Читать книгу Эпоха чудес - Александр Николаевич Абрамов - Страница 2

Куст смородины прикрывал Ваню от палящего летнего солнца. Несмотря на то, что наступил вечер, было настолько жарко, что пот стекал в три ручья. Он даже порывался снять рубаху, но всякий раз передумывал, потому что над его щуплым телом смеялись другие ребята.

Работа в поле превратила их тела в подобия песочных часов, в то время как его фигурка больше всего напоминала секундную стрелку от часов обычных. В поле он был не помощник, поэтому его оставляли работать в небольшом огороде рядом с их приютом. Впрочем, он не сильно из-за этого расстраивался, так как возиться с растениями ему нравилось.

Однако снять рубаху Ване все же следовало. Он весь день провел в гороховой грядке и сейчас чумазый, лохматый и весь в земле больше напоминал их дворового пса Черныша, чем десятилетнего мальчика. Он с опаской думал о том, как разозлится Софья Васильевна, поэтому, чтобы не получить нагоняй от воспитательницы, решил сбегать на речку и постирать рубаху. В такую жару она высохла бы в считанные минуты.

К тому же у реки его наверняка не найдут Петька с Филатом, чтобы в очередной раз подразнить. Хотя в этом году им вдруг резко надоело задирать других. Обоим исполнилось по тринадцать лет и, видимо, посоветовавшись, они решили решать вопросы иначе. Если раньше оба как-то изощрялись в своих издевательствах, набивая, например, кому-нибудь подушку вместо соломы навозом, то сейчас попросту колотили свою жертву. Чем больше у них становилось силы, тем меньше фантазии.

Поэтому сейчас Ваня осторожно выглянул из-за смородинового куста, внимательно озираясь по сторонам. И очень хорошо, что он поступил именно так. Прямо навстречу его укрытию шли оба хулигана. Ваня тут же нырнул обратно, укрывшись ветками.

– А точно кожаные? – спросил один из них, подойдя к Ване почти вплотную. Голос мальчика был немного писклявый, и Ваня сразу узнал в нем Филата.

– Ага. Прям до колена, – отвечал второй.

– И как он про него узнал, про малер этот?

– Какой еще «малер», дурачина? Он же ясно сказал: «альберт».

– Вот быстрее он «малером» зовется, чем «альбертом». Совсем у тебя мозги спеклись.

– У меня хоть есть чему печься!

– А ну повтори!

– Не глухой – не повторю!

Дальше началась небольшая возня, и Ваня сделал вывод, что друзья-хулиганы сцепились друг с другом. Вот говорят: «Бьет, значит, любит». И если другие дети Петьке с Филатом нравились, то друг друга они просто обожали. Не подраться ни разу за день, было для них сродни чуду.

Один раз они даже подрались из-за того, кто первый начнет колотить Ваню. Пока они спорили, Ваня успел сбежать. Впрочем, к вечеру помирившиеся друзья поймали его и вернулись к прерванному занятию одновременно.

Единственным местом, где Ваня мог чувствовать себя в безопасности, был большой старый тополь, росший в небольшом леску неподалеку от приюта. Ваня залезал на него в два счета, в то время как Петька с Филатом были больше сильными, чем ловкими. Но после каждого такого побега в его голову всегда приходил один и тот же вопрос: «Что дальше?» Он же не мог оставаться на этом дереве вечно. В конце концов, Ваня был обычным мальчиком, а вовсе не белкой. Поэтому ближе к вечеру он все-таки спускался на землю и возвращался в общую спальню, где его уже ждали хулиганы. Там он получал обещанную днем порцию тумаков вместе с процентами, которыми те покрывали потраченные силы на погоню за ним.

Однако сейчас сбегать к дереву не было смысла – они его даже не видели. Поэтому Ваня сидел тихо, стараясь даже не дышать, чтобы не выдать укрытия. Через пару минут хулиганам надоело драться и, тяжело дыша, они продолжили прерванный разговор:

– Главное, успеть до ее возвращения.

– Ага. Савельич тоже поедет в город, так что никто не помешает.

Вряд ли эти двое планировали что-нибудь хорошее, вроде приборки или самостоятельного приготовления ужина. Нет, Петька с Филатом опять готовили какую-то пакость. Вот только докладывать о ней воспитательнице Ваня не собирался.

За все время в этом месте каждый из детей рано или поздно усваивал для себя одно простое правило – стучать нельзя. И даже не потому, что за это потом могут побить. Нет. Хотя, без сомнения, мысль о последующей расправе ни у кого не выходила из головы. Дело в том, что доносить друг на дружку было просто не принято. Так же не принято, как ходить в баню в одежде или руками есть щи.

– Я знаю, где она хранит запасной ключ, – продолжил попискивать Филат, постепенно переходя на шепот. – Главное вернуть его на место.

– Это ты хорошо придумал.

– И лучше бы другим не попадаться на глаза, пока мы будем «малер» выносить.

– Думаешь, кто-то настучит?

– Еще чего, – усмехнулся Филат. – Кто на нас с тобой настучит? Но лучше не рисковать. Все-таки не о куске хлеба речь.

– Это да, – протянул Петька. – «Альберт-то» этот поценнее будет.

– Только, чур, я сапоги первый ношу!

– А чего это ты первый? Сперва я их надену, а потом тебе отдам.

– Не буду я их после тебя надевать.

Хулиганы принялись выяснять, кто же первый наденет сапоги при помощи любимого инструмента переговоров – своих кулаков. Сидящий в кусте смородины Ваня никак не мог понять, о какой такой вещи говорят эти двое, пока не сложил два и два. И как только догадался, волоски зашевелились по всему его телу. Вот уж действительно, речь шла не о хлебе.

Пару месяцев назад прежнюю воспитательницу сменила новая, Софья Васильевна, и все ее страшно побаивались. Даже Петька с Филатом в открытую при ней не хулиганили. Она была раза в два младше предыдущей воспитательницы, но раз в двадцать строже, хоть ни на кого и не кричала.

Больше всего она не любила, когда дети бесились. Едва кто-то начинал кричать, она возникала из ниоткуда и одергивала нарушителей порядка. Как Ваня узнал позже, она даже не планировала становиться их воспитательницей. Вот только что-то случилось, и Савельич сказал про нее, что «лучше крыша над головой, чем голова над крышей».

А еще она всегда укладывала их спать в одно и то же время, даже в праздники, и не терпела шепотков после отбоя. А шепотки были ей хорошо слышны, так как ее комната была отделена от общей спальни натянутой простыней.

Раньше там была дверь, пока Петька с Филатом не решили, что из нее может получиться отличный плот. Этот плот затонул в считанные секунды, а неудавшимся мореплавателям Савельич засунул крапиву в штаны и запретил доставать до вечера.

– Не сидится вам на одном месте, вот и поскачите, – приговаривал он.

Но хуже всего было то, что Ванина кровать находилась к комнате воспитательницы ближе всего. Периодически она даже изучающе выглядывала из-за нее, и Ваня был уверен, что смотрела она именно в его сторону. Так что его вечерние разговоры с мальчиком на соседней кровати быстро сошли на нет, а обсудить им было что.

Этой осенью они впервые в жизни должны были пойти в школу. Ваня планировал там научиться читать, потому что кто-то сказал ему, что читать, это как расти, но внутри. Роста Ваня был небольшого, так что его это заинтересовало.

В один из вечеров несколько недель назад сон пришел в гости, казалось, ко всем, кроме Вани. Через две койки от него громко похрапывал Петька. Он спал, широко раскрыв рот, и слюни стекали на подушку. Каждый в этой спальне знал, что вечерняя Петькина подушка утром превращается в подушку кого-то из них, поэтому перед сном каждый старался как можно крепче прижать свою.

Ване не хотелось спать, поэтому вместо того, чтобы сжимать подушку, он смотрел в потолок и думал о чем-то своем. Софья Васильевна, как обычно, еще не спала и периодически поглядывала на Ваню. Уж сейчас-то он был точно уверен, что не издает абсолютно никаких звуков. А даже если и издает, то уж точно не громче Петькиного храпа. Разве что до нее доносился звук моргания его ресниц. Неужели он настолько громко это делает?

Несмотря на то, что вставать было запрещено, Ваня все-таки поднялся на кровати и решил вежливо спросить, чем он мешает новой воспитательнице. Строгая любительница тишины она вряд ли повысит на него голос, опасаясь разбудить других детей.

На самых кончиках цыпочек он подкрался к натянутой вместо двери простыне и собрался уже постучать, пока вовремя не одернул себя. Как же он будет стучать в простыню? В ее комнате горела свеча, и на простыне был виден силуэт Софии Васильевны.

К Ваниному удивлению, она не лежала на кровати, и даже не сидела на стуле. Их новая воспитательница стояла и размахивала рукой, в которой, судя по тени, сжимала какую-то веточку. Как будто она была фокусницей или волшебницей, совершающей в данный момент самое настоящее чудо, от которого его отделяла всего лишь простыня.

Ваня тут же решил, что выбрал неподходящее время, и развернулся, чтобы вернуться в постель. Но простыня вдруг отодвинулась, и перед ним оказалось сперва строгое, а затем удивленное лицо воспитательницы.

– Почему ты не спишь? – строго зашептала она, бросая взгляд в общую спальню.

– Н-н-не п-п-получается, – ответил Ваня. Обычно он не заикался, но в этот раз голос его подвел.

Она оценивающе посмотрела на подопечного, прищурилась и пробормотала себе под нос:

– Все-таки синие. – Затем оглянулась по сторонам и спросила: – Ты один?

Ваня молча кивнул, решив больше не заикаться в ее присутствии. Вдруг она подумает, что он трусит. Он, конечно, немного трусил, но виду подавать не хотел.

– Заходи, – с этими словами Софья Васильевна пригласила его внутрь.

Ваня нерешительно топтался на месте, пока она не нахмурила брови.

– Или сюда, или в кровать, – заключила она.

В кровати Ваня уже был, и заснуть у него не получилось. И вряд ли после такого получится. Поэтому он сделал глубокий вдох, который получился более громким, чем он рассчитывал, и сделал шаг вперед. Софья Васильевна тут же задернула за ним простыню и отошла к столу.

Оглядевшись вокруг, Ваня почувствовал себя первооткрывателем, впервые ступившим на неизвестную землю. Он был уверен, что кроме него тут не было ни одного ребенка. Даже Петька с Филатом побаивались сюда заходить, пока воспитательницы не было на месте. И это не смотря на отсутствие здесь последние несколько дней входной двери.

К собственному разочарованию, Ваня не обнаружил в ее комнате ничего необычного: стол для умывания, шкаф, стул и кровать. Правда, он так и не понял, какие именно чудеса собирался здесь увидеть.

– Что тебе нужно? – прямо спросила Софья Васильевна, когда он перестал озираться по сторонам.

– Из-из-извините, – продолжил заикаться Ваня. Его план не показаться трусом был полностью провален. – Мне к-к-кажется, ч-что я вам не н-нравлюсь.

– Хм, – она строго посмотрела на позднего гостя. – С чего ты это взял?

– П-п-просто вы часто смотрите на м-м-меня. Даже к-когда я м-молчу и ничего не д-делаю.

Ваня ждал, когда воспитательница заругается на него. В конце концов, не каждый взрослый потерпит такое откровенное хамство. Поэтому сейчас он даже втянул голову, опасаясь оплеухи. Однако то, что сделала Софья Васильевна, ни шло с этим ни в какое сравнение. Вместо всех этих видов расправ с его бессонной персоной она просто улыбнулась.

Конечно, он догадывался, что его воспитательница больше строгая, чем злая. Наверное, причиной этому выводу послужил тот самый случай с ее дверью. Петька с Филатом весь вечер не вытаскивали крапиву из штанов, боясь Савельича. И только когда тот ушел домой, они, с разрешения воспитательницы, достали злосчастное растение. В их глазах стояли слезы, и Софья Васильевна приказала обоим лечь и живот и спустить штаны. Петька с Филатом подумали, что она собирается добавить им наказания. Они и в испуге вытаращили на нее глаза, вцепились в штаны и отрицательно замотали головами. Однако она дала понять, что свое наказание те уже отбыли, и хочет помочь.

В итоге весь вечер и всю ночь эти двое провели без сна, пока на их красных попах лежал толченый подорожник. С этой щепетильной процедурой она заставила помогать Ваню, поэтому только он один видел ее легкую улыбку в тот момент. И именно с того случая она стала к нему присматриваться. А для Петьки и Филата все это было настолько унизительным, что малейшее об этом упоминание выводило их из себя.

Но сегодняшняя поздняя улыбка воспитательницы показалась ему какой-то другой. Эту улыбку она не побоялась ни от кого скрывать. Она была настолько яркой, что даже горевшая в комнате свеча меркла на ее фоне. Ваня не знал, как на это реагировать, поэтому предпочел остаться в прежней позе. Не первый раз взрослые улыбались ему, а потом отвешивали подзатыльник. Но Софья Васильевна даже и не думала его колотить. Вместо этого она жестом пригласила его за стол и указала на калач. Опасаясь, что она передумает, Ваня на всякий случай запихнул калач в рот целиком. Улыбка воспитательницы стала еще шире.

– Не торопись. Я его не отниму.

Ваня молча кивнул, но калач изо рта не выпустил.

– Извини, если испугала. Как тебя зовут?

За время в приюте она еще не успела выучить всех детей. Наверное потому, что мало с ними общалась. Или она мало с ними общалась, потому что не знала, кого и как зовут.

– Ваня, – ответил он, дожевав калач.

– Хорошее имя. Значит, Ваня, ты решил, что чем-то мне не нравишься?

– Да.

– Даже несмотря на то, что мы с тобой практически не говорили.

– Ага.

– А не приходило ли тебе в голову, что я могу интересоваться тобой в других целях?

Ваня отрицательно помотал головой и нахмурил брови. Зачем еще им интересоваться? Он был не настолько занятным ребенком, чтобы кого-то интересовать. Он уже вырос из того возраста, когда взрослым хотелось его потискать, и не приблизился к тому возрасту, когда с ним было бы интересно поговорить. Поэтому его удивленное лицо полностью отображало все эти мысли.

– Сейчас я кое-что тебе покажу, – сказала она настолько тихо, что он даже немного приподнялся со стула. – Но сперва ты должен пообещать, что это будет наш с тобой секрет. Ты умеешь хранить секреты?

Ваня уверенно закивал головой. Как-то раз в отместку за случай с крапивой Петька прочистил курительную трубку Савельича навозом. Несмотря на угрозы смотрителя, Ваня Петьку не выдал.

– Очень хорошо, – на этих словах Софья Васильевна сделала шаг в бок, и Ваня поймал себя на мысли, что все это время она стояла на одном месте, скрывая что-то за спиной. Едва она отошла, как Ваня увидел позади нее стоящий на трех деревянных ножках большой бумажный лист, на котором был какой-то рисунок. Она кивнула ему, что он может подойти поближе и все рассмотреть.

Ваня неуверенно сделал первый шаг, ожидая, что все это какой-то розыгрыш, и она вот-вот отвесит ему оплеуху за эту позднюю вылазку. Однако воспитательница даже не пошевелилась, и Ваня неуверенно подошел к рисунку. На нем был изображен светловолосый мальчик, который лежал в кровати, укрывшись одеялом. Он даже немного напоминал Ване его самого. Вот только Ваня редко смотрелся в зеркало, а когда смотрелся, то был уверен, что его глаза другого цвета.

– Это мольберт, – объяснила она, указывая на необычный для Вани предмет. – Он помогает мне писать картины. Мальчик на рисунке… Похож?

– На кого? – удивился Ваня.

– На тебя. Я пыталась нарисовать тебя. Если бы ты меньше вертелся в кровати, я бы закончила еще на прошлой неделе.

Ваня удивленно пожал плечами. Ни разу в жизни никто еще не интересовался его внешностью. Что уж говорить о том, чтобы кто-то хотел его нарисовать. Если бы он чаще смотрелся в зеркало, то мог бы дать ей правильный ответ, но на всякий случай кивнул. Ему не хотелось расстраивать воспитательницу.

– Похож.

– Вот только твои глаза – синие, а не голубые. Я только сейчас это увидела. Ничего страшного, эту неточность легко исправить. – Она тут же взяла в руки кисточку, которую Ваня ранее принял за волшебную палочку, но вскоре отложила ее. – Я могу сделать это и позже.

Ваня продолжал изучающе смотреть на картину, все больше и больше узнавая в ее деталях общую спальню. Настолько сильным было сходство, что этот рисунок стал казаться ему каким-то волшебным. Ваня одновременно был на картине и смотрел на себя со стороны.

Воспитательница предложила ему чаю и Ваня, уже не ожидая с ее стороны подвоха, согласился. Они немного поговорили о Ваниной жизни, а потом она попросила его идти спать.

Следующим вечером, сам не зная почему, он дождался, пока все уснут, и снова пошел к ней. Утром Савельич установил новую дверь, поэтому, опасаясь, что стук может кого-нибудь разбудить, он сбегал во двор, сорвал лист подорожника и просунул снизу. Спустя время Софья Васильевна с улыбкой открыла и вновь пригласила его зайти.

Так продолжалось последние две недели. В течение всего дня она вела с ним так же, как с остальными, а по вечерам пелена строгости спадала, и они много разговаривали.

Ваня рассказывал про свою жизнь в приюте, рассказывал про каждого из ребят. Именно с его помощью Софья Васильевна выучила всех по именам и вообще узнала о них много всего. Например, она узнала, что у Васи аллергия на молоко, поэтому, когда он отказывается его пить, то не хочет обидеть Савельича, с таким трудом его доставшего. А когда во время грозы Гриша начинает кричать, это не значит, что он дурит. Просто он очень боится грома.

Эти мелочи про каждого из детей вскоре превратили Софью Васильевну из воспитательницы, которую все боялись, в женщину, которую все полюбили как родную. Правда, Петька и Филат, почуяв слабину, начали драться в ее присутствии. Но делали они это быстро и вполсилы.

И вот сейчас, сидя в смородине и выслушивая планы Петьки и Филата, Ваня понял, что именно те решили украсть. Если сложить слова «малер» и «альберт», получится именно «мольберт». Тот самый, что стоял в комнате их воспитательницы. Как-то раз Ваня спросил, откуда он у нее. Софья Васильевна не ответила на вопрос. Она лишь сказала, что этот мольберт – ее единственная связь с прошлым.

Поэтому сейчас, скрываясь от хулиганов, он оказался перед очень сложным выбором. Стучать на них воспитательнице он не собирался. Все-таки этому правилу было много лет, а с Софьей Васильевной он познакомился совсем недавно. С другой стороны, даже за столь короткое время она стала ему так близка, что он не хотел допустить подобного. Одно дело, когда Петька с Филатом отбирают хлеб у малышей, но сейчас все иначе: речь шла о самом настоящем преступлении, а Ваня оказывался их сообщником. И как только он подумал, что хуже быть не может, на него сверху налетел один из хулиганов.

– Это кто у нас тут подслушивает? – спросил Петька отряхиваясь.

Филат поднял Ваню за шкирку и отволок к дереву. Петька подошел следом.

– Что же нам с тобой делать? – Филат одной рукой сжимал его за воротник, а на другой поигрывал костяшками. – Ты ей настучишь?

Ваня отрицательно покачал головой.

– Вот и молодец, – его одобрительно пошлепали по щекам.

– А если все-таки передумаешь – не забывай, что засыпаешь ты с нами в одной комнате.

Вдруг Филат наклонился к Ване и прошептал ему на самое ухо:

– И однажды можешь случайно не проснуться.