Читать книгу Поцелуй мрака - Алеся Троицкая - Страница 9

Я брела по пустынным улицам, сама не своя от усталости и отчаяния. Прошло уже несколько дней с тех пор, как я видела ангельскую процессию, но до сих пор никаких следов Тэмо. Брат словно испарился, растворился в беспощадном водовороте города. И все мои попытки отыскать его разбивались о гулкое безмолвие чуждых лиц и равнодушных стен домов.

В голове билась одна-единственная мысль: я подвела Тэмо. Потеряла драгоценное время, гоняясь за призрачными ответами, пока он сражался в одиночку. Увязла в своих страхах и сомнениях, позволила архангелу забрать брата прямо у меня из-под носа. Какая же я идиотка! Куда только смотрела?

Внутри все клокотало от гнева на себя и на проклятых небожителей, посмевших вторгнуться в наши жизни. Но куда сильнее была боль. Боль от осознания собственной беспомощности. Как мне теперь искупить вину перед Тэмо? Как исправить то, что натворила?

Ноги сами привели меня к старой церквушке, приютившейся между покосившихся домов на окраине. Наверное, какие-то крохи надежды еще теплились в моем исстрадавшемся сердце. Глупо, знаю… Но, может быть, хоть здесь найду подсказку? Знак свыше, куда двигаться дальше? О, я бы душу продала за одну лишь крупицу наводки на местонахождение брата!

Тяжело вздохнув, я толкнула скрипучие двери и вошла внутрь. В нос ударил запах ладана и старых церковных книг. Тусклый свет редких свечей выхватывал из полумрака резные скамьи и потемневшие от времени лики святых на стенах.

Я застыла посреди нефа, вглядываясь в их суровые, будто укоряющие глаза. Стыд жгучей волной окатил с головы до ног. Это же надо было так облажаться! Столько лет защищала Тэмо, столько лет берегла как зеницу ока… И все впустую. Одна глупая ошибка – и он потерян. Быть может, навсегда.

Горло сдавили беззвучные рыдания. Я пошатнулась и тяжело опустилась на ближайшую скамью, пряча лицо в ладонях. Как же мне теперь жить с этим грузом? Как смотреть в глаза нашим родителям, зная, что подвела их сына? О, Господи, да лучше бы ангелы и меня забрали! Право слово, легче умереть, чем…

Я медленно подняла взгляд, и сердце пропустило удар. На первой скамье, залитой мерцающим светом свечей, сидел ангел – настоящий, живой. Его лицо, прекрасное и юное, было задумчиво и безмятежно. Белоснежные крылья, сложенные за спиной, мягко светились, словно излучая собственное сияние. Казалось, время замерло вокруг него, боясь нарушить эту благоговейную тишину.

Голова гудела от вопросов, словно рой разъяренных ос поселился в черепной коробке. Что, во имя всего святого, этот небожитель забыл здесь, в богом забытой церквушке на задворках города? Как смеет он, сияющий и непорочный, ступать по земле, политой людским потом и слезами? Земле, что по праву принадлежит нам, смертным!

Ведь всем известно, что ангелы, гордые и надменные, редко снисходят до того, чтобы покидать свои заоблачные чертоги. Они предпочитают взирать на людской муравейник свысока, укрывшись за магическими завесами, что скрывают их небесные замки от любопытных человеческих глаз. Мало кто из этих святош желает дышать одним воздухом с нами, грешниками, и пачкать свои сияющие стопы уличной грязью. Только самые неотложные, поистине судьбоносные дела могут сподвигнуть их на визит в наш юдольный, несовершенный мир.

И все же вот он сидит передо мной, воплощение неземного величия и красоты, непостижимый в своем безупречном совершенстве. Его присутствие одновременно завораживает и вселяет необъяснимую тревогу, будоражит каждую клеточку моего существа. Зачем он явился? Что замыслил?

Но вместо благоговения и трепета, в груди вскипала ярость – дикая, первобытная, неудержимая. Эти проклятые создания, возомнившие себя пупом земли, забрали моего брата! Из-за них, из-за их непомерной гордыни я лишилась самого дорогого и близкого человека, моей опоры и защиты! Воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе с Тэмо, о нашем безоблачном детстве, лишь подливали масла в огонь обжигающей ненависти. Гнев застилал глаза кровавой пеленой, туманя рассудок подобно густому смогу. В висках стучало, будто там поселился чокнутый кузнец.

Ничего не соображая, повинуясь одному лишь исступленному желанию причинить боль, я выхватила нож из кармана куртки и шагнула к ангелу. Лезвие сверкнуло в трепетном свете свечей, отразив на миг перекошенное яростью лицо. Мое лицо…

Дрожащей рукой я занесла лезвие над его спиной, намереваясь вонзить острие между лопаток. Плевать на последствия! Они должны ответить за то, что сотворили с Тэмо! Должны заплатить собственной болью! Каждая клеточка тела вопила о мести, требовала выместить свои страдания на этом безмятежном создании.

Но в последний миг ангел обернулся и перехватил мое запястье, сжимающее нож. Я вскрикнула от неожиданности и боли, когда он с силой стиснул руку, вынуждая разжать пальцы. Лезвие с жалобным звоном упало на каменный пол.

– Что ты творишь, безумная? – процедил ангел, сверкнув пронзительными глазами. В его голосе звенел металл, а в глазах полыхало негодование.

Но я не собиралась сдаваться. Боль и ярость затмевали разум, требуя только одного – мести. Выкрутив руку из захвата, я замахнулась для нового удара. Однако небожитель оказался проворнее. Уклонившись, он с силой толкнул меня в грудь, отправляя в полет через полцеркви.

Я с размаху впечаталась спиной в стену и сползла на пол, хватая ртом воздух. В глазах потемнело от боли. Из рассеченной брови потекла кровь, заливая лицо. Но это лишь распалило мою неистовую решимость.

Пошатываясь, я поднялась на ноги и вновь кинулась на ангела, потеряв всякий страх. Он шагнул навстречу и с непостижимой скоростью заломил мне руки за спину, вжимая лицом в холодный камень алтаря. Я сдавленно вскрикнула и задергалась, пытаясь вырваться, но тщетно. Хватка ангела была стальной.

– Прекрати! – прорычал он мне на ухо. – Остановись, пока не стало хуже! Я не желаю тебе зла!

– Лжец! – выплюнула я, извиваясь в его руках. – Вы, ангелы, отняли у меня брата! Единственного, кто у меня был! Верните мне его!

Ангел стремительным движением перехватил мои запястья и завел руки за голову, грубо припечатав к холодному полу. Я вскрикнула от боли и неожиданности, гневно сверкнув глазами. Попыталась извернуться, лягнуть обидчика, но тщетно. Сил было слишком неравно.

Тяжело дыша, он навис сверху, пригвождая меня к камням своим весом. Кончики его золотистых волос щекотали мои пылающие щеки. Взгляд ярко-синих глаз отдавал лихорадочным блеском. В нем плескалась странная смесь эмоций: гнев, смятение, вина и… что-то еще. Что-то тревожное и необъяснимое.

– Прекрати, – хрипло выдохнул ангел, до боли стискивая мои запястья. – Хватит! Неужели не видишь, что это бессмысленно? Ты ничего не добьешься, потакая своей ярости!

Я зло рванулась, пытаясь освободиться из захвата. От резкого движения мое колено случайно скользнуло между его бедер. Ангел судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и на миг прикрыл глаза. Его тело напряглось, словно натянутая струна.

– Ты… ты не понимаешь, – прорычала я, прожигая его полным ненависти взглядом. – Они отняли моего брата! Единственного, кто у меня был! Я не успокоюсь, пока…

– Прекрати, – выдохнул ангел, и в его голосе послышалась непривычная мягкость. – Я понимаю твою боль. Поверь, я знаю, каково это – цепляться за боль, чтобы не утонуть в пустоте, – прошептал он, глядя на меня с пугающей откровенностью. – Прятать страх за гневом. Отчаянно искать врага, лишь бы обрести цель. Но рано или поздно придется взглянуть в лицо истине. Иначе пустота поглотит тебя целиком.

Он наклонился еще ниже, почти касаясь губами моего уха. Жаркое дыхание опалило чувствительную кожу, посылая невольную дрожь вдоль позвоночника.

– Дай мне помочь, – выдохнул ангел, и в его голосе мне почудилась неприкрытая мольба. – Прошу. Не… не сопротивляйся.

Ангел осторожно, почти нерешительно протянул руку и убрал прядь спутанных волос с моего лица. Кончики его пальцев задели влажную от пота и слез кожу. Это прикосновение, слишком интимное для врагов, обожгло, словно клеймо.

Мое сердце пропустило удар. А потом еще один. В груди что-то надломилось, плеснуло горячей волной, смывая плотину гнева и ожесточения. Словно сработал спусковой крючок, позволивший слезам наконец прорваться наружу.

Всхлипнув, я уткнулась лицом в грудь ангела и разрыдалась – надрывно, взахлеб. Обхватила его за шею, прижимаясь всем телом, будто желая спрятаться, укрыться, раствориться. Ощутить живое тепло другого существа.

Ангел бережно обнял меня, гладя по спутанным волосам. Уткнулся подбородком в макушку, укачивая, словно дитя.

– Тише, тише, – шептал он, прижимая к себе мое трепещущее тело. – Все хорошо. Теперь ты не одна.

– Надо же, какая трогательная сцена.

Голос Самаэля раздался за нашими спинами и буквально вышиб почву из-под ног. Я резко отстранилась от ангела и обернулась.

Самаэль выглядел одновременно прекрасным и пугающим. Его мраморно-бледная кожа резко контрастировала с иссиня-черными волосами и одеждой. Глаза, полыхающие нечеловеческим пламенем, прожигали насквозь, заглядывая в самую душу. На губах играла легкая усмешка – то ли презрительная, то ли заинтригованная.

– Кто бы мог подумать, что посланник Небес способен на столь… земные утехи.

Ангел стремительно поднялся на ноги, заслоняя меня собой. Его лицо уже не выражало мягкости и сострадания – лишь настороженность и отчужденность.

– Что тебе здесь нужно, Самаэль? – холодно осведомился он.

Падший хмыкнул и обвел взглядом церковь, будто впервые ее замечая. Коснулся пальцами алтаря, погладил оскверненный крест. В его прикосновениях чудилось нечто одновременно кощунственное и ласкающее.

– Я мог бы спросить у тебя то же самое, Азраэль, – процедил падший сквозь зубы. – Или благие вести нынче принято нашептывать прямо на ушко, распластав паству на холодных камнях?

Ангел дернулся, словно от пощечины. На скулах заиграли желваки, а в глазах промелькнуло нечто похожее на стыд и злость.

– Ты все не так понял, – глухо произнес он. – Я лишь пытался успокоить дитя, утешить в печали. В отличие от тебя, исчадие мрака, я не питаюсь людскими страданиями.

Самаэль издал низкий гортанный смешок, больше похожий на рык.

– Да неужели? А мне показалось, ты как раз собирался отведать сладкий плод ее скорби. Весьма своеобразное утешение, ничего не скажешь…

– Не тебе меня судить, падший! – вспылил Азраэль, сжимая кулаки. – Ты предал все и вся ради… Ангел осекся.

В воздухе повисло напряжение, плотное и вязкое, словно дым от потушенных свечей. Казалось, само время замедлило свой ход в этой старой церкви, погрузившейся в зловещий полумрак. Лишь слабое мерцание огоньков освещало фигуры двух ангелов, яростно сверлящих друг друга взглядами.

– Нечего тебе здесь делать, Азраэль, – наконец процедил падший сквозь зубы. – Убирайся в свои райские кущи и не мешай.

Ангел усмехнулся – зло и презрительно. – Ты по-прежнему считаешь себя вправе мне указывать? После всего, что натворил?

Самаэль сжал кулаки так, что побелели костяшки. В разноцветных глазах вспыхнул опасный огонь.

– Не тебе меня судить, предатель, – прошипел он. – Не после того, как ты с радостью толкнул меня в бездну.

Азраэль дернулся, будто от пощечины. На скулах заиграли желваки.

– Ты сам выбрал свой путь, Самаэль. Сам предал все, чему клялся служить. И ради чего? Ради смертной девки, которая и думать о тебе забыла, едва переступив порог рая?

Падший зарычал и одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Схватил ангела за горло и впечатал в стену, сверкая глазами. Азраэль захрипел и вцепился в его запястья, пытаясь ослабить хватку.

– Не смей даже упоминать ее, – с расстановкой произнес Самаэль. Голос его сочился ядом и болью. – Ты ничего не знаешь о любви. Ничего не смыслишь в жертвенности. Ты предал нашу дружбу, предал меня… Из зависти? Из ревности? Ты жалок, Азраэль.

Ангел хрипло рассмеялся, сверкнув безумными глазами.

– Дружбу? Не я предавал, Самаэль. Не я отрекся от Небес, наплевал на свой долг. Я понимал, что связь ангела и смертной обречена. А ты… ты просто ослеп от страсти. Потерял разум.

– Заткнись!

Самаэль со всей силы приложил Азраэля затылком о каменную кладку. Тот зашипел от боли, но упрямо продолжил:

– Да, я донес на вас. Потому что кто-то должен был это сделать. Ты бы погубил ее, Самаэль. Погубил и себя. Я спас вас обоих. Ты должен быть…

Договорить ангел не успел. С диким ревом Самаэль сжал руку ангела и занес кулак для удара. Азраэль увернулся в последний миг, и кулак падшего врезался в стену, пробивая в ней внушительную дыру.

– Я должен быть благодарен?! – взревел Самаэль. В его глазах плескалось безумие, вперемешку с болью. – За века пыток? За муки раскаяния? За то, что меня лишили всего – дома, друзей, любви? О, я тебе так благодарен, Азраэль!

С этими словами он вновь кинулся на ангела.

Церковь содрогнулась от грохота, когда двое крылатых начали яростно молотить друг друга. То и дело мимо меня со свистом проносились обломки скамей и каменная крошка. Я вжалась в угол, парализованная ужасом. Лишь смотрела, как эти двое рвут друг друга на части. Физически и морально.

– Ты… всегда был… слабаком, Самаэль, – прохрипел Азраэль, сплевывая кровь. – Никогда… не понимал… истинных приоритетов…

– Слабаком?! – прорычал падший, сжимая его шею. – Это я-то слабак? Да я на куски ради нее разорвал бы любого. На части разобрал бы себя. А ты… ты просто трус. Испугался. Побежал стучать, как последняя шавка.

Ангел дернулся в его хватке и прошипел:

– Я… ее… тоже… любил…

В этот миг в глазах Самаэля что-то дрогнуло, будто треснул непроницаемый лед. Разжав пальцы, он отступил на шаг. Плечи его поникли.

– Тогда почему, Азраэль? – тихо спросил он, и в голосе сквозила усталость, граничащая с отчаянием. – Почему ты так поступил с нами? Мы ведь были друзьями. Братьями. Целую вечность…

Ангел медленно поднялся, утирая разбитые губы. В его взгляде мелькнула странная смесь вины, горечи и сожаления.

– Потому что кому-то надо было думать о последствиях, – глухо произнес он. – Кому-то надо было вас остановить, пока вы не зашли слишком далеко, не натворили непоправимого.

Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга – два израненных, обессиленных создания. Бывшие друзья, ставшие врагами. Так много всего висело между ними: боль, обида, горечь утраты, несбывшиеся надежды.

А потом сквозь щели в дверях в церковь стали просачиваться багряные отблески фонарей и нарастающий гул машин. Двери содрогнулись под первым мощным ударом, потом ещё под одним. С оглушительным треском они разлетелись в щепки, и в церковь хлынула ревущая толпа религиозных фанатиков с безумным блеском в глазах.

– Самаэль! – в ужасе вскрикнула я.

Он на миг обернулся, и наши взгляды встретились. В разных глазах – янтарном и синем – горела одинаковая мрачная решимость.