Читать книгу Моя правда! Серия «Русская доля» - Алексей Иванович Чепанов, Алив Чепанов - Страница 5

На всю жизнь Михаил Иванович запомнил эту долгую длинную дорогу в незнакомую и дикую Сибирь. Незаметно как-то миновали Урал с его душистыми, прозрачными серебренными речками и ручейками, обильной, годами не скошенной, травой. Здесь устраивали дневные и ночные привалы. Эти места были краше родных, да вот только пахотных земель было маловато. Иногда всё же появлялись пахотные поля и русские деревни, в одной из которых Дуся и родила мальчика, которого тут же окрестили и назвали Андреем. Нельзя было ехать дальше с не крещенным ребенком. В случае преждевременной внезапной смерти, как гласило поверье – ребенка в рай не примут. Михаил хотя и сомневался в существовании рая, но уступил жене в её просьбе. Она редко так горячо и настойчиво просила его о чём-нибудь. Новорожденного окрестили в той же деревне в которой он и родился.

Через пять дней после родов, они продолжили путь. Младенец жадно вдыхал свежий воздух, согревался теплом и любовью матери, и питался её молоком. Так, в телеге, по-цыгански, по пути из Европы в Сибирь, родился Андрей Михайлович Животов – отец Ивана. Уже в Сибири, на втором сроке контракта, в семье произошло ещё одно пополнение – родился Тимофей.

По истечении срока контракта, многие из завербованных крестьян с семьями оставались на постоянное поселение в необъятных степях Зауралья, где обилие земель просто завораживало и притягивало как магнитом всех приезжих крестьян. Михаила, же, всё время пребывания в Сибири, неудержимо, иногда прямо до тоски, тянуло домой в родную Писаревку. Отработав еще один срок по контракту, он к окончанию срока контракта, распродал тамошнее хозяйство, в одночасье решительно собрался и с лёгким сердцем, всей своей уже подросшей семьей, двумя подводами, двинулся на Родину. Опять его подгонял этот неудержимый могучий «ветер странствий», который дул теперь уже из Сибири в сторону дома. Этот ветер нёс Михаила и его семью, казалось отрывая и подводы и лошадей от земли, будто у них вдруг выросли крылья. Так Михаил спешил домой.

…Наконец стали появляться похожие на родные ландшафты: русские деревни в окружении бескрайних полей, березовых рощ и извилистых речушек. Перед странниками вдруг предстала во всей красе давно забытая картина русского крестьянского быта. Картина сенокоса. Все косари периодически деловито подходят к металлическому эмалированному ведру и, черпая такой же металлической эмалированной кружкой, не торопясь, чинно выпивают водки кто сколько зачерпнул. Такую картину, едущие из Сибири не видели уже больше десяти лет. На передней подводе возвращающихся из Сибири сидел сухой, жилистый, широкоплечий, местами с еле заметной сединой дядька со свой смуглой, слегка раздобревшей, черноволосой супругой. Это был Михаил Иванович Животов со своей многочисленной семьёй. Чтобы было веселей в дороге, он вел беседу с самим собой и ещё, наверное, с женой, когда она его слушала.

– Нет, уж в другой раз я в Сибирь не поеду. Ни куды больше не поеду и точка. – громко в слух рассуждал, ехавший на первой подводе, Михаил Иванович. Надоела мне эта езда за тридевять земель в тридесятое царство, да и стар я уже стал, – признался в первый раз он в слух. – Буду устраиваться на постоянное жительство в своей родной деревне, где я родился, где родились мои отец и мать, и их отцы, и их матери и все, все наши предки. Попрошу у общины на сходе в Писаревке, в этом нет ни чего унизительного, чтобы мне выделили усадьбу, где-нибудь среди деревни, хотя бы и на косогоре. На всё кажись буду согласен, – не очень уверено добавил Михаил Иванович – только бы на родину осесть обратно. – Уж больно мне опостылела энта Сибирь, да и работа на дядю тоже. То ли дело наша земля, она никогда тебя не обманет и не обсчитает. Как ты поработаешь, так и получишь. Проспал – пеняй на себя. А то там…, – указал он небрежно куда-то назад по ходу движения, … ты пашешь во всю силу, стараешься, как всегда, как привык с рождения, а другой только показывает вид что работает, а деньги одинаковые – арте-ельны-ые, – передразнил Михаил Иванович кого-то и смачно плюнул в сторону.

Весьма своевременное было решение Михаила Ивановича о возвращении. К концу 19-го века, Россия, вслед за Западной Европой, окунулась в пучину острого промышленного кризиса. Уже резко сократилось металлургическое производство и железнодорожное строительство. Меньше средств выделялось на строительство Транссибирской магистрали. Закрывались промышленные предприятия. Только на селе было, как всегда, полно работы, независимо ни от экономического, ни от политического, ни от какого еще кризиса.

– А разве можно сравнить сибирские земли с нашинскими? – продолжал выступать Михаил Иванович. – Едешь, едешь, а кругом ковыль, да ковыль, нет ни деревни, ни деревца, ни горы, ни реки, степь, да степь кругом, аж глаза болят. А то покажется, прости меня грешного царица небесная, вроде как какая-то деревня и даже ветлы стоят возле пруда. И все это не далеко, на косогоре, вроде как в часе езды, а едешь, едешь до темноты и ни только пруда с ветлами, а и деревни то нет никакой. Мираж. Перекрестишься и поддашь ходу. Только в Уральских горах и можно спрятаться от этих миражей, – так рассуждал Михаил Иванович, следуя сбоку перегруженной подводы.

Его жена, Дуся, молча кивала и слегка улыбалась, полулежа на подводе, обнимая двоих самых младших деток: Андрюшу и Тимошу, которые любили слушать выступления отца, хотя иногда и не понимали о чём он. Старшие детишки ехали на второй подводе, где правил, важно восседая на узлах с добром, самый старший уже совсем взрослый двадцатилетний Александр.

«Деньги я зря тратить не буду, не пропью. Это Дуся зря про меня сказала, что я пьяница. Это она с тоски. Я ведь пью только по великому случаю, или по делу, или за компанию какую тоже только для пользы, а главное всегда умеренно. У меня детей много. Александра уже женить надо, Машу и Софью – за муж пора выдавать, а малых еще вырастить надо. Что бы не попасть в кабалу обязательно нужно обзавестись собственным хозяйством и много работать. Эх, землицы бы только побольше дали. А что? Деньги есть и прикупить можно.» – размышлял про себя Михаил Иванович, словно подводя итог очередному этапу своей жизни.

Не так скоро, как это сказывается в сказках, но всё же Михаил Иванович, обремененный своей большой семьей, приехал туда, откуда он десять с лишним лет назад, казалось, уехал навсегда и где его уже никто не ждал. Его пожилые родители за время его отсутствия умерли. Старший брат, похоронив родителей, продал всё хозяйство и съехал из Писаревки под Тулу. Брат – Константин по-прежнему ни подавал никаких известий из армии. Только теперь Михаил по-настоящему, всеми фибрами души ощутил одиночество и всю ответственность, которая теперь лежала полностью на нем, как на главе семьи. За свою жизнь он достаточно насмотрелся на тех, кто не осилил такую ответственность, не смог удержаться на плаву и упал на самое дно.

На первое время деньжата то были, но разве они были для этого предназначены, разве для этого они были заработаны таким тяжким трудом на чужбине, чтобы прожить их тут просто так. Нет эти деньги он должен использовать умело, по-деловому, по-хозяйски.

По древним устоявшимся обычаям и традициям крестьянская община занималась решением земельных и гражданских споров, и даже расследованием мелких преступлений, вынесением решений о наказаниях и их исполнением. Эти обычаи и традиции век за веком санкционировались государственной властью и постепенно становились нормами права. Эти нормы могли существовать как в устной, так и в письменной форме. Царское правительство всячески поощряло развитие общин в деревнях. Так было и в то время, когда Михаил Животов вновь вступил на родную землю. Он обратился к общине с просьбой о выделении участка для постройки дома. Никто не стал ему перечить. Во-первых, потому, что община обязана была это сделать, во-вторых, Михаил никому никогда не сделал ни какого зла. Однако, было заметно, что особого добра ему желали тоже далеко не все. Ему отвели участок для постройки дома внизу, на крутом склоне, под верхней слободой, а приусадебный участок, отдельно за верхней слободой, вблизи каменоломни. Деревня Писаревка стояла на правом крутом берегу реки. Средняя часть Писаревки – Селезневка делилась на две слободы: верхнюю – западную, полностью заселённую и нижнюю восточную полупустынную. По нижней тянулся к реке крутой склон. Из-за неудобства расположения, нижняя слобода почти не застраивалась. Вот в этом то не удобном для строительства месте и отвели Михаилу Ивановичу участок для возведения дома, а для огорода отвели землю в другом, отдаленном от будущего дома, месте. Расположение выделенных участков было весьма неудобно и, при других обстоятельствах, Михаил Иванович повернул бы оглобли, и уехал, например, к старшему брату в Новосильский уезд. Но, дело в том, что за последние годы, он привык к самостоятельности и независимости. Кроме того Михаил Иванович твердо решил для себя больше никуда не уезжать из родных мест и заняться своим любимым делом – сельским хозяйством.

На выделенном участке можно было бы построить дом с окнами на юг с прекрасным видом на реку и на помещичью усадьбу, но тогда дом стоял бы к деревне задом, что означало демонстративно противопоставить себя всей деревне. Михаил был вынужден вопреки своему желанию и здравому смыслу, поставить дом, как и все жители Селезнёвки, окнами на деревню, значит на север. Значительные неудобства вызвал и обособленный участок под огород, где можно было посадить только картофель или посеять коноплю, а таких, крайне необходимых овощных культур, как, например, огурцы, лук, морковь посадить было невозможно, так как, невозможно было обеспечить охрану посадкам.

Михаил Иванович ни когда в своей жизни не пасовал перед трудностями и на этот раз горячо с энтузиазмом принялся за строительство собственного дома и нового хозяйства. Приобретенные на чужбине навыки строительства и врождённое трудолюбие были использованы по максимуму. Тем более, что Михаил Иванович теперь работал сам на себя, а это совсем другая работа, кто понимает. Его окрыляло то обстоятельство, что он теперь работал только для своей семьи, без всяких артелей и начальников сверху и только по своему желанию, расписанию и настроению. Был сам себе голова. Всей постройке он старался придать повышенную прочность с расчетом на вечность, для детей, внуков и правнуков. Дом был сложен из красного кирпича, чтобы в случае, не дай бог, пожара остались стены.

Михаил Иванович Животов вскоре обстроился и, всеми внутренними невидимыми корнями, врос в деревню. Своим трудом и умением он завоевал заслуженный авторитет у односельчан. Постепенно подросли дети, некоторые уезжали в город на заработки, другие помогали по хозяйству. По своему трудовому жизненному опыту Михаил находил дело всем домашним, в том числе и малолетним, начиная с семилетнего возраста. Хозяйство с каждым годом разрасталось и набирало силу. Вместе с ним, рос и крепчал авторитет Михаила Ивановича в деревенской общине.

Подходил к концу 1903 год, старший сын Михаила Ивановича – Александр женился, уехал в Питер и там устроился на Путиловский завод. Двух дочерей Михаил Иванович выдал замуж, но оставалась ещё довольно большая семья: сам Михаил с женой и трое детей: Виктор восемнадцати лет, Андрей тринадцати лет и самый младший Тимофей восьми лет. Андрей уже третий год успешно учился в недавно построенной общиной на выгоне сельской школе. Умел читать и писать, что, в то время, было большим достижением. Теперь уже Животовым не надо было ходить к Богачевым и просить Митьку, чтобы он прочитал или написал письмо. Наоборот, теперь соседи стали ходить к Андрею и просить, что бы он прочитал или написал им письмо. Андрей читал и писал всем, так как соседям не принято было отказывать, а Михаил Иванович прослушивал всё, что читал сын, как он объяснял: «для пользы». Андрей, не смотря на свой малолетний возраст, таким образом способствовал ещё большему подъему авторитета отца среди односельчан. Его, как грамотного, умеющего и читать, и писать, после обязательного поклона главе семьи Михаилу Ивановичу, уважительно зазывали, то в одну избу, то в другую, как только, кто-нибудь из односельчан получал письмо или надо было что-нибудь написать.

Раньше, по приезду семьи из Сибири, Андрею в народе дали деревенское прозвище: «Привезенный», так как он родился далеко от родного дома в далекой Сибири и был оттуда привезен вместе с младшим братом Тимофеем. А всю семью стали называть: «Чепановы». Чепан – пестрый сибирский халат, такой был привезен Михаилом Ивановичем из Сибири. Его, глава семейства, любил надевать по праздникам и воскресным дням. Порой даже, когда уже очень кому-то было надо, даже к сыну Михаила Ивановича, Андрею, обращались с уважением, и с совсем небольшой иронией, по имени и отчеству: Андрей Михайлович, несмотря на его малолетний возраст. В те времена, умеющих читать и писать, особенно в сельской местности, можно было пересчитать по пальцам и это были самые уважаемые в деревнях люди, после старосты, кузнеца и актива общины. Михаил Иванович очень гордился Андреем, его образованностью и положением в деревенском обществе. Ему и в голову не приходило, что вместе с грамотой и учением, весьма полезными в жизни, в ум сына проникало и нечто другое: это даже не «ветер странствий», действие которого испытал Михаил Иванович сам на себе по молодости лет, и который пронес его через пол страны в далёкую Сибирь, туда и обратно. Это было нечто иное, неизведанное, в тоже время, влекущее и завораживающее, одновременно. Вместе с грамотой, в умы людей приходило осознание крайней несправедливости, царившей в обществе, неравномерности распределения материальных благ в крупнейшей и богатейшей стране мира. В душе образованной молодежи тех лет зарождался неудержимый, подкрепленный молодым задором и юношеским максимализмом, протест против существующей социальной несправедливости, материального неравенства, ущемления прав и свобод граждан, насилия и эксплуатации человека человеком.