Читать книгу Русский излом. Роман в трех частях - Алона Китта - Страница 36

После развода Ольга Монакова поселилась в доме отца, а вскоре сменила его в земской больнице. Грустно принять неизбежность старости и видеть увядание дорогого человека, но ничего не поделаешь: Карл Иванович постарел и, накопив букет всевозможных болезней, вышел на пенсию.

Появление Ольги было как нельзя кстати: земство уже собиралось искать нового врача. Правда, Ольга имела всего лишь фельдшерский диплом, но в конце концов выход был найден: Карла Ивановича оставили на полставки для сложных случаев, а основная нагрузка по приему больных легла на плечи дочери.

Новая фельдшерица, старательная и красивая, быстро расположила к себе окружающих: и сослуживцы, и пациенты не уставали восхищаться ею. Аккуратно причесанная, одетая в белоснежный, хрустящий от крахмала халат, она царила в амбулатории. Ольга навела идеальный порядок и в приемной, и в смотровой, и запущенное помещение деревянного дома стало напоминать светлую операционную уважаемой клиники.

Работы Ольга не боялась, и не было случая, чтобы она отказала кому-либо в помощи из-за усталости или по причине окончания приемных часов. Местное население поголовно полюбило ее, даже больше, чем самого Карла Ивановича, прожившего в волости безвыездно почти тридцать лет.

Лишь одно обстоятельство мешало Ольге наслаждаться жизнью и чувствовать себя счастливой – разрыв с Евгением.

– Бурбон, монстр, солдафон, – клеймила она бывшего мужа, правда, не вслух, а про себя.

– Вспомнить его хамские выходки и рассказать о них, так никто и не поверит! Подумают, я наговариваю на милого воспитанного молодого человека. И как он посмел ставить мне ультиматумы? Я его жена, верно, но не бездушное приложение к «господину"и «повелителю».

Так размышляла Ольга и удивлялась сама себе: стоило ей оставить Евгения, как прекрасная любовь, ради которой она рассталась с Митей Астафьевым, исчезла без следа. Как это получилось? И не совершила ли она непоправимую ошибку, сделав выбор в пользу Евгения?

– Так всегда получается: сердце говорит – мозги молчат.

Ольга вздохнула и решила наплевать на личную жизнь, чтобы забыться в работе. В этом она была неоригинальна, но жаловаться на судьбу не спешила: слава Богу, сама зарабатывает и ни от кого не зависит. Брак принес ей чудесную дочку, а личное счастье отыщет ее когда-нибудь…

Дни летели за днями, лето уже прошло – разъехались дачники. Потянулись тоскливые осенние дни. Проселочные дороги были размыты бесконечными дождями, и лишь утренники подмораживали дорожную грязь и позволяли передвигаться по округе.

На Михайлов день Карл Иванович занемог и остался дома.

Вздрагивая от утреннего холода, Ольга села в двуколку и поехала в больницу. Рабочий день ее начинался приемом амбулаторных больных, затем осмотр в больнице и напоследок домашние вызовы. Она не нарушит расписания, которого ее отец придерживался изо дня в день в течение тридцати лет. Пусть все дела идут так, как в его присутствии.

Однако распорядок пришлось нарушить: не успела Ольга привязать кобылу, как ее позвали в приемный покой.

– Скорее, Ольга Карловна, там человек умирает! – со слезой в голосе крикнула санитарка Маша.

Фельдшерица на ходу предупредила амбулаторных больных, сидящих в коридоре, что задерживается. Лошадь осталась на попечение сторожа, а Ольга поспешила за санитаркой.

Земская больница Бельский волости располагалась в одноэтажном деревянном доме. Он был построен в живописном месте – посреди сосновой рощицы на краю села. Из больничных окон виднелись поля, луга, речка, на другом берегу которой рос лиственный лес. В весеннюю пору цвела черемуха, и ее терпкий аромат проникал в помещение.

А сейчас, в конце холодного промозглого ноября пахло сыростью и подгнившей листвой. Больничный сторож, он же истопник, жарко натопил печи. Угли уже прогорели, и обшитые жестью, раскаленные стояки излучали тепло.

Ольга сбросила пальто на руки санитарке Маше и приняла от нее белоснежный свежий халат. Она направилась в приёмное отделение, попутно выслушивая доклад.

– Нашли его у Бельского разъезда возле рельсов, без сознания. Лисьегорские мужики ехали в Глебово и наткнулись на него, – торопливо рассказывала Маша, – Наверное, под поезд попал, несчастный.

Она завела фельдшерицу за занавеску в отдельный бокс, куда поместили раненого.

Худенький молодой человек, укрытый тонким одеялом, дрожал всем телом, хватая ртом воздух.

– Помоги мне осмотреть его, – попросила Ольга, – Первернем на бок.

Маша стянула одеяло и с усилием повернула раненого, приподнимая рубашку. На его спине виднелись ссадины и кровоподтёки. Правая скула была разбита, из угла рта текла сукровица. Ольга достала стетоскоп, приложила трубку к спине и прислушалась..Дыхательные шумы не прослушивались справа, раненый продолжал задыхаться, кожа его сделалась серой с синеватым отливом. Он умирал прямо на глазах.

– Пневмоторакс, -осенило Ольгу, но сразу же ею овладело беспокойство

– Боже мой, мне никогда не приходилось самой делать прокол – всегда кто-то был рядом. И папа, как назло, заболел…

– Маша, укладку для пункции, быстро! – скомандовала она, и в ее голосе уже не чувствовалось ни страха, ни беспокойства, ни растерянности, а лишь озабоченность предстоящей процедурой.

Через несколько минут все благополучно завершилось. Соблюдая правила асептики, фельдшерица сделала прокол в межреберье с пострадавшей стороны, присоединила резиновую трубку, конец которой опустила в приготовленную ёмкость с водой. Напряжение отпустило ее, как только первый воздушный пузырь вырвался на свободу из трубки.

– Спасибо тебе, папа, – мысленно произнесла она -за то, что позволял наблюдать за твоими манипуляциями, иначе мне сегодня пришлось бы туго. Хотя, нет, туго пришлось бы раненому, а теперь у него появилась надежда.

Ольга устало улыбнулась и прижала ладони к пылающим от возбуждения щекам.

– Ну что, Ольга Карловна? Что с ним такое? Он будет жить? – спросила Маша, стоявшая у Ольги за спиной во время прокола, но ничего не понявшая из манипуляций..

Ольга снова достала стетоскоп и выслушала лёгкие. Пока не чувствовалось значительной разницы при аускультации, но раненый задышал свободно и слегка порозовел.

– Ну, кажется, проскочили, – воскликнула Ольга и разъяснила санитарке, – Он не попал под поезд, а спрыгнул с него на полном ходу: характер травм указывает на это. Упал, ударился, сломал ребра, повредил легочную ткань. Воздух из поврежденного лёгкого стал скапливаться под плеврой, привел к сдавлению и затруднению дыхания, а прокол дал выход скопившемуся воздуху.

– Вы гений, Ольга Карловна! – воскликнула санитарка, – Я чуть с ума не сошла, пока Вы не приехали. Он задыхается, а я одна и не знаю, как помочь. Хоть руки подложи…

– Пусть полежит пока в приемном, а я в амбулаторию, – распорядилась Ольга. Вздохгув глубоко, добавила:

– Посетители уже не только в коридоре, но и на крыльце сидят. Когда я все это разгребу?

– И-и, Ольга Карловна, – отмахнулась Маша, – Наш народ привычный – подождут, ничего с ними не сдеется! Чайку попейте из самовара, а потом и принимайте.

– Как же так, Маша? А если кто тяжелый… Нет, я пойду, а ты смотри за этим молодым человеком. Вот его можешь напоить чаем, когда он придет в себя.

Фельдшерица ушла, а Маша вернулась к раненому. Он дремал, вытянув руки вдоль одеяла. Во сне лицо его казалось спокойным и одухотворенным. Санитарка вглядывалась в него и шептала про себя:

– Не признала, вроде бы не местный. Ольга говорит, с поезда спрыгнул? А, может быть, сбросили? Увидели, костюм хороший, значит, деньги имеются… Ограбили и выкинули из вагона, мало ли разбойников… Может, околоточному сообщить? Нет уж, пускай сама Ольга Карловна решает… А мы что! Чаем напоить – пожалуйста, а остальное – увольте!