Читать книгу Молочная даль - Александр Малов - Страница 7

1

В спальне Михаил на скорую руку переоделся в серую толстовку Nike и утепленные темно-синие спортивные штаны. В очередной раз нащупал дырку в правом кармане штанов. В очередной раз махнул на это рукой. Его и прежде не волновало то, в каком виде можно и нельзя появляться в свет и что при этом стоило на себя напялить. Вопросы этикета для Михаила всегда уходили на второй план, уступая банальному удобству, приправленным щепоткой лени. Для мужчины, считал Михаил, если за порогом дома на тебе были надеты трусы, носки и шапка, то ты уже не пропадешь. Остальное дело вкуса.

Да и потом, теперь, когда Ани не было рядом, имел ли внешний вид Михаила какое-либо значение вообще?

Потыкав пальцем в дырку в кармане, мужчина наконец спустился на кухню. Теперь спуск по лестнице давался ему куда легче. Всплывающие фрагменты с участием Кости, сломанной куклы с вывернутыми ногами и руками, начали таять на глазах. Звук бьющейся головы его сына о ступеньки теперь сменялись звуками спускающегося по ним Михаила.

Тем не менее, на душе стало немного спокойнее. Мужчина предпочитал верить, что присутствие Ольги развеивает гнетущую атмосферу в доме. Оля была тем самым человеком извне, который приносил в мир Громовых добытый где-то за пределами загородного дома такие ресурсы, как смех, радость, улыбки. У нее всегда под рукой был фонарь и этот фонарь умело разгонял пожирающих все и вся подвальных крыс. Только эти крысы ютились не под скрипучими половицами. Они обосновались в голове Кости и Михаила. И обосновались прочно.

«Выкрути реле своего фонарика на максимум, Оля – взмолился Михаил за мгновенье, прежде чем появиться на кухне вновь – Кости это необходимо, а мне… должно быть это необходимо еще больше. Потому что я тяну все за нас двоих и это… чертовски сложная задача.»

Когда мужчина вошел на кухню, то застал Константина, принимающего обезболивающие таблетки. Ольга, склонившись над ним, учтиво подносила небольшие белые капсулы к его рту, вовсе не боясь, что Костя обслюнявит ее ладонь и пальцы. Раньше Михаил существовал в мире, где все эти процедуры взваливались на него одного, но теперь в его жизни появилась хрупкая, но важная для любого человека опора. И хотя до инвалидности сына, Михаил рассуждал так: с потерей контроля над телом теряется и его чувствительность. Если твоя рука переставала функционировать, ее мышцы начали иссыхать, а нервы и сухожилья лопались, словно струны на гитаре, то о какой боли могла идти речь? Все это превращалось лишь в бесчувственный, не нужный отросток. Так думал Михаил до того времени, времени невежества и глупости, но с тех пор, как его родной сын стал инвалидом, взгляды мужчины кардинально поменялись.

Обезболивающее, таблетки для поддержания метаболизма, успокоительные… порой Михаилу казалось, что его запасов хватит на небольшую деревушку.

«Я живу с девяностолетним стариком – вот о чем иногда думал мужчина, рассматривая этикетки на упаковках с лекарством – И боюсь какая-то часть меня уже приняла смерть старика. Окончательно и бесповоротно.»

Костя становился стариком, который был столь немощен, что передвижение на инвалидном кресле стало обыденностью, а ходить под себя – нормой. Это был старик, который и пожить-то толком не успел, но при этом хлебнул достаточно горя. Старик, который по иронии судьбы проживет еще слишком долго, достаточно долго, чтобы успеть состариться заново. Старик, который только и делал, что страдал.

Костя действительно страдал. Страдал, как страдают солдаты, прошедшие войну и просыпающиеся каждую ночь от ужаса той бойни, что им когда-то пришлось пережить. Тело пронизывала неисчезающая фантомная боль, в то время как разум, раз за разом калечился под гнетом болезненных воспоминаний. Константину посчастливилось никогда не видеть ужасов военного времени, однако не было ни дня, чтобы он не заглушал ужасы своей маленькой войны со своим собственным телом. С телом и тем миром, что теперь никогда не будут прежними, потому, как сражение Кости еще не окончено. И Михаила медленно убивала мысль о том, что это сражение не кончиться.

Никогда.

2

Закончив с приемом таблеток, Ольга поднесла Косте стакан с прохладной водой. Судорожно осушив содержимое стакана, по уголкам губ юноши небрежно потекли небольшие струйки жидкости. Заметив это Ольга одним профессиональным движением выхватила пару салфеток из металлической салфетницы, стоящей в центре стола и впитала последние остатки воды. Михаилу хватило одного взгляда на Костю, чтобы понять, как сильно его сын был смущен. Ольга была знакома с Константином вот уже как полгода, но даже сейчас юноша смущался как на первом свидании. Нет, это было нечто большее, чем простое смущение. Костю унижало все то, что отныне за него приходиться делать другим. Но теперь унижение было частью его жизни и Михаил, когда-то осознав свое бессилие, просто смирился. В конечном итоге от него уже ничего не зависело.

Пожав плечами, мужчина посмотрел на сына с выражением лица, говорящем нечто вроде:

«Прости приятель, но тут я бессилен.»

И тут же про себя добавил:

«Зато перед тобой, нагнувшись, стоит очаровательная девушка и делает все, что тебе нужно. И если ты достаточно будешь наглым, чтобы перевести взгляд на ее бюст, то твое смущение приобретет совсем иной оттенок.»

Конечно же, вслух такого Михаил бы никогда не сказал. Все-таки такие шутки могут быть восприняты не слишком радушно, как со стороны Ольги, так и со стороны Кости.

Особенно со стороны Кости.

Михаилу всегда казалось, что они с сыном слишком разные. Во всем, по мнению мужчины, что шло помимо кровных уз между ним и Костей расстилается огромная пропасть.

«Ты состоишь на половину из моей спермы и крови, но едва ли за день в наших головах пролетит и одна крошечная общая мысль.»

А может быть такое ощущение у Михаила складывалось из-за того, что теперь они с сыном не общались и вовсе. Не хватало эмоций и… моральных сил. Да и физически общение стало почти невозможно. По крайней мере чувствуя за собой вину, отец утешал себя именно так.

Сам Михаил был весьма среднего роста. Он был широк в плечах, имел не самое худощавое телосложение. Должно быть уместнее всего к его фигуре подошло бы слово «жилистый». У Михаила были темные, густые и всегда взъерошенные волосы. На самих волосах, однако, уже проглядывалась легкая седина. Особенностью мужчины были его большие карие глаза. Они были выразительные, с длинными ресницами. Его глаза постоянно обманывали окружающих, заставляя их думать, что он вечно чем-то напуган или встревожен.

Хотя в последнее время так оно и было.

Должно быть, в жизни каждого происходят такие моменты, которые способны не только разбить душу, но и все тело целиком, оставляя видимые отпечатки на нем. В последние два года так было и с Михаилом. По большому счету его лицо осталось прежним, но бесконечную усталость в глазах не мог убрать ни долгий сон, ни горячий душ, ни даже крепкий алкоголь.

Иногда мужчина смотрел на себя в зеркало и видел перед собой самого себя, только далеко ушедшего вперед во времени. Его отражению было далеко за шестьдесят. Огромные мешки под глазами, морщины и совершенно пустой взгляд – вот что видел он в зеркале. Михаил прекрасно понимал: это отражение его внутреннего состояния. Самое истинное.

Однако несмотря на это, внешне мужчина был вполне привлекателен для своих сорока двух лет и если бы он хотел, то вполне мог бы жениться во второй раз в самые короткие сроки. Но Михаил этого не хотел.

3

Константин был довольно рослым в свои семнадцать лет и вполне мог сойти за двадцатилетнего. С таким телосложением родители обычно отправляют мальчиков в спорт. Тренера приглашали в свое время Костю в хоккейную и футбольную команду, на выбор. Но это было до трагедии. И кто знает, если бы не атрофия мышц, как следствие инвалидности, возможно его рост сейчас, в девятнадцать лет, мог бы приблизиться к двум метрам. Но ни тогда, ни сейчас его спорт не привлекал. Его увлекала музыка и последним длительным увлечением Кости до того рокового дня, была игра на гитаре.

Поначалу несуразные звуки от этого музыкального инструмента в руках неумелого подростка слегка раздражали отца, особенно если его сын решал заниматься своим увлечением в вечернее время, когда Михаил приезжал с работы уставший и больше всего ему хотелось насладиться баночкой холодного пива, расположиться поудобней на диване и вкусить аромат тишины. Сейчас мужчина не слышал в своем доме звучания гитары, но теперь он отдал бы все на свете, лишь бы услышать их снова. Даже самое отвратительное брыкание довело бы его до слез радости и счастья.

Так же Костя, в отличие от своего отца, являлся обладателем довольно длинных русых волос. Они были ему до плеч и порой казались искусственными. Будто парик, которым люди пытаются прикрыть торчащие уши или уродливый шрам. Выходя из душа, они напоминали корявые рванные водоросли и это всегда казалось забавным. Глаза Кости были мутно-серые и глубоко посажены. Руки были сильными и в былые времена, они с Михаилом практиковали армрестлинг после ужина. Происходило это прямо на кухне и Костя, к слову, зачастую побеждал. Побеждал без поддавков, но это никогда не расстраивало отца. Он видел в этом взросление своего сына. В такие моменты он видел перед собой настоящего мужчину и гордился им. И даже слегка завидовал.

Но теперь…

С тех пор как Костя стал инвалидом минуло два года. С каждым днем он, казалось бы, уменьшался в своих размерах. Атрофия мышц давала о себе знать все больше и больше. И из молодого мужчины он превратился внешне в мальчика-подростка, ребенка, что пережил Освенцим. Нагрузки на его парализованное тело почти не было и единственное, что мог сделать отец, так это совершать ежедневные процедуры массажа, которые Косте назначил его лечащий врач. Михаил обучился этому делу довольно быстро и не видел ничего противоестественного в том, чтобы массажировать тело своего родного сына. Сейчас, когда Михаил не мог себе этого позволить и был на работе, с Костей занималась Ольга. Константин позволял ей проводить эту процедуру далеко не всегда, однако за те шесть месяцев, что сиделка проработала в доме постепенное сближение с Ольгой могло помочь юноше не только физически, но и эмоционально. По крайней мере Михаил хотел в это верить. Ведь кроме него самого… кто еще окружал его сына?

В свое время, еще до появления Ольги в жизни Громовых, массаж дал свои плоды. После первого года ежедневных процедур Костя смог шевелить кистью и пальцами левой руки. Это было настоящим чудом. Это было настоящим чудом для всех. В тот день Михаил даже заплакал. По-настоящему, без тихих и редких слез. Это был настоящий град. По слезным каналам выходила та боль, что накопилась за долгое время. При падении Костя повредил позвоночник так сильно, что парализовало все, что ниже головы. А спустя год интенсивных тренировок и массажа, функционировала уже целая кисть.

– Целая кисть! Целая кисть! – повторял про себя Михаил в те дни. Иногда создавалось ощущение, что это единственное, что он умел произносить. В этих словах слышалась искренняя радость. Искренняя и столь редкая за последнее время. – ты слышишь, Анна, целая кисть!

– Тише, ковбой! – воскликнула Анна, точнее ее образ, который воссоздал ее супруг у себя в голове – Ты на его первые шаги реагировал не так бурно!

– Поверь, когда наш сын сможет сделать свои первые шаги вновь, я пронесу его на руках через весь город!

– И после таких нагрузок у нас в семье будет уже два инвалида – смеясь заключила Анна, а после довольно серьезным тоном произнесла – Я рада, что у него остался ты, любимый.

– А я рад, что ты все еще находишь силы для остроумных ответов в моей памяти о тебе – тихо отозвался Михаил.

Левая кисть Кости постоянно находилась в состоянии дрожи, но это было мелочью. После акта настоящего чуда, Михаил поменял обычное кресло каталку на электронную и теперь его сын мог управлять ей сам, с помощью электронной панели, расположенной прямо на левом подлокотнике. И эти пальцы, эти длинные пальцы и дрожащая кисть рослого подростка изменили все. Они стали надеждой для Михаила и уж тем более стали надеждой для самого Константина.

Именно тогда Костя написал на кресле имя своей младшей сестры «Вера». Он выказал так почтение и память о ней, а еще готовность ради нее идти дальше. С тех пор прошло еще пол года интенсивного массажа, однако больше никаких изменений не происходило: улучшений в виде второй работающей кисти или хотя бы мизинца на большом пальце левой ноги не наблюдалось. Растеряв былой энтузиазм, Михаил понял, что ему нужна замена. И спустя некоторое время в жизни Михаила, как и в жизни Константина появилась Ольга.

4

Во всем же остальном дела шли не так хорошо. Должно быть единственным ощутимым плюсом стало то, что с появлением Ольги, Михаил смог выходить на работу в полную смену. Конечно пришлось меньше пить и курить травку в ночь перед приходом девушки. Сама мысль о том, что Ольга может уйти из-за поведения Михаила ставило для мужчины буквально крест на его с Костей жизни. Конечно сейчас, по пришествию полугода и судя по сегодняшней ночи, мужчина слегка ослабил хватку, но лишнего все же не позволял.

Порадовала мысль Михаила и о том, что утром он собственноручно успел поменять подгузник сыну, хоть там ничего и не оказалось примечательного. Костя почти не чувствовал своего тела и потому не контролировал свой кишечник и мочевой пузырь. Отец понимал, как это унизительно для его сына, как это унизительно для любого мужчины. Ведь Константин был почти двадцатилетним мужчиной, который мог сходить под себя прямо посреди гостевого зала и не почувствовать этого. Даже мускул на лице не дрогнет.

От подгузников для взрослых Костя отказывался долго, в надежде научиться контролировать свои потребности. Михаил носил сына на руках до уборной всякий раз, как тот испачкает штаны. Про ежедневную стирку можно и не говорить. Но когда мужчина нанял Ольгу, появилась малая надежда на то, что Костя одумается. Такого позора Костя просто не смог бы вынести. Непроизвольный акт дефекации казался подростку хуже самой инвалидности. Пришло время и сын уступил. И в итоге это им облегчило жизнь.

Костя быстро уставал, а соответственно много спал. А когда он не спал, то чаще всего, его дрожащие пальцы с пятой-десятой попытки включали музыку на плеере, который ему любезно приносил отец или Ольга, попутно надевая в уши подростка наушники. Костя сжимал плеер мертвой хваткой и, слегка успокоившись, отдавался миру рока и рок-Н-рола, где вместо наркотиков были обезболивающие, а выпивку любезно заменял стакан смузи. И хотя раньше он не особо любил такое фруктовое месиво, теперь оно стало одним из самых главных блюд в его рационе.

Михаил посмотрел на сына и улыбнулся ему приветливой улыбкой, словно это была их первая встреча за утро. На улыбку отца взрослый подросток ответил коротким неуклюжим кивком, что больше походило на непроизвольное запрокидывание головы. Костя вообще по большей части молчал, потому как травма позвоночника сказалась и на его речи. Она стала несуразной и больше походило на мычание. Все, что мог произнести подросток было чем-то вроде: «Агху-гуу». Еще один повод закрыться в себе. Еще один повод, почему отец и сын так редко придавались непринужденным беседам. Костя пытался заговорить лишь в крайних случаях. Иногда Михаил размышлял, как много мог бы сказать его сын. У Кости были очень умные глаза. Умные глаза и абсолютно несуразная речь.

Ольга стояла прильнув головой к кухонному шкафчику. В ее руках была кружка с кофе и держала она ее так, словно грелась об ее тепло, обхватив двумя ладонями сразу. Мужчина заметил рядом с ней коробку с конфетами, уже распакованную, но не одна из них так не покинула свою привычную обитель. По потерянному выражению лица Ольги он понял, что угостить Костю сладким у нее не вышло. Однако сама девушка, перехватив взгляд Михаила, с улыбкой подмигнула ему. Так она давала понять, что все под контролем.

Насколько это было вообще возможно.

Михаил постоял возле входа на кухню и отогнав все мысли, что навалились на него за последние несколько секунд, направился прямо к Косте. Дойдя до коляски, отец опустился на колено и протянул к левой кисти сына свою руку, сжатую в кулак, знак приветствия вместо рукопожатия. Тут отец вновь наткнулся своим взглядом на творчество сына. «Вера» было коряво начерчено на боковой стенке коляски. Чуть ниже, мелким и едва различимым шрифтом было дописано: «Мы справимся.»

«Вера, мы справимся – прочитал про себя Михаил и внутри него что-то сильно сжалось»

«Папа»

«Это я, малышка. Засыпай поскорее. Просто засыпай и все будет хорошо. Тебя будет ждать мир волшебных снов…»

5

– Эй, парень, мне пора, – непринужденно начал Михаил, вставая с колен – Моя смена закончится ближе к четырем часам, так что если ты хочешь, можем прокатиться по городу вечером. Как тебе идея? Не отказывайся, услуги личного водителя сегодня крайне ограничены!

Некоторое время Костя никак не реагировал на слова своего отца. Или по крайней мере так казалось со стороны, если ты не общался с человеком, который на девяносто процентов парализован. Однако Михаил знал, что Костя просто обдумывает все варианты за и против, как и любой другой человек, а потому терпеливо ждал ответа. А еще отец видел в глазах сына страх. Каждый раз он вспыхивал, когда Михаилу нужно было куда-то уйти и оставить своего сына. Сам мужчина относился к этому с пониманием.

«Мы остались единственными родными друг у друга, – думал про себя Михаил, – если его покину и я, то…»

В конечном итоге подросток вяло кивнул и медленно сжал свои трясущиеся пальцы левой руки в кулак, протягивая его в сторону отца.

– Молодчина – легонько отбил своим кулаком отец кулак сына и вставая еще раз глянул на коробку конфет рядом с Ольгой.

– Ммм, – издал Михаил, имитируя звук настоящего блаженства и бесцеремонно хватая две конфеты, – Очень вкусно. Ты должен попробовать их, Константин. Слаще этих конфет только улыбка дорогой Ольги.

И не дожидаясь реакции сына растрепал тому волосы на ходу, направляясь к порогу дома. Ольга поставила кружку на стол и отправилась вслед за Михаилом.

– Ничего страшного, – сказал мужчина полушепотом, будучи уже на половину за порогом дома, – вы здесь далеко не первый день, но для Кости вы все же новый человек. Тем более девушка. Он просто стесняется. Не принимайте это на свой счет.

– Я понимаю. Вот увидите, мы с ним еще станем лучшими друзьями! – задорно воскликнула Ольга, но небольшая тень грусти коснулась ее улыбки – Выходит вы сегодня придете пораньше?

– Да. Так что как освобожусь, я сразу позвоню.

– Хорошо, – ответила девушка, – удачного вам дня, Михаил.

И тут, как только мужчина собрался было идти, неуверенный голос Ольги шепотом прозвучал вновь:

– Просто… – начала было она, но Михаил жестом руки, попросил Ольгу выйти за порог дома к нему и прикрыть дверь. Ему не хотелось, чтобы Костя слышал разговор, темой которого был он сам.

На улице было прохладно и ветрено, но прежде чем мужчина предложил девушке что-нибудь надеть, Ольга произнесла:

– Мне кажется, что дело не в стеснительности. Иногда, когда вас нет, Константин может идти на контакт. И мне даже кажется, что он делает это с искренним удовольствием, но…

Девушка пыталась подобрать нужные слова, и Михаил понял, что ей просто не хочет его обидеть.

– Но, когда мы все рядом, все иначе. В вашем присутствии он сразу отстраняется от меня. Даже когда вас нет рядом, но вы где-то в доме. Я хочу сказать, что может быть Костя просто… ревнует?

По тому, как изменилось выражение лица Михаила, Ольга пошла на попятную.

– Простите, я не хотела…

– Нет-нет, – тут же спохватился Михаил. – Ничего страшного.

«Ведь ничего страшного не произошло… так?»

– Знаете, это ведь здорово – начал Михаил.

– Здорово?

– Конечно, – произнес он, глядя на облака – Сколько вы у нас работаете, Ольга.

– Чуть больше шести месяцев – ответила она с некой настороженностью и непонимание – с мая две тысячи шестнадцатого.

– А в следующий месяц, стукнет ровно два года, как мой сын стал инвалидом – заключил Михаил – Если вы помните он стал таким в декабре две тысячи четырнадцатого. К осени две тысячи пятнадцатого, спустя почти год после падения с лестницы, мы с сыном добились того, что он может самостоятельно управлять кистью левой руки. А еще спустя полгода мы наняли вас и теперь в жизни моего ребенка начался другой период реабилитации. Вы понимайте, о чем я?

По выражению лица Ольги, Михаил заключил, что девушка пребывает в абсолютной растерянности.

– Он излечивается морально – подсказал мужчина – Возможно это и правда ревность. Но я склонен думать, что когда меня нет рядом, Костя пытается сближаться с вами. Вы для него человек не родной, разумеется. Но с кем, как ни с вами ему заново учиться быть человеком, быть мужчиной? Да, у моего сына частые перепады настроения, но это лишь доказательство того, что он борется со своими эмоциями. Мальчик просто не знает, как себя вести.

– Вы правда думаете, что ревность тут не причем? – тихо спросила сиделка после минутной паузы.

– Просто Косте нужно время, чтобы осознать, что для нашей семьи вы друг, а не будущая жена или мать – предположил Михаил, стараясь говорить спокойно, но довольно убедительно. – И не стесняйтесь в выражениях. Я, как и вы хочу помочь своему сыну. И если он расцветает при вашем виде, я буду только счастлив. Общайтесь, веселитесь и пусть при вас он будет открываться с новых сторон. Я надеюсь, они будут выражать его искренность, а не ревность. Хотя вы такая красивая девушка… можете запросто и увести меня!

– Михаил, ну что вы! – со смущением и смехом сквозь слезы воскликнула Ольга.

«Да, – подумал Михаил – Вот, что всем нам так необходимо – хорошая шутка. Хорошая шутка это единственное, что может спасти нас в этом жестоком мире. То, что не позволит нам окончательно свихнуться. Мне… свихнуться»

– Я тоже об этом подумала… то есть не о нас, а об искренности! – краснея, словно рак, начала оправдываться девушка, но после ответила чуть более спокойно. – Ведь если бы Костя ревновал, то он бы и наедине со мной вел себя отстраненно, ведь так?

– Конечно, уверен, что все нормально. Вы лучшее, что есть в нашей семье сейчас.

Последние слова мужчина произнес, подмигнув Ольги, чем окончательно поменял ее настроение. Нервно поправив русые волосы пепельного оттенка, спадавшие до самых плеч, девушка осмелилась взглянуть прямо на Михаила. Выразительные мутно-серые глаза Ольги вспыхнули благодарным пламенем. И вот, эта двадцатипятилетняя красавица уже во всю расцветала от радости.

– До вечера, Ольга, – уже на ходу сказал Михаил.

– До вечера, Михаил – ответила девушка и зашла в дом.