Читать книгу Записки отставного афериста III - Александр Кларенс - Страница 9

Бой-баба

Оглавление

Со Светой Набоковой меня познакомил Боря Бабаян. Аферист международный. Тот, что продал гордым бриттам танкер морской воды, слегка испачканной мазутом, по цене нефти. Подписав коносамент "Водян-Мудян (Vodyan-Mudyan)". Долго потом по интерполу бродила ориентировка по розыску гр. Водяна-Мудяна (Vodyana-Mudyana) по подозрению в мошенничестве в особо крупных размерах. Русское отделение Интерпола валялось под столами.

Света при Боре была боевой подругой, подельницей и клоуном. Для обуваемых представлялась переводчицей. Боря и сам знал 6 языков, Светка 5, так что пара подобралась многоязычная. Уверен, кстати, что подпись на коносаменте – её выдумка. Боря был мущщина серьёзный, и на такое изуверское издевательство над терпилами вряд ли способный.


Так вышло, что со Светой мы задружились вмиг. Её первый анекдот довёл меня до икоты, я что-то ляпнул, и мы скисли от хохота вдвоём.

Рядом глуповато улыбалась яркая развесистая блонди.

– Максим.

– Изабелла.

Чёрт. И еще раз чёрт. Вот умом понимаю, что не надо, а удержаться не могу:

– Анекдот в тему вспомнил: Утро. Под окном многоэтажки причаливает белый 600-й мерин, оттуда, пошатываясь, вылазит мужик с огромным букетом роз. Мутно смотрит на дом, пытается сфокусировать взгляд, икает и орёт на весь двор:

– ЗА-Е-БА-ЛА! ЗА-Е-БА-ЛА-А!

Из машины высовывается шофер:

– Матвей Степаныч!

– А?

– Изабелла! И-за-бел-ла!


Света с воплем "Это моя жизнь!" стучится головой об стол. Изабелла предсказуемо обижается. Жаль. Но поздно менять убеждения.

– А в чём это твою судьбину напоминает, Свет?

– Потом расскажу.


Светка была уникально злоязычна. Перлы её расходились по народу. Одной фразой типа "он производит впечатление очень нечистоплотного и ранимого человека" она могла уничтожить человека. Мне тоже частенько доставалось на орехи. Но я не обидчив и смешлив, потому со Светой легко ладил.


Потом Боря погиб в автокатастрофе, мы с Набоковой снюхались, но ненадолго. Какая к чёрту любовь, если мы в койке ржали, не переставая.

Начало отношений. Света впервые у меня, раздевается и:

– Я сейчас типа должна смущаться?

– А я типа должен возбуждаться от этого?

– Ыы-ы!


Потом она вышла за Ашота. Бандита армянского. Переехала к нему в дом. Пропала из тусы.

Созваниваемся:

– Куда пропала?

– Ашот ревнует.

– А ты? Не бунтуешь?

– Песни пою.

– ?…

– (На мотив "Я родился ночью под забором. Урки окрестили меня вором") Я родился круглым идиотом. Мама назвала меня Ашотом. Вай, мама джан!

– Как он тебя терпит?

– А он как ты. Без самомнения. Ржёт. Вообще, чем обидчивее человек, тем тупее.

– Ну я, например, тупой и толстокожий…

– Ты да. Может, мозги у тебя есть, но управляешься-то ты пенисом. Так что их наличие-отсутствие в твоём случае не играет никакой роли.

– Не скучно?

– Не. У нас в подвале должники часто на цепи сидят. Я с ними бухаю. Очень умные люди попадаются.

– Умные люди ашотам не попадаются.

– Хорошо, интересные. Плюс, я наконец-таки диплом Иняза получила. А то всё не до того было.

– Тебе бы в Театральный.

– Пробовала.

– И?

– Меня теперь на порог никакого драмкружка не возьмут. Барто, сука, подсуропила.

– Чем тебе Агния Львовна не угодила-то?

– Прихожу я на творческий конкурс. Комиссия, какие-то актёры, а посеред пахан ихний. В благородных сединах с орлиным носом. Чего я тогда Барто читать вздумала, понятия не имею. Может, пионерской нимфеточностью педофилов театральных растрогать решила. Но ошиблась адресом.

– ?…

– А там большинство в приемной комиссии задосуи. Причём, этот козёл седоватый – главный спец по юным сракам. Упорный мужелож. Полк юных дарований натянул, и не останавливался на достигнутом. Краса и гордость театрального гей-движения. А тут я: ножки тоненьки, ручки тоненьки, сама наивность, и, мило дрожа голоском, мэтру с порога, с пионерским задором:


Фотограф – мастер Кузнецов —

Всегда любил снимать мальцов,

Он двух мальчишек рослых

Отлично снял на вёслах.


Повисла зловещая тишина. Комиссия враз шушукаться перестала. А я осмелела: гляжу, слушают, рты открыв, к мэтру обращаясь, продолжаю:


И если в фотоателье

К нему вы подойдете,

Он может снять вас и в седле,

И даже в вертолете.


Но изменились времена.

Приходит девочка одна,

(я сделала книксен)


Народ начинает ржать. Мэтр краснеет. Ноздри его носа раздуваются. От восторга, как я, дурочка, думала.


Ведёт за ручку братца:

– Скажите, есть у вас луна?

На ней хотим сниматься.


Кому-то становится плохо. У мэтра дрожит подбородок. Никем не останавливаемая, глядя в вылупленные глаза задолюба, продолжаю:


Он отвечает: – Извини,

Луны покамест нету…—

Пришли два школьника, они

Желают сесть в ракету.


Смеётся мастер Кузнецов:

– Вот обслужи таких мальцов!

Дай им луну средь бела дня,

Сними их на ракете.

Ну и клиенты у меня —

Космические дети!


Дальше помню плохо. Повальная истерика в зале. Этот как заорёт:

– Во-онн!

Да как в меня пепельницей запустит! Потом мню какие-то плачущие театралы вытащили в коридор и долго благодарили за доставленное удовольствие. Но о карьере актрисы забыть советовали. Теперь всё гомосячье поппи, то есть лобби против меня навеки.

– Аа-а! Набокова! Я тебя люблю!


Потом шлёпнули Ашота, и Света свинтила на пальму. В Дубай. Там чуть не села. Забила таксиста-пакистанца каблуком Лабутеновым до полусмерти. Тот Свету тактильно похвалить решил. Ну, а там слово за слово и получи, сука. Переживала Светка страшно.

– Блядь! Об его зубы весь каблук ободрала! Урод! Я эти туфли из Парижа везла! Об какого-то сраного пакистанца! Такую вещь! Тьфу!

Эмиры саудовские пака посадили, но и Свету выдворили.

Встретились в Москве. Напились. Света вывалила на меня кучу привычных помоев. Поржали.

– Кстати, ты мне каждый раз обещаешь рассказать про Изабеллу и всё никак. Колись, что это за страшная тайна из тьмы веков?

– Не, тут не в Изабелле дело было. В белом мерине и мужике. Понимаешь, я с детства была уверена, что за мной прискачет принц на белой лошадке. Абсолютно точно это знала. Как Ассоль. Вот не важно, что быть не может, со мной это будет. И как-то лет в 18 сижу на подоконнике, жду принца, 5 утра, самое время для этого, и тут он! Подъезжает 600-й, белый аж сияет. оттуда мужик выходит закачаешься! Точно принц! И верю, что за мной, и не верю! Обмерла вся. А он давай по окнам глазами шарить, точно меня ищет! Ну я поверила. Вскочила, машу ему! Вотона я! Бери-вези меня в свою страну, мой суженый!

А принц глазками пошарил-пошарил, никого не увидел, потом достал гидрант из штанов и как начал орошать окрестности! Такой напор! Чисто конь! Минут 5 ссал, не переставая. Ему б в пожарные. Потом потряс шлангом, сел в мерс и уехал. Оставив за спиной обоссаный двор и обосранные руины моей девичьей мечты. С тех пор я такая.


Потом мы с ней мастырили какие-то фальшивые бумаги, нужные для возвращения на пальму. Которую она крыла почём зря. И вода там тухлая, и соседи мудаки, но в Москве оставаться не хотела.

Таки вернулась в постылую чужбину. Жаль. Таких баб везде мало.

Записки отставного афериста III

Подняться наверх