дурдом.

Собеседники долго переспрашивали, столбенели, пытались выяснить, что это за шутки такие, потом, давя ржач, соглашались.

Директор градообразующего предприятия просит же. Грех отказать.

Кряхтя и посмеиваясь, толпа ответственных работников вывалила из персональных машин. Зашла на дачу. Отсель гордо грозило супостату творенье севастопольского Левши. Посреди двора сверкала 10-метровая дюралевая ракета. Рядом с киянкой в мозолистых руках маячил творец. Вся его фигура излучала смесь скромности и гордости. Было понятно с первого взгляда, что своим достижением он обязан не только себе, но и руководящей роли Партии и Правительства, комсомолу, всему Советскому народу и лично Леониду Ильичу.

Комиссия замерла в немом восхищении, задрав бошки в зенит.

Круглов, которого позвали бдить, следил за поведением директора. Тот искательно заглядывал в глаза главным конструкторам военных КБ, пытаясь понять, кто всё же Колька – гений или ебанько? (В этот момент рассказчик очень достоверно изобразил выражение директорова лица. Публика взвыла.) Конструкторы отводили взгляды и сморкались в платки.

Пауза затягивалась.

Устав ждать шквала восхищения, творец разорвал тишину козлиным тенором:

– И вот это всё этими руками! Сам! – он протянул к комиссии мозолистые длани. Комиссия испуганно попятилась.

– Одной киянкой и ножовкой! На свои средства! (ударение на последнем слоге) Сам нормировщик, сам жестянщик, сам слесарь! Все сам! – ликовал шизофреник перед остолбеневшими ретроградами. – Вы, это, доценты-академики, заберите ракету, а то мериканцы уже вокруг шныряють…

Один из экспертов вышел из ступора и заглянул под сопла.

– А где двигатель?

– Дык поставь и полетит!

– А блок наведения?

– Дык прикрути и наведётся!

– А боеголовки?

– Дык присобачь и ебанёт!

Комиссию прорвало. С дачи конструктора выползали воя и на карачках, подталкивая друг дружку многомудрыми бошками в увесистые зады. Как и слушатели у нас дома.

В разгар веселья Круглов вышел на кухню. Сел, достал из пиджака флягу. Налил, выпил. Повторил. Я вертелся рядом. Ещё бы, такой колоритный дядька!

– Подь сюда. Присаживайся.

Сел.

– Смотри. Идём по джунглям. (В этот момент я понял, что собеседник мертвецки пьян. Что не делало его менее интересным.)

– Тут авангард (Круглов по-чапаевски изобразил конфетами отряд), тут основной отряд (в дело пошли рюмки), боковое охранение, тыловое охранение. За нами погоня. Твои действия?

– Бежать!

– Не вариант. Они местные, у них собаки.

– Кошку им бросить.

– Хм. Свежо. Но у нас котов в поклаже не было. Плюс – следы. Кота в кирзачи не обуешь.

– Стрелять?

– Тоже не катит. Их больше.

– А что делать?

– Смотри. Тыловой отряд оставляем заслоном. Им кранты, но погоню они сдержат. А остальные… – он по дуге передвинул несколько конфет назад, – петлёй, с подветренной стороны, сзади-сбоку гасят их разом!

– А вдруг там наши?

– Кто?!

– Ну эти! В джунглях же не разберёшь…

– Запомни, – очень весомо ответил майор, – в джунглях наших нет.

Мы сдружились семьями. Круглов с папаней ходили на охоту. Брали меня. Как-то у костра Круглов обратился к папане.

– Семёныч, отдали бы вы его мне на воспитание. А то вы с ним не сдюжите.

Папа задумался. На полсекунды.

– Бери!

Так я обзавелся "дядькой" старорежимного толка. И попал в казарму. Отжимания, турник, закаливание, дисциплина. Суровый армейский быт. Чуть чего не так – "толкай землю!" Круглов забирал меня с утра и возвращал вечером, в полубреду. Как ни странно, мне это нравилось.

Круглов у всех мальчишек двора (мы жили рядом) пользовался непререкаемым авторитетом. Что он творил на турнике, – это надо было видеть!

На меня падал отсвет Кругловской славы. Проблемы с дворовыми негодяями сошли на нет. Хотя Круглов не заступался никогда.

Его политика – сам, всё сам.

– Почему морда в синяках?

– Повздорили в школе…

– Не мог сдачи дать?

– Это мне давали сдачи…

– Резонно. Но оставлять так нельзя. Обратка должна быть жёстче наезда. Вперёд, мстить. О результатах доложишь.

– Есть! Разрешите бегом!

– Разрешаю. Шутить будешь, когда командир разрешит. Ферштейн?

– Яволь!

До сих пор его заветы помню наизусть. Там была целая жизненная философия. Совершенно несовместимая с "Моральным обликом строителя коммунизма", но и далекая от уголовщины.

Некотороые из его сентенций:

– Благородство ты можешь проявлять только до первой плюхи. После – наиболее рациональным поведением в драке является самое подлое. Очень важен психологический момент. Можешь плакать, унижаться, падай на колени. Обосрись, – тебя не будут воспринимать всерьёз. А с колен в пах бить легче лёгкого. Понял?

– Да.

– Что да? Начинаем тренироваться.

– Обосраться?

– Заплачь от испуга, падай на колени и резко бей двойку.

1.

2.

3.

– Не то. Ты делаешь зверскую морду в момент падения, он может успеть отпрыгнуть. И ты схватишь по чавке с ноги, стоя на коленях.

4.

5.

6.

Или:

– Увидел нож – беги. Никаких стоек, приёмов. (он неожиданно почернел лицом). Запомни! Против ножа приёмов нет! До первого кирпича беги. Дальше метание в башку и опять ноги!

– Что хмурый? И краснеет. Влюбился что ли?

– Э-э…

– Цветы в парту ей, и портфель носи.

– Засмеют!

– Тебе какое дело до них?

– Ну как, сработало?

– Нет.

– Бывает. Хороших баб много, всех не переобнимаешь.

– Нет, что делать-то?!

– Страдать!

Круглов был убеждённым антисемитом дарвиновского направления. Он считал, что коли тебя угораздило родиться евреем, то ты просто обязан быть умнее всех.

– Запомни: среднее образование рассчитано на дебилов! И единственная оценка твоя при таком раскладе это пять!

Четыре это значит, что ты хороший дебил. Качественный. Добротный. Понял? А у тебя тут что?! Три?!… Всё. Отлучён. Вали отсюда. Пока не исправишь все, на порог не пущу!

– Все?!

– Пение прощу.

К этому времени угроза остракизма пугала больше всего.

Два года Круглов сидел сиднем дома. Ни в чём не нуждался, но на работу не ходил. Потом я понял, почему. Затем он начал пропадать. Отдал меня на дзю-до. Знакомому тренеру. Тренер при встрече поклонился ему первым. Я такого с Протопоповым не помню никогда впредь, присно и во веки веков.

Сначала майора не было месяц. Вернулся сильно загоревшим подполковником. Потом исчез на три месяца. Лечился от какой-то экзотической лихорадки. Потом ещё раз уехал, ранение. Потом уехал и не вернулся. Пришел я как-то – квартира опечатана.

Скучал я по нему сильно. До сих пор.

Через несколько лет папаня рассказал его историю. У него зарезали сына. За год перед знакомством. В Симферополе. Парень был подготовлен на все 100, умел всё, но против ножа в спину приёмов нет. Жена покончила с собой.

Убийц не нашли.

Точнее, знали кто, но там были дети краевого начальства, и никому не хотелось портить карьеру.

Через 7 месяцев после похорон 4 представителя "золотой молодежи" исчезли в один день. Просто вышли из дому и не вернулись. У Круглова, само собой, было железное алиби. Не те люди его учили, что его мусора поймать могли. Но "где надо" всё поняли правильно. И на два года отстранили от работы. Потом вернули, – спецы такого уровня всегда наперечёт.

Я вот что потом понял. Он же скоморошничал тогда, только что их исполнив… вот это выдержка.

先生 に 礼, Круглов. Я тебя помню.