Читать книгу Моя правда! Серия «Русская доля» - Алексей Иванович Чепанов, Алив Чепанов - Страница 10

Наступил 1914 год. Грянула Первая мировая война. Была объявлена всеобщая мобилизация. В лето во всех окрестных селах, прямо с полей, в самый разгар жатвы, молодежь забирали на призывные пункты. Русская армия должна была вступить в войну в соответствии с международными соглашениями. Уже в начале августа первые русские части перешли границу Германии. В результате Кайзер Вильгельм остановил свой поход на Париж и повернул свои части с западного направления на восточное. Однако вскоре выяснилось, что Русская армия не достаточно подготовлена к войне, что повлекло за собой огромные потери в личном составе, вооружении и техники. Погибли десятки тысяч русских солдат. Посылая простой народ на войну, царь преследовал, также, и внутриполитические цели. Война отвлекала основную боеспособную массу трудящихся от революционных мыслей, которые после 1905 года, нет-нет да и проявлялись в обществе. Всеобщая мобилизация снижала антиправительственные настроения в обществе, снижала и активность оппозиционных организаций. Российской буржуазии война также была на руку, она получала возможность выхода на новые международные рынки, а это сулило большие прибыли.

Первоначальные победы Русской армии в Карпатах, на Западной Украине и в Закавказье весной 1915-го года, быстро сменились неудачами. Бездарность, излишняя самоуверенность и в тоже время крайняя неповоротливость царских генералов повлекли за собой дальнейшее отступление и потери. Тем не менее российские олигархи уже считали прибыль от новых источников. Новые прибыли поступали с захваченных в ходе войны территорий. Буржуазия готовилась к дальнейшему повышению своей роли в управлении Российским государством. Простой же народ продолжал погибать на полях сражений за интересы царизма и крупного капитала, надрываться от непосильного труда и умирать от голода в тылу.

По мобилизации взяли в армию и Тимофея Михайловича. Теперь кроме Александра, который работал на оборонном заводе и имел бронь, все братья как истинные патриоты честно служили и самоотверженно защищали веру, царя и отечество на фронтах империи. Поначалу братья писали глубоко патриотические письма, подробно описывая успехи Русской армии на фронте. В то время, особенно в начале войны, большинство русских солдат было уверено, что воюет за Россию-матушку, за её интересы в мире, что иначе нельзя, что защищать свою землю это священный долг каждого гражданина нашей страны, что захват чужих земель тоже входит в это понятие. Народ по своей массе был вообще неграмотный: не умел не читать, не писать. Данное положение было на руку царской власти и крупной буржуазии. Жизни простых необразованных солдат, российская буржуазия меняла на баснословные прибыли, получаемые в ходе войны с оккупированных территорий. С этих же территорий, за счет местного населения, пополнялся и личный состав редевшей в боях Русской армии. Солдаты же были ослеплены и оглушены пафосными патриотическими лозунгами, звучащими с разных трибун и изобилующие во всех государственных газетах.

В тылу жизнь рабочих и крестьян отягощалась тем, что оставшимся дома, «пахать» приходилось теперь за троих и за четверых, тех кто воевал на фронте. Официальная пресса каждый день вещала о нарастающих со всех сторон об эпидемиях различных болезней и всяческих кризисах: экономических, политических, продовольственных, транспортных и так далее. Народ недоумевал, почему все кризисы, эпидемии и войны, происходящие в стране, сказываются только на простых работягах, не отражаясь, ни коем образом, на благосостоянии царствующей фамилии, приближенных к власти, чиновниках, капиталистах и помещиков. От этих крамольных мыслей необходимо было граждан как-то отвлекать. Для этого использовался полный арсенал массовой психологической обработки мозгов: церковные проповеди, патриотические лозунги, митинги и собрания с стандартными воззваниями к традиционным моральным ценностям: бог, царь, отечество. Но царская пропаганда давно приелась основной народной массе и уже мало на кого действовала, особенно в войсках. Всё чаще солдаты переставали подчиняться приказам своих командиров, отказывались идти на смерть в атаку и тут и там по линии фронта возникала, так называемая «буза».

Вскоре в письмах и вестях с фронта стали преобладать совершенно противоположные настроения. Сыновья Михаила Ивановича писали что, солдаты испытывают бесчеловечное обращение со стороны офицеров-командиров, терпят издевательство и побои. Солдат продолжают гнать вперед в чужие земли.

«Мы бросаемся в атаку, но с каждым броском, с каждой атакой, постепенно начинаем задумываться о своей жизни и судьбе. За что и за кого эта война? Ради чего миллионы убитых?» – писал Тимофей с Западного фронта. «Становится очевидным, что не сегодня, так завтра уж точно, мы – русские солдаты: крестьяне и рабочие, тоже ляжем навсегда в вязкую грязь чужой незнакомой земли и возможно вообще без всякого погребения.»

Постепенно братья проникались идеями всеобщего освобождения, равенства и братства. Это было им и близко и понятно так как они родились и выросли в деревенской общине, где всё всегда делилось поровну.

В июле 1915 года пришла устная весточка от Виктора, которую передал сосед Митька Богачев прибывший на побывку и воевавший вместе с Виктором в одном полку на Южном фронте. Митька, сразу по приезду, чтобы не забыть, заскочил к Животовым передать родне устный привет от Виктора и письмо. Сидя уже за столом, приняв пару стопок «на грудь» и закусив с дороги, Митяй передал Михаилу Ивановичу большой привет от сына и ещё то, что сейчас в письмах не пишут, как многозначительно прокомментировал Митяй перед рассказом:

– Мы с Андреем, дядя Миша, вступили в партию социалистов-революционеров и в армию – на фронт уже не вернемся. А Андрей по заданию партии сейчас направлен с помощью наших в штабе в Питерский гарнизон. Я тоже скоро туда еду, там сейчас всё решается, в столице.

– Ну а на фронте то, как оно? – подвинулся ближе Михаил Иванович. – Чья берёт?

– Вначале вроде бы наша брала. А сейчас бьют нас вовсю германцы. Терпим поражение за поражением. Войне конца не видать. Офицерьё совсем озверело. Солдат муштруют хуже прежнего, за невыполнение приказа командира, за отказ идти в атаку сразу под арест и дело направляют в военно-полевой суд. Военно-полевые суды работают не покладая рук. В 24 часа или расстрел или петля. Виселицы стоят по всей линии фронта.

– Во как! И что же наши то генералы? Чего же они? – наливая в стопку и пододвигая сало, пытал Дмитрия Михаил Иванович.

– Верховный главнокомандующий великий князь – дядя царя ни чего не смыслит в военном деле. Уступает врагу город за городом. Отдали: Вильнус, Варшаву, Львов, это только те которые при мне отдали. Армия несёт огромные потери. Ходят слухи о предательстве на самом верху. Солдаты не выдерживают, бегут. Генералы отдали приказ создавать в тылу заградительные батальоны для сдерживания отступления. Несчастный солдат, если в плен не попадёт, если немцы не подстрелят, тогда заградители расстреляют, когда назад повернёт. Семьи же сдавшихся в плен, теперь лишаются всякого пособия за служивого. А тех кто в плену побывал сразу в Сибирь, в рудники. Вот причём тут семья солдата? Скажи, дядя Миша? – потянулся за налитой стопкой Дмитрий.

– Да-аа, Митька, плохи видно наши дела, уступаем немцу. Наше бы поколение не уступило. Наверное нам придётся идти, ни чего вы не можете. Только краснобайству, да революции этой вашей и научились. Одной болтовнёй германца не возьмешь! – начал расходиться Михаил Иванович. Но тут же довольно быстро осёкся и смягчился:

– Ну а сам то он как? Витька то?

– Да жив здоров и не ранен ни разу, ни то что я. Вот пулю немецкую в ляжку поймал, потому и отпустили до дома долечиваться. – Дмитрий скрыл от родителей Виктора что тот тоже был ранен в правое плечо в одно время с ним и теперь переведен в Петроградский гарнизон по ранению. Виктор знал, что Митька едет домой и скоро увидит родителей и предупредил чтобы он не распространялся по поводу его ранения.

А насчёт нашего поколения, ты, дядя Миша, это зря. С нашей деревни ребята как положено воюют, геройски можно сказать, у всех почитай кресты георгиевские, а у кого и по два-три, а сколько вообще не вернулось, полегло на чужбине…

Михаил Иванович обнял Митьку:

– Это я так, не бери в голову. Увидишь кого из моих передай: пущай тольки не пропадают коли живы. Не хай объявятся уж как-нибудь. А то мы с матерью места себе не находим. С утра до вечера молимся с матерью за каждого поименно.

Сам Михаил Иванович, в это время, в отличие от сынов, «воевал» со своим бабьим войском, оберегая семью от соседей и разных пришлых. Особенно дед Михаил обхаживал самую молодую сноху Ульяну – жену Тимофея. Бабушка Евдокия хотя и сидела все время дома с внучатами, однако кое-что знала об этих отношениях. В сентябре, когда хлеб был уже убран и вывезен с поля, Михаил Иванович находил время и помаленьку молотил зерно в старом сарае на окраине деревни. Бабушка Евдокия посылала маленького Ваню к деду с разными поручениями. Однажды Ваня застал такую картину. Дед в серых исподних холщовых подштанниках, в которых он обычно щеголял в теплую погоду, широко расставив ноги и немного согнувшись молотил овес, поплевывая на руки и ловко перебрасывая цеп из руки в руку. Ульяна стояла напротив, в белой холщовой рубахе и исподней юбке, то выпрямляясь, то сгибаясь. Дед, ловко перебрасывая цеп, с лукавой улыбкой пробегал взглядом по видимым формам молодой женщины. Ульяна со своей стороны часто похохатывала, порядком соскучившись по присутствию мужчины. Казалось, что она чувствовала себя снова молодой и озорной девчонкой. Возникало такое обоюдно-радостное чувство между ними, при котором трудности работы почти не замечаешь, возвращается состояние былой молодости и задора. Усталость от такой весёлой работы не ощущается и как-бы проходит стороной. Такое состояние на работе даже не требует вознаграждения за труд, оно само по себе, как награда.

После свадьбы Тимофея у деда больших расходов не предвиделось. Семья была в расцвете сил, правда в сокращенном составе. Старший сын Александр давно уже жил самостоятельно своей семьей в Питере, а Виктор, Андрей и Тимофей воевали. В наличии были только: жена Виктора – Софья с дочкой Дашей, жена Андрея – Полина с сыном Ваней и молодая жена Тимофея – Ульяна. Сам дед Михаил еще имел достаточно физических сил в свои пятьдесят семь и старался ни к кого не звать и справляться самостоятельно со всей мужской работой. Тем более вокруг всегда находились молодые женщины и он должен был перед ними соответственно держаться молодцом, а не разваливаться как старый пень. Его жена Евдокия, теперь он её звал бабкой, хотя она не была еще старухой, взяла на себя всю работу по дому и готовку. Молодая женская часть помимо стирки и готовки, трудилась под руководством Михаила Ивановича на скотном дворе, в поле и на огороде. Так совместным упорным трудом и режимом жесткой экономии хозяйство Животовых удерживалось на должном уровне достатка. Животовы ни у кого ни каких кредитов ни когда не брали, но и сами своим добром ни когда не разбрасывались. В традициях семьи не было большого доверия к окружающему миру. Михаилу Ивановичу в режиме жёсткой экономии получалось даже кое-что откладывать. Скопленных средств, наконец, хватило, чтобы купить усадьбу-хутор, в трёх верстах от деревни в очень красивом месте, на противоположном крутом берегу Мокрой Таболы. В первый же год участок был засеян зерном и давал хорошую выручку. На очереди было строительство дома на хуторе.

Как-то одним из осенних вечеров, поддерживая мешок, куда дед насыпал овес, бабка сказала:

– Ты бы взял с собой мальчишку на ярмарку, пущай привыкает.

– Держи лучше! – со злостью рванул за край мешка дед, – Без тебя знаю кого мне брать в помощники. Мал он еще – добавил он после паузы, слегка смягчившись.

Однако бабка уже знала, что дед сдался и возьмет внука, хотя планировал взять с собой Ульяну.

Ваня ехал на ярмарку первый раз за двадцать с лишним верст в город на телеге. Это было по-настоящему здорово. Он боялся неловкого слова или неловкого движения, которые могли бы повлиять на решение деда. Находясь под впечатлением от предстоящего путешествия, Иван накануне отъезда спал плохо и проснулся не в очень бодром настроении.

Было прохладное сентябрьское утро, темно и сыро, около телеги, кряхтя, возился дед Михаил, укладывая солому и вещи. Затем он подмазал дегтем колеса, подвесил баклагу, запряг лошадь, попрощался с бабкой и наконец тронул вожжами:

– Но, милая-я! – и телега медленно и чинно двинулась вдоль деревни. Вскоре они миновали свою деревню, за ней соседнюю и выехали на «большак», о котором Ване раньше только доводилось слышать от старших. Сколько тут было глубоких, поросших травой следов от множества телег. Но только две колеи были наезжены, по одной из которых и ехала подвода с дедом Михаилом и Ваней. Казалось, что раньше по всем колеям сразу ехало много телег. Большак казался невероятно длинным и бесконечным. «Наверное, вот такой большак и ведет на самый край света, если по нему ехать и ехать, прямо, никуда не сворачивая,» – думал про себя Ваня. Вскоре путники догнали впереди идущий обоз. Дед слез с телеги, взял вожжи и пошел рядом.

Большак постепенно вывел обоз на косогор. Слева была широкая долина с пологими склонами, покрытыми зеленой вытравленной травой с торчащими черными пнями. На противоположном склоне, кроме пней, стояли редкие, но пышные дубки, из-за которых за горизонтом показалось каравае образное красное солнышко. Низ долины был покрыт сизой дымкой тумана.

– Смотри, Михайло, – обращаясь к деду, показывал на долину незнакомый Ивану другой, судя по возрасту, тоже, дед. – Дубок то почти нацело вырубили.

Дед Михаил ускорил шаг, поравнялся с впереди идущим дедом, поздоровался и пошел с ним рядом.

– Дайка своей махорочки… Ты что же, один? – спросил другой дед.

– С внуком, – вытаскивая кисет и отрывая курительной бумаги, указал на Ваню, Михаил Иванович.

– А какая хорошая роща была – указал вправо чужой дед. Я еще помню, это, однако давно было, еще был жив мой покойный отец, царство ему небесное, мы с ним приезжали сюда за дубками.

– Много за это время вырубили, – отвечал Михаил Иванович. – Я еще помню, когда в этой местности скрось был лес.

За время путешествия они многое вспомнили из прошлой жизни, даже о тех временах, когда сами были детьми.

Солнце стало быстро подниматься, прогревая воздух и сгоняя росу. Обоз увеличивался, разрастался с каждой верстой. Появлялись тарантасы, обгонявшие обоз и даже кареты, запряженные парой. Все тянулись на ярмарку. Почувствовалось оживление в обозе, люди без особой необходимости подгоняли лошадей. Наконец стали появляться добротные дома и показался частокол. За частоколом открылась во всей своей ширине, огромная площадь, уставленная всяческими сарайчиками, будками и навесами. Всюду стояли повозки с мешками, корзинками, ящиками, дровами, сеном, овощами и иными продуктами питания. Везде стояли весы, лошади, коровы, овцы и недовольные поросята. Все вокруг кричало, мычало, блеяло и ржало. Это была атмосфера ярмарки, рынка, базара. В этой новой атмосфере маленький Ваня почувствовал себя как-то по-особенному, будто он попал именно на своё место. Ярмарка подпитывала его какой-то необъяснимой внутренней энергией. Он был в восторге, сам даже не понимая от чего. Сам процесс торговли между двумя взрослыми дядьками, выглядел для Ивана как-то несерьезно, хотя сделки совершались порой довольно денежные. Каждый из участников купли-продажи стремился провести другого и в результате продолжительных споров, как-то оба сходились в цене и тогда каждый про себя думал, что именно он и победил в сделке. Ваню это очень забавляло и в тоже время, как бы шутя, он приобщался к азам торговли, к азам коммерческой деятельности. Всё же, несмотря на всю внешнюю забавность происходящего, Ваня относился к торговому процессу на полном серьёзе с нескрываемым интересом. Иногда ему казалось, что торговля – это его истинное предназначение, что это именно то дело, его дело. Уж он бы обязательно выиграл бы в этом хитром соревновании – кто кого проведёт. Ему было так тут интересно и весело, что даже не хотелось возвращаться назад. Но всё когда-нибудь заканчивается, а самое интересное и весёлое почему-то заканчивается быстрее всего. Тем временем стало темнеть. Ваня с неохотой, через силу, помог деду собрать пожитки, медленно уложил на подводу оставшуюся тару и прикупленные родне подарки. После недолгих сборов, обоз, включающий и подводу деда Михаила с внуком, уже с большим темпом, чем ехал на ярмарку, тронулся в обратный путь.