Читать книгу Кодексы Чарли - Алексей Егоров - Страница 6

* * *

Ночь

Темнота прилипала к ногам как слизь. Это не комната погрузилась во тьму, это мир опрокинулся и погрузился в небытие. Ночь выпачкивала собою стены в спальне маленького мальчика. От такой грязи сразу не отмоешься никаким мылом. Ею приходилось дышать, в ней приходилось находиться. Быть, существовать, жить. Окутываться этой самой темнотой. Соблюдать ее законы.

На кого-то темнота оказывает благотворное влияние: успокаивает, умиротворяет. Мальчик не знал что это за слова. Для него темное время суток было либо временем для обучения. Либо, временем для испытания.

Казалось, если не соблюсти придуманные ритуалы, можно более не проснуться никогда. Ритуал заключался в следующем:

«Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя поворачиваться к дверному проему. Что бы там не было, никогда нельзя высвобождать голые ноги из-под одеяла. Нельзя кричать или создавать другого шума.

Нельзя!»

Было очень страшно. Но он знал, что это не страх. Это в первую очередь испытание.

Мальчик не знал, что делать перед тем как идти ложиться спать. Это может показаться странным, но об этом редко кто задумывается ежедневно. Что вы делаете перед сном? Читаете? Пьете теплое молоко или чай с лимоном? Разговариваете сами с собою?

Чарли не знал, что нужно правильно делать перед сном. Думать о маме он боялся. Об отце старался не вспоминать никогда. Но картинки с его присутствием сами собой всплывали перед глазами.

Отец был, в том-то и дело что его более не было. Но он постоянно проскальзывал в его мыслях.

Теперь вот мальчику припомнилось как однажды папа решил сводить его в цирк. Чарли терпеть не мог цирка, но боялся сказать об этом отцу. На представлении папа вел себя нервно: ерзал на своем месте, срывался то за пивом, то за казенаками. Представление его явно не увлекало. Но вдруг он заметил что и мальчику представление не интересно. Он спросил его об этом и вдруг узнал, что Чарли не любит цирковых представлений. Он тут же признался в своей ненависти вообще к каким-либо увеселительным мероприятиям. Домой они шли молча. Но стоило мальчику переступить порог своего дома, отец тут же сильно ударил его в спину. Мальчик отлетел кубарем, сильно ударился головой о стенку напротив. И отец орал как умалишённый, обвиняя маленького Чарли в отсутствии мозга: «Ты тратил мое время на цирк, – кричал он, – ты превращаешь мою жизнь в представление, по-твоему это смешно?!»

«Это смешно…»

Все как обычно начиналось ближе к полуночи. Конечно каждый раз укладываясь в постель, он старался закрыть глаза; не просто закрыть, зажмурить их с неистовой силой. И постараться уснуть до двенадцати. Но мысли лезли через уши и через ноздри, казалось, что все эти отверстия, придуманные богом и нужны только для этого. Он догадывался что это мелкие духи, живущие под подушкой: так ему казалось.

«Никогда не одевать черные носки. Никогда не вытираться темным полотенцем. Не наступать на линии и боже упаси на выщерблены на асфальте или лестнице. Не прикасаться к темным пятнам на перилах. Не оборачиваться на людей в темном. Ненавидеть черноволосых женщин. Не ждать помощи»

Так он однажды написал в своем дневнике. Вернее, это было отпечатано на печатной машинке отчима. Отпечатано на старых, почти пожелтевших листках бумаги. И уложено в потертую зеленую папку с гербом неизвестного ему государства или союза на титульном листе.

Отчим возомнил себя писателем, и стучал, сидя на чердаке. Стучал ли он о чем-то порядочном; малыш не знал?! Ему это было не интересно. Интереснее было не растерять собственных знаний. Они лезли каждую ночь в него отовсюду. Он задыхался в ночных кошмарах, просыпался с пеной на детских трясущихся губах. Пытался учить какие-то молитвы. Ничего не помогало. Но когда записывал, становилось просто легче. В основном писал по ночам. Потом утром перечитывал и удивлялся написанному. Совсем не помнил самого процесса написания. С этим было страшно жить. И еще… это помогало! Помогало жить, помогало не бояться, помогало оставаться каким-то небольшим человечком. Именно таковым он себя и чувствовал. Очень маленьким существом на огромной звезде в кромешной темноте. И не было более ничего вокруг него или вокруг этой огромной звезды. Темнота, та самая слизь что прилипла теперь к ногам как грязь.

«Никогда не переступать порога с левой ноги. Не рассыпать соли. Не оставлять крошек на столе (особенно на ночь). Не жалеть людей. Не любить людей. Не верить никому. Не ждать. Не надеяться»

Вот и сейчас все начиналось вновь, как и каждую ночь. Он стиснул зубы и укутался в толстое ватное одеяло. На кухне что-то щелкнуло. Он подогнул ноги к животу и обнял их маленькими ручками. Одинокая слезинка вырвалась сквозь преграду крепко, намертво сомкнутых век. Губы побледнели и затряслись. На кухне щелкнуло сильнее. Послышался шорох и затем звук открывающегося холодильника. Кто-то неведомый пошарил внутри и кряхтя, и плюясь от негодования хлопнул дверцей.

Малыш вздрогнул.

Кто-то с кухни медленно шаркая старой обувью по паркету, направился к его спальне. Подошел к двери и приоткрыл ее. Мамина спальня была далеко, на первом этаже. Кричать нельзя, оборачиваться нельзя.

Сразу запахло мочой и плесенью. Конечно он не открыл глаз и не обернулся. Но внутри все свернулось в маленький клубок. Замерло в ожидании смерти.

Этот, что с кухни, отворил дверь и перекачиваясь вошел в спальню.

«Не оборачиваться. Не открывать глаз. Не разговаривать. Не верить»

Он съёжился еще сильнее. Маленькое тело ослабло и затряслось в конвульсии. Слезы ужаса теперь текли по детским щечкам как два потока вечных священных рек. Он не мог это контролировать, даже не старался.

Этот подошёл ближе. Провел большой вонючей рукой вдоль одеяла. Малыш почувствовал это кожей. Нет, он не дотронулся, но малыш точно знал где сейчас его руки. Затем этот, что с кухни, аккуратно присел рядом на краешек детской кроватки и сильно высморкался на пол. Откашлялся и плюнул в противоположную стенку от кровати. Малыш вздрогнул. Тот, что с кухни, рассмеялся и снова встал. Наклонившись к самому детскому дрожащему ушку, он произнес:

– Если обоссышься, завтра тебе снова зададут по первое число, – при этом он сильно расхохотался и начал отчаянно размахивать руками. Запах мочи усилился.

Простыня под малышом стала мокрой. Он последний раз конвульсивно дернулся.

«Не любить. Не верить. Никогда не ругаться плохими словами. Не ждать. И …если получится… никогда не просыпаться»

Тот, что с кухни, испарился в воздухе, издав несколько щелчков. Так щелкают пальцами завсегдатаи баров, заказывая себе выпивку. Так щелкают, когда тебе очень и очень страшно. Когда страх – это и есть этот звук в пустоте твоего ночного одиночества. И ты один на один с этим. И то, что планета на которой находится твой материк, твоя страна, твой город и твоя улица с домом потрясающе огромна, не имеет теперь никакого значения или смысла. Только ночь. Только ты. И только он.

Малыш потерял сознание.