Читать книгу Психотехнологии. (Базисное руководство) - Александр Лазаревич Катков - Страница 15

Вводная информация

Метод эпистемологического анализа и встроенная сюда методология культурно-исторической реконструкции сложного процесса становления психотехнологической традиции, ориентированы в том числе и на идентификацию эпохальных эпистемологических платформ, выявление эпистемологических разрывов между этими платформами, объясняющими логику выстраивания тех или иных психотехнологических кластеров и объяснительных моделей их воздействия на психику человека.

Термин «эпистемологические разрывы» был предложен и обоснован известным французским философом и методологом науки Гастоном Башляром в начале прошлого века. Согласно Башляру и продолжателю этой великой й философской традиции Мишелю Фуко, концепция эпистемологических разрывов проясняет не только «странные» повороты в истории развития научной мысли, но и сложную, порой противоречивую и конфликтную динамику глубинных цивилизационных процессов. Ну а в нашем случае, использование вышеприведенных концептов позволяет прояснить корневое расхождение эпистемологических оснований «архаических» и «научных» психотехнологий Нового и Новейшего времени.

Углубленный анализ эпистемологической проблематики, присутствующей в секторе наук о психике, будет дан в следующем фрагменте настоящего раздела монографии. Здесь же мы сосредоточимся на ключевых эпистемологических характеристиках, проясняющих сущностные отличия ареалов «архаических» (рассмотрены нами в предыдущем фрагменте текста) и «научных» психотехнологий Нового и Новейшего времени.

Система фундаментальных допущений главного носителя «архаических» психотехнологий – недифференцированной эпистемологической платформы – может быть представлена следующими тезисами:

• мир одушевлен, и во всех зримых проявлениях реальности присутствует доля квинтэссенции – мирового духа;

• мир, таким образом, объединен (разделен лишь условно), и все предметные проявления реальности – вещи – взаимодействуют по законам симпатии;

• используя эти принципы симпатии – тайной взаимосвязи – можно добиться желаемого воздействия на процессы и состояния субъектов и даже «объектов» реальности;

• носителями этих сакральных (тайных, непередаваемых) знаний и способностей могут быть только лишь представители особого сословия, отмечаемые Богами или Духами.

Особенно интересным здесь является факт последующей трансформации вышеприведенных позиций в иную систему базисных допущений, в еще большей степени ограничивающих поле исследовательской активности в том, что касается темпоральных характеристик объемной реальности:

• мир существует по воле Бога;

• рациональный способ познания трансцендентной сущности Бога невозможен;

• следовательно, устанавливается примат Веры как основного инструмента приобщения человека к божественной, непознаваемой сущности.

То есть гностическая (магическая) система мировоззрения еще оставляла какие-то шансы на исследование различных типов рациональности, с использованием которых возможно было выстраивать адекватные объяснительные модели объемной реальности. Но жесткие религиозные догматы таких шансов практически не оставляли. Что же касается феномена Веры, то, как показывают результаты исследования множества исторических источников, отцы церкви всеми силами пытались «отодвинуть» концепт Веры от такого способа познания объемной реальности, как «Гнозис».

Для сформированной в эпоху позднего средневековья диссоциированной эпистемологической платформы, постулирующей принципы организации корпуса науки и разделения сфер компетенции религии и науки, во-первых, были присущи следующие отличительные признаки:

• чёткое разграничение предметной сферы для каждой дифференцируемой ветви адаптивного опыта, особенно науки и религии;

• оформление фундаментальных правил (допущений), лежащих в основе такого разграничения;

• организация институтов, строго контролирующих следование данным установлениям и отсекающих «ересь» на всех этапах её производства как в сфере религии, так и в области науки;

• продолжающееся существование прерванной традиции со всеми признаками стагнации и вырождения (карикатура, фарс), но и с ясными свидетельствами того, что даже и эти «усеченные» фрагменты исторической памяти могут вновь набирать силу при наличии тупиковой ситуации в легализованных магистралях социального опыта;

• в существенной мере импульсивные попытки генерации фрагментов будущей эпистемологической платформы, преодолевающих принципиальные ограничения предметного поля доминирующей системы фундаментальных допущений, в рамках которой функционирует современная наука.

А во-вторых – была сформулирована система фундаментальных допущений собственно научной сферы, на которой базируются используемые в корпусе респектабельной науки модели рациональности, в том числе методологическая база и объяснительные модели психотехнологий Нового и Новейшего времени:

• существует объективно-автономный мир (объективная реальность), независимый от нашего сознания;

• существуют общие для автономной (объективной) реальности закономерности явлений и событий;

• эти закономерности доступны для измерения, исследования и выведения объективных констант, характеризующих автономную (объективную) реальность.

Согласно приведённой системе фундаментальных допущений, всё то, что выводится за пределы измеряемой реальности, не является предметом науки, а значит и воспроизводимого опыта. Соответственно, те дисциплины, которые не могли привести доказательства объектности и принципиальной измеряемости своей предметной сферы, объявлялись «умозрительными» и изгонялись из пантеона научных.

Отсюда подчеркиваемое дистанцирование будто бы научных психотехнических теорий от почти забытой гностической и религиозной интерпретации духовного опыта. Так, например, в теоретическом описании легализованных психотерапевтических методов предпочитают говорить об измененных состояниях сознания (ИСС), трансперсональных переживаниях, но никак не о гностическом, мистическом или религиозном опыте. В последнем случае конфликт с религиозными институциями – а многие из этих институтций и без того совершенно открыто называют психотерапию «бесовщиной» – практически неизбежен.

Совершенно очевидно и то (вспоминаем знаковую сентенцию Д. Робинсона в отношении состоятельности заимствованных эпистемологических установок психологической науки), что «научные» психотехнологии Нового и Новейшего времени – психотерапия, психологическое консультирование, социально-психологические тренинги, коучинг, психофизиологический «апгрейд», обособленные когнитивные практики и проч. – вплоть до последних лет не имели адекватного теоретического обоснования, и поэтому являлись «плоть от плоти» хаотической эмпирики множественных произвольных психотехнических концепций. В таких концепциях как правило отсутствуют аргументированные представления об универсальных мишенях (точках «приложения» современных психотехнологий), адекватные объяснительные модели динамики формирования устойчивых ресурсных состояниях субъекта, группы, общества, на основании которых можно выстраивать доказательно-эффективную стратегию профессиональной психотехнологической работы с населением.