Читать книгу Мегеры - Алена Половнева - Страница 5

Анника Брокк заканчивала красить левый глаз, сидя перед маленьким аккуратным полированным трюмо.

– Если ты еще раз уйдешь в школу не в форме, то больше не увидишь ни вечеринок, ни поездок, ни этих удобных карандашей для глаз, которые не надо точить.

Азия Брокк, ее мать, ловко вынула карандаш из ее рук и потеснила дочь перед зеркалом. Дочь была светловолосой и сероглазой, точь-в-точь как ее брат, и то и дело растягивала рот в зубастой улыбке. Мать – темно-рыжая, брови вразлет над зелеными глазами. В отражении в зеркале в сумерках она казались диснеевскими персонажами: Рапунцелью и ведьмой, заточившей ее в башню. Анника иногда себя так и чувствовала, будто все Мегеры – тесная и темная башня, а там снаружи – мир, зеленая трава, ручейки, птички и хочется петь.

– Это все, что тебя волнует? – решила обидеться Анника. – Мой внешний вид? А на мои чувства тебе наплевать?

– Что ты чувствуешь? – поинтересовалась Азия.

– Что иду на лучшую вечеринку года с мамой. С мамой!

– Тебя иначе не пустят, – пропела Азия, – тебя и со мной-то пускают за двадцать долларов…

– Саша приехала? Она на похоронах была? – Анника оттеснила мать от зеркала и принялась красить губы помадой цвета взбесившейся фуксии.

– Помада кошмарная, – заметила Азия, – возьми светлее.

– Мне нравится, отстань! – огрызнулась Анника. – Саша приехала?

– Приехала.

– Скандал был? Был?

– А как же! – Азия наносила на ресницы второй слой туши. – Братишка твой в крови домой пришел, не видела?

– Ха! – засмеялась Анника. – Так ему и надо!

– Это точно, – подтвердила Азия. – Что у тебя в школе творится?

Мать все чует. У нее интуиция как у дикого зверя. Соврать сейчас – значит нарваться на репрессии потом.

Но Анника решила соврать. Ей не улыбалось весь вечер выяснять, кто виноват в том, что происходит.

– Все в порядке, – пролепетала она.

Азия усмехнулась.

– То есть ты не расскажешь, как плеснула однокласснице лимонный сок в глаза?

Анника скривилась.

– Я ж не попала…

– Аня…

– Ну что? Она меня шлюхой назвала!

– За дело?

Анника промолчала, хотя молчать под пристальным взглядом матери – та еще задача.

– Ты упрямая как твой брат, – скривилась Азия, – тоже было дело, на севере. Шастал по эмигрантскому кварталу с румынской шпаной, пил, курил шмаль, густо красил глаза и принимал независимые позы, прямо как ты сейчас. А потом звонок – и доставай меня, мамочка, из тюрьмы.

Анника промолчала, и чтобы не комментировать эту потрясающую, сто раз слышанную историю, принялась скручивать тугой пучок на макушке. Ее волосы были слишком длинными и густыми, и пучок никак не хотел становиться ровным и аккуратным.

– Оставь так, так забавно, – посоветовала мать, – ты подумала насчет другой школы?

– Подумала, – сказала Анника и оценила свою прическу, повертев головой из стороны в сторону.

Анника еще в прошлом сентябре ляпнула, что хочет перевестись в медико-биологический лицей. Она хотела стереть улыбку с лица заносчивого братца, намекнув ему, что молодые дышат в спину – и нечего тут!.. Предки, однако, вдохновились идеей медицинского лицея и теперь настойчиво пытались сплавить ее. Мать еще ничего – ей было все равно, в танцы она уйдет или в медицину, лишь бы была рядом – а отец приседал на уши с завидным упорством. Наверняка хотел уволочь ее на север и там держать взаперти!

Но Аня в прошлом году увлеклась вогом, насмотревшись перфомансов Саши Гингер. Когда они познакомились, та на местных баттлах постоянно спотыкалась о соперниц и неуклюже падала, но всегда вставала с улыбкой. Публика здесь, в Мегерах, ее обожала то ли как бесплатного клоуна, то ли как городскую сумасшедшую. Ей прощались любые глупости, пока те вызывали улыбку. Она набила здесь немало шишек и, уезжая, точнее, сбегая на Материк, уже была в хорошей форме. Теперь она вообще невероятная, прошла кучу мастер-классов у самых именитых танцоров, на пол падает как в кроватку, принадлежит дому, крепко дружит с Офелией Вираго.

Офелия тоже потрясающая, но она чаще всего танцует «софт-н-кант» – самое женственное из направлений вога – и на слишком «сложных щщах». Такое выражение лица у Анники никак не получалось. Никак не выдавишь из себя секс, ничего о нем не зная.

Сегодня они обе будут вогировать в «Лаборатории». Она должна им показаться! Не зря же она столько напрягалась!

– Не хочешь переводиться? – мать все говорила про школу.

– Не знаю, – уклончиво ответила Анника, – пока я хочу только танцевать!

– Танцуй, – согласилась Азия.

– А пару пробирок? – спросила Анника, ни на что особо не надеясь.

В «Лаборатории» всю выпивку подавали в пробирках и колбах.

– Но только пару! – снизошла Азия, выразительно посмотрев на дочь. – Помни о границах!

– Я помню, – отмахнулась Анника.

– И смотри, что пьешь. Остерегайся самогона семьи Гингер…

Самогон Гингер был знаменит. Туда добавлялась айва, спелая, свежая айва, целый килограмм на поллитра. Пойло вкусно пахло, легко пилось и срубило бы с копыт даже чертей из ада. Сашка говорила, что где-то в недрах отеля есть целый стеллаж с доверху наполненными трехлитровыми банками.

– Поэтому отель нельзя поджигать, – смеялась Саша, – там залежи дикого огня…

Мать и дочь Брокк оказались в баре, когда вечеринка была в самом разгаре. Анника жадно разглядывала толпу, отыскивая знакомые лица.

За баром был Герман.

Его жена Инна в костюме медсестры разносила напитки.

Офелия Лихт готовилась к своему перфомансу.

У эмси – парняги в килте – тоже очень знакомое лицо, надо будет потом в «Фейсбуке» посмотреть, кто это.

Саша стояла в углу и играла зажигалкой. Рядом с ней терся Демид.

Социальная жизнь Анники в Мегерах была довольно убога. Единственные, кто хотел с ней общаться – друзья брата. Тех тоже было немного: несколько молодых врачей, санитарка из хирургии, Саша и Демид, который так часто бывал у них дома, что и Анника, и Азия перестали относиться к нему как гостю. Он был лучшим другом Брокка, хорошим приятелем Саши и единственной связью между поссорившимися влюбленными. Именно его Брокк попросил поехать на Материк и выяснить, не покончила ли Саша с собой.

Анника очень жалела, что они расстались. Саша учила ее танцевать, красиво себя подавать и изящно и манерно работать руками. Пока брат резал людей, они тайком зависали в его квартире и все время танцевали. Могли начать на кухне, во время приготовления омлета на завтрак, и продолжать до обеда перед зеркалами в маленьком душном домашнем спортзале. Вечером включали верхний свет и танцевали где попало, ловя свое отражение в темных высоких окнах квартиры. Аннике казалось, что это была настоящая дружба…

Когда этот дурак выгнал Сашу, Анника была в отчаянии. Она обиделась на брата так сильно, что не разговаривала с ним полгода, не меньше! Немного остыв, она принялась ждать, когда Саша оправится от горького расставания и вернется. И все станет как прежде!

Увидев Сашу, Анника с улыбкой устремилась к ней сквозь толпу, но та, заметив ее издалека, не пошла навстречу. Более того, на секунду Саша вроде бы испугалась! Лишь на секунду, но ужас на ее лице заставил Аннику прекратить движение. В следующий момент Саша спохватилась, приветливо улыбнулась и даже махнула рукой, но Анника уже отвернулась к танцующей толпе.

Комок обиды в горле она проглотила. Мать ведь говорила, что все будет именно так, но она не слушала, отмахивалась… И надеялась.

Народ на танцполе собрался в круг, и эмси то и дело пробегал внутри и расталкивал зрителей, давая танцорам больше пространства. Внутрь круга выходили в черном – вечеринка ведь была траурной. Желающих было слишком много, и все хотели показаться. Поэтому полторы минуты на каждого и – снова в тень.

Публика взорвалась гвалтом и аплодисментами, когда вышла Офелия. Ей рукоплескали всегда. Здесь она и вовсе была королевой. Ее знали все, хоть она никогда не жила на полуострове. У нее были короткие черные волосы, блестки повсюду, яркие ногти и густо накрашенные глаза. Короткий топ с длинными рукавами открывал красивый смуглый живот, штанишки обтягивали зад. Офелия томно изгибалась, подставляя свои бока под софиты и стробоскопы. Тени и вспышки награждали ее фигуру соблазнительными изгибами – она знала, как себя подать. Между ней и зрителями была химия, и мать Вираго преобразовывала эту химию, вдохновлялась ею и, выражая ее танцем, возвращала публике назад.

Благодарная публика смеялась, махала руками и щелкала пальцами в знак одобрения.

Еще бы! Здесь так не танцевали! Местные вообще разучивали базовые движения по видяшкам с Ютюба, потому вог здесь был грязный, небрежный, недоученный, боязливый и некрасивый.

Но ведь Аннику учила Саша! Саша, которая теперь сама Вираго! Она хорошо растолковывала движения, а Анника легко училась и хорошо чувствовала музыку. Только Сашина балетная растяжка позволяла ей выкручивать суставы так, как у нормальных людей они выкручиваться не должны, а у Анники руки были самые обычные, но она старательно растягивала их целый год при помощи скакалки, рискуя их выпадением из плечевых суставов. И вот позавчера она наконец смогла провернуть сцепленные в замок руки через голову и сделать вполне сносный «клик».

Анника – единственная, кто стоит здесь внимания Офелии Вираго!

И она решилась. Дождавшись подходящего бита, она вышла в середину круга и затанцевала. Провернув руки через голову – больно, надо было разогреться! – она развязно подмигнула Офелии и поманила ее пальцем. Та вернулась в первый ряд и уставилась на Аннику с оценивающей усмешкой.

На Аннике был блестящий обтягивающий леотард и фиолетовый свет на танцполе придал ей дерзкого инопланетного блеска. Ее светлый пучок из волос стал похож на антенну для связи с космосом. Анника танцевала «ньювэй», угловатый, ломаный, тревожный, небыстрый. Она – единственная в городе, кроме Вираго, кто так умеет.

Толпа сначала удивилась, потом одобрительно зашумела. Когда Анника закончила, Офелия, смеясь, увела ее из круга под локоток. Если бы Анника не была разгорячена танцем, она упала бы в обморок от страха.

– Можно купить тебе выпить? – спросила Офелия.

– Можно, но не больше двух пробирок, – Анника улыбнулась.

Они двинулись к бару, и Анника с ужасом увидела, что они идут прямо к ее матери, которая крутилась на барном табурете и отчаянно, до зевоты, скучала.

– Ей четырнадцать, – сказала Азия, выпив одну из пробирок из руки Офелии. Та, кажется, даже не разозлилась. Лишь удивилась, разглядывая Азию.

Анника судорожно соображала, как исправить ситуацию. Тоже мне, пришла на вечеринку с мамой! Сказать что-то вроде: «Ну, подумаешь, четырнадцать»?..

– У кого ты училась? – спросила Офелия.

– У Саши Гингер, – рот Анники снова растянулся в улыбке.

– У какой Саши? У моей Саши? – удивилась Офелия.

Анника чуть не ляпнула: «У моей!», но не успела. Вдруг выключилась музыка.

– «Два бабуина» горят! – завопил кто-то.

Толпа зашумела, развалилась надвое и ломанулась на улицу через вход и выход. Аннику унесло течением, и она вынырнула из-за людских спин рядом с Сашей.

Внизу, вокруг отеля, действительно прыгали огоньки. Анника догадалась, что это факелы. Поднимался столб сизого дыма. Люди достали свои смартфоны: кто-то снимал, кто-то звонил пожарным. В последнем не было нужды: тревожные всполохи пожарных сирен уже расцветили подножье холма.

– Сашка, тебе, что ль, «огненную» устроили? – спросил Герман у Саши.

Та улыбнулась.

– Новым хозяевам, – Саша кивнула на испуганного Демида, достала сигарету и похлопала себя по карманам в поисках огня.

Чья-то рука поднесла зажигалку к ее лицу.

Анника увидела, что это рука ее брата. Он пропустил всю вечеринку, наверняка кромсая чью-нибудь плоть.

– Спасибо, – Саша прикурила и, подняв глаза, тихо выругалась.

В толчее и давке ей точно не удастся сбежать! Брокк привычным движением погладил ее длинные рыжие волосы, она мотнула головой, уворачиваясь от его руки.

– Не трогай меня, – прошипела она, словно рассерженная кошка.

Окружающие поглядывали на них. Герман, оценив обстановку взглядом опытного бармена, разрулившего не одну потасовку, принялся аккуратно, бочком, втискиваться между Сашей и Брокком. Брокку пришлось оторваться от Сашиных волос и пихнуть Германа в бок. Тот как-то странно дернулся, но вместо того, чтобы отойти, развернулся и ударил Брокка в челюсть. Тот не остался в долгу и крепко хватил его по ребрам, присовокупив дерзкую зуботычину.

– Красиво мальчики дерутся, – заметил кто-то в толпе.

– Руки береги, – не удержалась Саша.

Брокк обернулся на ее голос и пропустил удар в ухо.

– Стоп, стоп, стоп, разошлись! – Демид ловко влез между дерущимися и развел их своими длинными руками.

Вслед за ним вмешались еще несколько парней из толпы. Герман и Брокк тяжело дышали, а Саша с настороженным хмурым лицом переминалась с ноги на ногу, так и не решившись спрятаться за спинами наблюдателей.

– Разошлись! – снова велел Демид с непривычной властностью.

– Спасибо, – тихо сказала Саша Герману. Тот кивнул, вытирая струйку крови с подбородка.

Оживление быстро растаяло. Кто-то вернулся в зал, чтобы дотанцевать и допить. Кто-то уехал домой на такси, кто-то ушел пешком вниз по холму, чтобы по пути посмотреть на подожженный отель. Кто-то, как Анника, остался в надежде застать еще кусочек ссоры знаменитой мегерской парочки.

Но продолжения не случилось. Саша воспользовалась моментом и куда-то смылась. Демид сочувственно хлопнул Брокка, отвернувшегося ото всех, по плечу и что-то зашептал ему на ухо. Его рука, будто сама по себе, легла ему на талию. Глядя на эту совершенно не дружескую нежность, Анника вспомнила, как брат говорил, что на Земле нет более развратной твари, чем Бобр.

Неудивительно, ведь он классный! Высокий, тощий, модный. И очень красивый! И его совсем не портят торчащие зубы! Правда, Демид их ни капельки и не стеснялся, улыбался направо и налево, точнее, ржал во всю глотку, занимая своей харизмой всю «Лабораторию».

– Поехали? – спросила мать, тихо подойдя сзади.

– Поехали, – покладисто согласилась Анника, все еще разглядывая Демида. Тот словно почувствовал ее взгляд, обернулся, оглядел Аннику с головы до ног – она все еще была в леотарде, который подчеркивал и обтягивал все, что можно было подчеркнуть и обтянуть – подмигнул ей и снова отвернулся к Брокку, наконец выпустив того из объятий.

В машине Анника молчала, дома беспрекословно подчинилась указанию лечь спать. Тщательно почистила зубы и расчесала волосы, надела теплую пижаму – отопление еще не дали – но уснуть не смогла. Она прокручивала в голове свой выход, и ее плечевые суставы то и дело напоминали о нем. Может, уже где-то выложили видео?

Она схватила смартфон и открыла «Плотину». Так и есть! Ролики-отчеты с поминальной вечеринки!

Анника нашла свой выход и принялась пересматривать его. Сначала ей не понравилось одно, потом – другое, и вдруг – оп! – показалось, что это был ее триумф. Насмотревшись и разобрав свой танец по косточкам, Анника решила сравнить себя с другими. Местные были полным отстоем, Офелия – очень и очень. Сашино выступление Анника смотреть не стала из вредности. Обида то и дело кусала ее за солнечное сплетение.

Когда в три часа ночи ее тело, и так скрипевшее от перегрузки, взмолилось о пощаде, Анника решила выпить теплого молока, чтобы уснуть. Она тихонько приоткрыла дверь, выскользнула в коридор и прислушалась.

В комнате матери было тихо.

Из комнаты брата слышалась возня и смех. Дверь приоткрылась, и в коридор выскользнула девушка с длинными рыжими волосами.

Анника на мгновенье оторопела. Саша? Здесь? Ночью? Они помирились? Тогда зачем все эти ссоры напоказ? А громкие вопли «Отстань!» зачем? Разговаривать, значит, не о чем, а перепихнуться наскоро – пожалуйста?!

Аннике вдруг страшно захотелось пнуть Сашу, посильнее, чтобы та навернулась с лестницы.

Но вдруг девушка обернулась.

Незнакомое лицо.

Слишком высокая и крепкая.

Не Саша.

Волосы очень похожи, в темноте – точь-в-точь, такие же длинные и рыжие.

Одежда точно такая же. Тяжелые ботинки, черные джинсы, неприметная черная куртка.

Но не Саша.

Девушка надменно улыбнулась, соскользнула вниз по лестнице и скрылась во мраке гостиной. Хлопнула входная дверь. Гостья уже исчезла, когда на пороге своей комнаты появился Брокк и вопросительно уставился на сестру.

– Кто это? – спросила Анника громко.

– Не твое дело, – ответил он и, зевнув, закрыл за собой дверь.