Читать книгу Пурпурный год. Части 1—3 - Алексей Строганов - Страница 6

Только одинокий мужчина у мангала смотрится естественно. Результат его труда благороден и востребован. Двое тоже могут дать хороший продукт, если один из них ничего не будет трогать руками. Группа из трёх и более способна изобрести миллиардный бизнес, поговорить о перспективах отечественного футбола и организовать переворот в небольшом островном государстве, но приготовить что-то выдающееся из мяса ей будет крайне затруднительно. С мангалом должен разговаривать кто-то один. От первой зажжённой спички и до холодных углей.

Из троих друзей Бом – признанный эмир мангала. Он колдует своими ножами и обращается к Караганде и Андрею только с самыми незначительными поручениями, в исключительных случаях. Полю разрешено присутствовать. Дон пользуется особым доверием – подает грушевые ветки. Строго с определенного места, по команде и не под руку. Бом искренне считает, что детям полезно смотреть на огонь.

Маленький столик заставлен мисками с крупно нарезанными овощами, ломаным хлебом, оливковым маслом. В центре бутылка с вином, бутылка с соком, стаканы приходится держать в руках, на четверых три плетёных стула; Поль здесь же, в позе философского ожидания на нагретой солнцем плитке; Бом отвлёкся от мангала, подошёл к столу поднять бокал или что-нибудь съесть, и Дон уступил ему свой стул, пересел на колени к отцу. По главной дорожке Маруся и Лиза прошлёпали в баню за Тётей, босиком, в одних полотенцах. Мужчины у мангала переглянулись, и бокалы сами собой наполнились вином и соком: «Юным богиням слава!» Тётя погрозила Караганде кулаком, а в ответ раздался хор четверых: «Богине Богинь слава!» Тетя послала нахалам улыбку, зашла в баню помочь Рафе одеть распаренных малышей. Девчонки со смехом послали воздушные поцелуи. Поцелуй Лизы прилетел к Дону, а Марусин сгорел на полпути, сбитый мангальной искрой. Это было замечено всеми без исключения и сразу приобрело много смыслов.

Тем временем угли красиво выпустили последний огонь, пошли золотыми жилами по красно-серому, ножи и доски застучали, призвали Бома к дележу плоти. Караганда начал рассказывать недетский анекдот, и Дон навострил уши, но Рафа вышла из бани, отослала распаренных малышей наверх, в дом, завернула к мангалу. Караганда, прервал рассказ, отреагировал молниеносно: опустился перед Рафой на одно колено, прижал правый кулак к сердцу, словно честь отдал, на тыльной стороне левой ладони преподнес гранёный стаканчик, полный до краёв: «По-суворовски?». Рафа на грубияна не взглянула, руками в карманах дотянула халат до верхней трети бедра, улыбнулась мужской шутке. От предложенного стула отказалась – надо идти в дом, сушить волосы детям – сделала поцелуй мужу, у Андрея отобрала бокал с вином и пила одна маленькими глотками с паузами. Караганда пошутил словами насчет непереносимости загорелых женских ног, и снова получилось грубовато. Бом предупредительно постучал шампуром по казану, но Караганду уже не остановить: про свисание женских пяточек, про их идеальные полукружья и гениальность изобретателя сабо получилось витиевато, но обезоруживающе красиво и смешно. Угли в мангале в знак одобрения добавили золота; мужчины зааплодировали; Рафа показала всем язык и с резким, совсем не детским разворотом, ушла. Дон от такого движения зажмурил глаза и втянул голову в плечи, но отец только посмеялся над ним. Взрослые выпили до дна, нескладно спели подобие оперной арии, потом встали в круг, положили руки друг другу на плечи, сдвинули лбы и пустились в пляс. Дона пустили в центр круга – кружиться на месте и хлопками в ладоши задавать ритм пляске. На верхней террасе выбежавшие малыши добавили шума; из бани через общую какофонию пробился женский хор, и только аромат готового мяса заставил веселье немного затихнуть. Поль все это время дремал, уложив голову на передние лапы.

…

Терраса у дома – просто огромна. Маркиза закрыла ту её часть, где накрыт стол, стоят восемь плетёных кресел, и малыши вдвоём на маленьком диванчике между Тётей и Рафой. Шезлонги сдвинуты к перилам, к самому началу розария – их время придет позже. Лиза хотела волосы оставить свободными, как у Маруси, но передумала. В сумочке нашла элегантную заколку – убрала волосы; вынесла на террасу стопку пледов, за которыми и была послана. Темно-синяя, светло-синяя, черная полоски и зелёный квадрат для всех, один, в цветах Королевского Волынщика, специально для маленького Павлика. Раздала, раскидала по креслам, села с женской стороны, за Марусей, заметила, что та с пустыми ушами и нет кольца. Ни одного. Из мужчин только Бом – у него перелом носа ещё с армейских времён – в бане он не парится. Бокалы пока пусты, и два сицилийских парня, забыв скромность, наперебой забалтывали белокурую анжуйскую красотку. Малышам дали по кусочку курицы, чтобы не гомонили. Маруся молчала, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Щёки у неё опять бледные, но Тётя не замечает или делает вид, что не замечает, неспешно управляет столом:

– Павлик, курица – это тоже шашлык. Что Дон? Дон придет и тоже будет есть курицу.

– Петя, это мятые помидоры с перцем. Это для детей. Мой фирменный соус в зелёной бутылке.

– Лиза, какая у тебя заколка. Мамина? Твоя? Молодец, хороший вкус. И пучок делает, и косичку, и хвостик? Девочки так рано могут становиться элегантными. Ты будешь настоящая модель.

Лиза приняла позу общего угасания и пресыщенности жизнью, но эффект сгубили вернувшиеся из бани мужчины: справа и слева от Бома погремев стульями, уселись Андрей и Караганда; Дон, завернутый в полотенце, как румяный пирожок в бумагу, сел с торца стола, напротив Тёти; на полу скульптурой замер Поль, весь в торчащих иголках мокрой шерсти. Вся эта пышущая красными щеками, паром и дыханием смесь ароматов сговорилась с запахами мяса, высмеяла и прогнала композицию редких тропических цветов, с таким трудом подобранную Лизой для пупка, а восточный аромат, спрятанный в её волосах, обязывающий и сильно прибавляющий возраст, извратила так, что впору бежать в душ…

– Все в сборе, – Тетя уместила баклажаны между тарелками с курицей и бараниной. – Давайте начинать.

Караганда разделил итальянскую историю на четыре бокала, но Маруся тянет свой, и нужен новый балагур. Анжуйская дама надиктовала Рафаэлле рецепт румяных щек по-французски. Лиза приняла ухаживания Дона – выбрала между соком и морсом. Первый неспешный, немного распаренный тост, вскоре второй и третий. Очередная замена в сборной Италии. Тётя успевает быть родной матерью для всех:

– Дон, ты курицу так и не попробовал? Павлик больше тебя съел.

– Лиза, ты разве сыта? Ты ничего не съела. Вечером мало ешь? Вот ещё новости.

– Андрей, а почему ты никогда Игоря не приглашаешь на дачу?

Андрей показал указательным пальцем на Караганду и Бома, которые ухмыльнулись при упоминании Игоря, адвоката, который с ними вместе в армии не служил. И вообще не служил.

– Надо его обязательно пригласить. Мне кажется, он интересный собеседник.

Взгляд Тети пролетел к Андрею, потом рикошетом через стол ударил Марусю. Локти девочки на столе поставлены узко, до боли в плечах, пустой бокал повис в выгнутых пальцах, всё вино на щеках, а упрямые кристаллы глаз ищут пару – рикошетом на излёте такую не пробить. Всё ужасно.

– А? Что? – Рафа в третий раз спрашивает у неё рецепт соуса, и Тётя обещает, потом опять тревожит Андрея. – Обязательно в следующий раз привези Игоря.

Андрей обещал. Лиза, Дон, опять зачем-то Лиза, Бом. Павлик сказал детский тост. Аплодисменты. На поле у итальянцев очередная замена. За дядю Сашу, за баню, за дядю Петю, за шашлык, тост за хозяйку дома. Стекло бокалов терпит слова, а разговор идёт по кругу, то прыгает через головы, то обращается к нескольким сразу, но всегда возвращается во главу стола, где Тётя Александрина пускает его по новому кругу.