Читать книгу Республика Татарково – 2. Туманная зыбь - Александр Миронов, Александр Леонидович Миронов - Страница 16

На комиссию были приглашены все руководители цеха, члены антиалкогольной комиссии и свидетели, участники поездки в Москву, а также и желающие. То есть общественность.

В президиуме находились Ананьин и секретарь Чебертун.

В зале перед президиумом сидели десять человек, включая и приехавшего на это мероприятие председателя общекомбинатовской антиалкогольной комиссии Чумейко. Он же – начальник штаба гражданской обороны, офицер запаса ВВС.

Сам председатель цеховой антиалкогольной комиссии сидел отдельно, в первом ряду спаренных деревянных кресел.

– Ну что, товарищи, начнем заседание комиссии? – поднявшись из-за стола, спросил Ананьин, оглядывая аудиторию. Не получив возражений, продолжил. – На заседании присутствуют все члены комиссии, также приглашенные и любители коллективных сборищ – шутка, – улыбнулся ведущий собрания. – В заседании принимает участие представитель администрации, председатель антиалкогольной комиссии комбината Чумейко Валентин Николаевич.

Валентин Николаевич слегка приподнялся и кивнул.

– Слово предоставляется начальнику цеха, Дончаку Николаю Митрофановичу.

Сидевший рядом с Чумейко Дончак поднялся и вышел к трибуне.

Положив на полочку лист бумаги, он одел очки.

– Товарищи, к нам в цех пришёл документ из Москвы – вот до какой радости дожили! Аж из московского медвытрезвителя. И я вам его сейчас зачитаю:

Генеральному директору (имя фамилия отсутствует) «Строммашполимер». Далее адрес и число – пропускаем. И далее сам текст.

«Работник вашего предприятия Крючков Геннадий Миронович был доставлен в районное отделение милиции, в скобках – «медвытрезвитель», – в нетрезвом состоянии. С ним была проведена воспитательная беседа. Просим вас оказать на данного гражданина воспитательное воздействие, в целях профилактики и контроля за его поведением в общественных местах. О результатах проведённых мер прошу сообщить в районное отделение Новогиреево г. Москва.

Начальник отделения

подполковник Митрюшкин С. У.»

– Вот такая вот коротенькая записочка, – подвел итог Дончак, снимая очки. – Но с огорчающим продолжением

– С чего начнём обсуждение? – спросил Ананьин. – Может, вначале послушаем виновника этого безобразного факта?

– И правильно. Это ж надо до чего докатиться – наши местные вытрезвители, гля, не подходят ему, – проговорил Шилин, – в столичный попёрся. Это ж, как его… – кощумством называется. Не-ет, тут нужно Генаху наказать по полной программе.

В Красном уголке рассмеялись.

– Ты, Пал Палыч, так не шути, – сказал Дончак, выходя из-за трибуны.

– А я и не шутю. Даже обидно. Попёрся вона куда. У нас и здесь хорошо обслуживают. Вон, спросите у Угар Петровича и Казачка – две недели потом ходили, заливали горло от ентого счастья.

В зале опять рассмеялись.

– Ладно, не будем отвлекаться, – остановил шум в зале Ананьин. – Давайте, товарищ Крючков, расскажите комиссии вашу весёлую историю поездки в столицу нашей Родины. Может, и нам она пойдёт впрок на будущее.

За день в Гене что-то перегорело в сознании, и привело к внутреннему ожесточению. Вначале он не хотел идти на Комиссию. Из принципа, из-за несправедливости, даже подлости московских «ментов». Была бы возможность, то ещё с утра бы полетел в Москву на разборку.

Но здравый смысл всё-таки победил – как кого-то судить, ты в первых рядах, а как самому предстать на суд общественности – так в кусты! И он пришёл. Но здесь смущало присутствие Чумейко – он тут неспроста.

Крючков поднялся и вышел к трибуне, но встал не за неё, а рядом, кашлянул в кулак. Аудитория смолкла.

– Да что тут объяснять? – и кирпич неожиданно падает на голову. Попробуй, предусмотри всё. Повязали из-за дядюшки и его братков. Разыскивал я его, вот и нашёл в весёлой компашке. Их загребли и меня до кучи. Вот и весь сказ.

– Ты-то с ними пил? – спросил Плюшевый.

– Нет.

– Не успел?

– Почему? Захотел бы, так успел.

– Но оформили тебя, как пьяного.

– Да чёрт его знает, что он там писал, дежурный? Паспорт мой перед ним лежал. Только спросил, где работаю и всё.

– Ну а в трубку давал дыхнуть? – спросил Шилин.

– Ничего он мне не давал. Сказал только, чтобы я сержанту в его индикатор дунул. А сержант сам был на парах, я это учуял. Ну, я ему дыхнул в нос, он икнул, и сказал, что вроде трезв. Старлей отдал мне документы, и я уехал.

– Поэтому ты и опоздал на час? – спросил Авдеев.

Крючков кивнул.

– Поскольку я первым его встретил у ЦПКиО Горького, а потом вместе ехали, то могу с полной уверенностью сказать – Крючков не был пьян. И думаю, что и все, кто ездил в Москву, могут также подтвердить его трезвое состояние.

Авдеев повернул голову к сидящим в зале свидетелям.

– Да не был он пьяным. Уж я бы за версту учуяла, – воскликнула Галина Чебертун.

Её поддержала Притворина:

– Да точно! Честно говоря, я его ни разу пьяным не видела. Мне кажется, он вообще не пьющий.

– И баб не… то есть не любящий, – поддакнул Угар Петрович.

В зале опять рассмеялись.

– Вот обидно, – посочувствовал Шилин Притвориной.

– Хорошо. Обстоятельства нахождения Крючкова в медвытрезвителе выяснены, – подвёл итог Ананьин.

– Только не понятно – зачем сотрудникам понадобилось писать человеку на производство? На пьяниц бы и писали… – подала голос Тоня Серёгина.

– А до кучи. Чтоб видели их работу и в республике Татаркова, – пояснил Шилин.

– Так, – постучал председательствующий ручкой по столешнице, – как будем формулировать протокол? У кого какие предложения?

Зал примолк, соображая. Дело необычное.

Подал голос Шилин:

– А так и написать. Менты, вы ошиблись. Наш Гена не из таковских.

– Ну, ты двинул, Палыч! – усмехнулся Ананьин.

– А чо хреновнёй голову морочат? Делать нечего что ли! Я Генку – во! – как узнал, – полоснул ногтём себе по шее. – Он парень без дураков. Ещё их, дураков, поучить может.

– Так может, пошлём его к ним, на перевоспитание милиционеров? – ставил Геннадий Клочеков, бригадир слесарей.

– Ага, счас. Он нам самим нужон.

Зал вновь засмеялся.

– Ладно, – подал голос начальник цеха, – давайте закруглятся. Людям на смену пора. Высказывания все в протокол внесли?

– Да, – кивнула Чебертун.

– Но как-то надо сформулировать решение комиссии? – вновь спросил Ананьин. – Дело-то необычное.

Зал опять напрягся в поисках определения.

– Я вам примерный план подскажу, а вы его потом подредактируйте. Тем более редактор у вас свой, – сказал Чумейко, кивнув на Крючкова. К нему повернулись. Гость стал диктовать: – И так, записывай: в ходе разбирательства дела о посещении товарищем Крючковым медвытрезвителя, выяснилось следующее:

Первое. Товарищ Крючков был задержан сотрудниками правопорядка случайно. Тут приведете его показания.

Второе. Работники, ездившие вместе с ним (перечислить), показывают, что товарищ Крючков за всю поездку в Москву в пьянстве не был замечен.

Привести их показания, или сослаться на протокол, номер и число.

Третье. Поскольку факт употребления алкогольных напитков товарищем Крючковым за время поездки и нахождения в столице не подтвердился, комиссия цеха «Муки» ходатайствует перед администрацией Комбината не применять к нему административных мер и мер морального и материального воздействия.

Четвёртое. Выслать в московское районное отделение милиции протокол антиалкогольной комиссии цеха, скрепленный печатями антиалкогольной комиссии Комбината и администрацией предприятия.

И пятое, – добавил уже в шутку, – прекратить бессмысленные дебаты по данному вопросу и расходиться по своим объектам или по домам.

Крючков облегчённо вздохнул. Встречался он не раз с Валентином Николаевичем, видел, когда тот был непреклонен к нарушителям общественного порядка, а когда снисходительным. Видимо, поверил. А это уже немало.

После заседания, когда рабочие покинули зал, Валентин Николаевич присел рядом с Геннадием.

– Ну как настроение, алкоголик?

– Да как сказать… тут по неволи запьешь.

– Ты это мне брось. Вон, как за тебя люди вступились. Хлопотушкин уже к директору за тебя ходил.

Крючков вскинул на него глаза, удивился.

– А он-то откуда узнал?

– У нас сарафанное радио хорошо работает. И до «керамики» донеслось. На радостях Подгузин ему звонил, поздравил его с таким воспитанником.

– Успел.

– Так служба обязывает.

– И что Родион Александрович?

– Не знаю пока. Но, кажется, репрессивных мер не предполагается. А тут – этот протокол из цеха. Директор не без понятия. Виноват – накажет. Нет – ещё и сам слово в защиту скажет. Правда, подсолил ты ему немного, – усмехнулся. – Но ведь по делу. Словом, работай дальше в антиалкогольном направлении, ты мне подходишь. А остальное – переживётся, забудется.

– Дай-то Бог.

– Как твои алкаши, которых ты разбирал на комиссиях?

Крючков пожал плечами.

– Да не обижаются вроде. Если за дело, то… Теперь надо мной смеются.

– Посмеются, конечно. Но не принимай близко к сердцу.

– Да это не страшно. Сам люблю посмеяться. Беспокоит Татарков.

– Ну, я думаю, ничего, обойдётся. Когда фактов нет, хотя дури у него хватает, не пойдёт он на обострение. И я ему доложу, как тебя здесь чистили, да огребали. Да и тебя он, кажется, зауважал. Так что – пронесёт.

– Ага. Уважал барин батрака, и намял ему бока. Не потому что тот худо служил, а за то, что поклоны не отбил.

– Хорошая притча. Но мы не в барское время живём.

– Вы думаете?

Чумейко посмотрел на Геннадия пристально и проговорил:

– Ты вот что, сильно-то язычком не трепи. Хоть со мной и можно, но не советую со всяким разглагольствовать в таком тоне.

– Так времена тридцатых прошли.

– Это ещё неизвестно, какие настанут. Андропов умер, сейчас Горбачев. Но не буди лихо, пока оно тихо. – Прекращая разговор, Чумейко поднялся. – Ладно. Пока всё идёт хорошо. Одна надежда в твоём деле – это перестройка, новые реформы, новое мы́шление, – ударение сделал на первом слоге, не то в шутку, не то всерьёз подражая Горбачеву. – Татарков тоже попритих. Раньше бы и до цеха сообщение из медвытрезвителя не пропустил. А тут, вишь как, демократично, суд общественности, комиссии… Так что, в удобный момент ты попал.

– Ага, лучше не придумаешь, – усмехнулся Крючков.

Они вместе спустились с третьего этажа на второй в кабинет начальника цеха.

В нём за столами сидели Дончак, Ананьин. Авдеев и Плюшевый – на стульях возле стен.

Ананьин переписывал постановление комиссии.

Крючков попрощался:

– До свидания.

– До свидания, – ответили ему не дружными голосами присутствующие. А Плюшевый лишь кивнул.

– Да смотри там, на самом деле не напейся. В отместку или на зло.

– Посмотрим, – уже с лестничной клетки отозвался он.

– Присаживайся, Валентин Николаевич, – предложил Дончак.

– Да нет, Николай Митрофанович, поехал я. Всё у вас как будто бы в порядке. Алкоголика приструнили, дело на него завели, теперь дело за малым – подать его пред ясны очи. И чем быстрее, тем лучше.

– Да сейчас Михаил Иванович закончит с протоколом – отвезём. Утром будет у Нины Михайловны, – сказал Дончак.

Но Чумейко не согласился.

– Нет. Должно ко мне вначале поступить. Я должен ещё рассмотреть и подписать сам и ещё у двух-трёх членов комбинатовской комиссии. И уж после этого протокол ляжет на стол генерального.

– Хорошо. Утром я занесу к вам, – сказал Ананьин.

– Ну что же, до свидания, – Чумейко приложил руку к виску, по-военному. Повернулся и вышел.

– Вот история – сумбур какой-то, – проговорил Авдеев.

– Не было бы сумбура, если бы он не шарился по Москве, – сказал Плюшевый.

– Он что, по злачным местам там шарился? Ты немного-то понимай ситуацию.

– Я тоже сейчас могу, черт знает, что нагородить, чтобы выкрутиться. И дядюшку и тётушку приплету. Нашёл, поди, собутыльников, да вовремя его перехватили.

– Ну, даже и так, – вступил в разговор Ананьин, – раз трезвый, не зачем было человека задерживать и на производство сообщать.

– Ничего, это полезно. Для профилактики.

– Кому полезно? У человека, из-за этой записки, могут быть уйма неприятностей. Год уже ютятся в однокомнатной вчетвером. Детям негде уроки делать. А кухня – клетушка для куриц.

– Вот-вот, пусть теперь и подумает: стоит писать всякие там фельетончики на руководство, или нет? Там, где живут, не пакостят. И не шарашаться по питейным углам.

– По-моему, мои ребята не зря тебя Плюшевым прозвал, Виктор Васильевич, – усмехнулся механик. На Плюшевого покосились и Дончак с Авдеевым. – Ты как будто бы с Луны свалился, где ходил по ковровым дорожкам. Жизни нашей не знаешь что ли? Сам-то хорошо рассчитал свои шаги, нигде не споткнёшься?

– А на счёт фельетона, Виктор Васильевич, тут ты не прав. Нужен он был, нужен, – поддержал механика старший мастер. И поднялся. – Без него ещё десять лет жили бы с шоколадной водой. А он, Гена, себе во вред, а людям на пользу, сделал доброе дело. Тебе на пользу.

Прошёл к двери и попрощался:

– Ну, ладно, я пошёл. Ещё в ночь сегодня, отдохнуть надо… Пока.

– Счастливо, – ответил Ананьин.

Дончак кивнул, разбирая бумаги у себя на столе.

Плюшевый тоже засуетился. Поднялся со стула, передвинул его с места на место, стряхнул с рабочей куртки не весть что, застегнул её на три пуговички и вновь две расстегнул. За ним присутствующие не наблюдали, но чувствовали неловкость от его присутствия.

– Во втором цехе, за «Аквариумом», в электрощитовой какое-то рыле громко зуммерит, посмотри сам или Волковичеву передай. Операторы жалуются. Говорят, головы уже болят, – сказал Дончак. – Кажется, тебе уже об этом я говорил?

– Ладно, хорошо, – согласился энергетик. – Тут с подстанцией занимались, некогда было. Я пошёл, – и вышел за двери.

Когда шаги за энергетиком стихли, и на первом этаже захлопнулась входная дверь, Дончак облегчённо вздохнул.

Ананьин проговорил:

– Скользкий мужичёк. Тёпленький.

Начальник цеха промолчал.