Читать книгу Тайна агатового паука - Алла Кречмер - Страница 3

На третий день плавания несравненная Пилар с изумлением обнаружила, что не вся мужская половина поддалась ее чарам – нашелся истукан, не обращавший на нее никакого внимания. Это обстоятельство и позабавило, и рассердило гордую красавицу, и она невольно обратила свои взоры на упрямца.

Молодой человек был чудо, как хорош: высокий рост, гордая осанка, правильные черты лица, густые каштановые волосы. Кожу незнакомца покрывал легкий южноамериканский загар, через который проглядывал нежный румянец. Он не поднимал глаз на Пилар ни во время ее выступления, ни в ресторане, ни в часы прогулки по палубе, где ее, как правило, окружали поклонники.

Ей же страстно хотелось почувствовать на себе его заинтересованный взгляд и узнать, наконец, какого цвета у него глаза.

Красавец держался в стороне от всех, не стремясь к общению и к новым знакомствам. Он не выглядел мизантропом, наоборот, был предупредителен и вежлив с окружающими, однако пустую дорожную болтовню не поддерживал, а большей частью запирался в номере или сидел на палубе в одиночестве, покуривая трубку.

О чем он раздумывал, обозревая широкую гладь океана, никто не мог сказать, ведь для всех он оставался незнакомцем, ничего не рассказывающим о себе.

Пилар заметила, что молодой человек разговаривал по-испански с акцентом. Она решила, что он англичанин. В пользу этой догадки говорили природная сдержанность характера молодого джентльмена; холодность и отсутствие эмоций, а, кроме того, привычка пить чай в пять часов. Она где-то читала, что «файф-о-клок» – священное для англичан время, отведенное чаепитию, и этот неистребимо, как «сиеста» для ее соотечественников – здесь, на корабле, вдали от родных берегов, они по-прежнему придерживались этого обычая, и в самые жаркие дневные часы на палубах не было видно ни одного латиноамериканца. Пилар тоже предавалась приятному ничегонеделанию с двух до четырех пополудни.

Уязвленная преступным невниманием к своей особе со стороны незнакомца, красивая мексиканка поставила себе целью завоевать упрямца, поэтому с постоянной частотой возникала у него на пути. Иногда она казалась ему раздражающей помехой, он отворачивался при виде назойливой дамы, но не пытался сделать ей замечание. Пилар поняла тщетность попыток обратить на себя внимание: молодой джентльмен продолжал проводить время в одиночестве.

Пилар удалось узнать имя: красивого малого звали Майкл Уиллоуби, англичанин, двадцати пяти лет от роду, неженат – другими сведениями команда корабля не располагала.

Однажды Пилар сама попыталась заговорить с ним, но, поскольку прежние опыты непременно проваливались, то придумала беспроигрышный, по ее мнению, ход: проходя мимо столика, за которым сидел Майкл, она как бы случайно задела широкой юбкой пепельницу и смахнула ее содержимое ему на брюки. Майкл немедленно вскочил, вытирая пепел с колен, и с неудовольствием посмотрел на Пилар.

– «А глаза у него цвета чая или темного пива», – отметила про себя мексиканка, вспомнив о недавней мечте – узнать, каков цвет глаз у незнакомца.

Хитрая девица изобразила раскаяние, смущение, а потом попросила прощения, немилосердно коверкая английский язык.

Неправильность построения фраз резанула ухо Уиллоуби, и неудовольствие в его взгляде возросло многократно, но, поджимая губы в тонкую нитку, он выдавил из себя нейтральное:

– Ничего страшного, мисс.

Майкл удалился в каюту, чтобы привести себя в порядок, а Пилар праздновала первую маленькую победу.

Свидетелями этой сцены стали несколько человек, и один из них, а именно Антонио Гарсиа, сумел сделать правильные выводы.

Вечером, как обычно, в пассажирском салоне собралось немногочисленное общество, и сеньорита Каварубия спела только две песни, сославшись на отсутствие настроения. Она закончила выступление и уселась в углу старинного дивана за ломберным столиком, где принялась раскладывать пасьянс «Могила Наполеона».

У рояля друг друга сменяли аристократы, поочередно восклицая:

– Ах, Бетховен – это гениально! Ах, Моцарт – это божественно! Ах, Штраус – это современно!

Уиллоуби не появлялся, а толстый Антонио Гарсиа предавался любимому занятию – чревоугодию или, если отбросить высокий штиль, попросту обжирался. Он глотал целиком печенье с большого блюда, стоящего в пассажирском салоне. Прикончив последний кружок и оглядев в недоумении пустую посудину, Гарсиа стал искать какое-нибудь другое занятие.

Он заметил скучающую в одиночестве Пилар и подсел к ней, а вскоре за ее столиком собралось несколько человек, погрузившихся в тайны бриджа. Сама певица тоже не гнушалась делать ставки, игра ее захватила, и она стала выигрывать.

И в это время Гарсиа произнес сакраментальное:

– Сеньорита, а ведь кому везет в карты, тому в любви не повезет.

Если бы он мог знать, к каким последствиям приведет невинная на первый взгляд фраза…

Мексиканка насторожилась:

– Что Вы имеете в виду, сеньор Гарсиа? Вы намекаете на себя?

– Отнюдь, моя прелесть, – улыбнулся толстяк, тасуя колоду, – Мне везет и в карты, и в любви, и в конце концов я получаю все, что хочу. А Вы, керида, по-моему, делаете напрасные телодвижения, пытаясь соблазнить этого гринго.

Все замерли, привлеченные сказанным, а Энрике Маркос обернулся к нему и сказал с явным неудовольствием:

– Послушайте, любезный, я не позволю Вам наговаривать на свою подопечную.

– А кто наговаривает? – поднял брови Гарсиа. – Все видят, как она бегает за этим лопающимся от гордости англичанином.

Пилар покраснела и потупила взор.

– А Вы, красавица, не расстраивайтесь, – продолжал Гарсиа, – Не каждую реку можно переплыть.

Его телохранители хихикали за спиной, а Энрике Маркос беспомощно разводил руками.

Пилар почувствовала себя уязвленной подковырками Гарсиа, отстранением импресарио и жадным любопытством остального общества.

– Сеньор Гарсиа не верит в то, что я могу покорить любого мужчину? – спросила Пилар, гордо вскинув голову. – Вы забываетесь, любезный. Да мои поклонники соревнуются за право целовать мои следы.

– Может и так, – парировал кабальеро. – Но англичанин не спешит становиться в очередь с остальными.

– Будет! – перебила красавица, – И он будет моим поклонником. И начнет любой знак внимания с моей стороны, радоваться незначительной мелочи, легкой улыбки, одобрительному кивку.

– Что ж, увидим! А я готов поспорить, что ничего у Вас не выйдет, дорогая, и Вы явитесь с повинной к верному Гарсиа.

Публика насторожилась – запахло скандалом, но мексиканка, задетая за живое, потеряла способность рассуждать.

– А я спорю, что еще до конца пути завоюю англичанина, – воскликнула она.

Гарсиа развел руками.

– Ну, если это случится, я отдам сеньорите перстень с алмазом в три карата. А если сеньорита проиграет… Впрочем, у меня еще есть время придумать свое желание.

Пилар и Гарсиа пожали друг другу руки, а Энрике Маркос торжественно их разрубил. Спор немедленно вступил в силу.