Читать книгу Приключение русских в Иностранном легионе и на Лазурных берегах - Andre Lwow - Страница 22

Что немцу «гуд», то русскому «капут»

Оглавление

Путник проходил мимо очередного хутора и заметил одиноко стоящую яблоньку среди шикарного газона с недавно подстриженной травкой. В истории про древнеримских легионеров сказано, что они ставили военный лагерь вокруг яблонь, а уходя, оставляли на ветках столько же яблок, сколько было до их прихода, что свидетельствовало о наличии строгой дисциплины в их рядах! На яблоньке уже зрели довольно увесистые плоды, и голодный человек ползком пересёк это со всех сторон простреливаемое австрийское поле, не ожидая того, что с чердачного окна его уже взял на мушку альпийский стрелок. Цель была достигнута, и к огромной радости специалист по пересечению открытой местности констатировал наличие сбитых ветром плодов. К тому же опавшие яблоки оказались более зрелыми, чем те, что остались висеть на ветках дерева. Стоило ему собрать какую-то несчастную дюжину подпорченных фруктов, как за его спиной раздалось, как в кино: «Хёндэ хох!» Стоя на четвереньках и медленно подняв голову, он уткнулся в реальное дуло австрийского карабина, смотревшего на него своим черным, немигающим взглядом. Далее последовала команда, известная ещё с уроков немецкого языка: «Ауфштейн!», т. е. «Встать!». Далее местный холёный, средней упитанности, бюргер, угрожая огнестрельным оружием, потребовал что-то от нашего героя, похожего на узника местного концлагеря «Дахау» и, указывая ему стволом путь в сторону ухоженного хутора, добавил: «Шнель». На что альпийский пленник невольно процедил сквозь зубы: «Русские не сдаются!» Это произвело на бюргера странное впечатление, и он опустил дуло карабина, а потом, улыбнувшись своему альпийскому пленнику, более загадочно, чем сама Джоконда, произнёс: «ТоварЫщ!» Конечно, хотелось ему сказать: «Тамбовский волк тебе товарищ», – но узник промолчал, чтобы не провоцировать приветливо улыбающегося конвоира на международный скандал. Внезапно бюргер хлопнул своего пленника по плечу, как старого знакомого, и почти без акцента произнёс: «Кушать хочешь?» Во дворе, покрытом мелкой щебёнкой, для советского гостя накрыли стол, за которым на старинном стуле ручной резьбы по дереву восседал какой-то столетний дед, опрятно одетый и до синевы выбритый. Австрийский старец вдруг заговорил со своим гостем на русском языке, почти как тот эстонец: «Садись, товарЫщ, будем кЮшать!» Всякого можно было ожидать от этих австрийцев, но только не этого. Честно сказать, обед был довольно скудный: жиденький протёртый супчик, картофель в мундирах, мелко нарезанная квашеная капуста, похожая на всю ту же рисовую лапшу, и крохотный кусочек свинины. Благо, что хлеба было вдоволь – целый австрийский каравай, словно из русской печки. Дед, обратившись к своему гостю на русском, представился майором Вермахта, которому посчастливилось выжить, попав в плен под Сталинградом и провести пятнадцать лет в советском концлагере, где-то под Воркутой. Всё как бы стало на свои места, и вот уже можно было понять причину такой любви, этих австрияков, к великому и могучему языку, на котором разговаривал с лёгким грузинским акцентом сам товарищ Сталин Иосиф Виссарионович! Видимо вдоволь наговорившись, дед вежливо попросил у толстой рыжей австриячки, что находилась неподалёку, пива. Борис, не задумываясь, проглотив содержимое красивой глиняной кружки, потребовал: «Ещё!» – и судя по тому, как быстро принесли ему ещё две кружки, покрытые пышной пеной, стало ясно, что после пятнадцати лет, проведённых под Воркутой, этот отставной майор привил своим домочадцам любовь не только к русскому языку, но и к сталинскому порядку. Вдогонку им принесли пару тёмных бутылочек с названием «Бьер», и, чисто логическим путём, наш путник пришёл к умозаключению, что доброе пиво на розлив уже кончилось, и им придётся догоняться этим консервантом. Отбросив в разговоре своё тяжёлое историческое прошлое, дед, будучи в хорошем расположении духа, заговорил о политике, сообщив своему собеседнику, что: «Горби – гуд». На что его русский собеседник выдал в ответ: «Что немцу «гуд», то русскому «капут», – и подытожил на немецком языке: – Горби ист… шлехт, т. е. «редиска» (совсем плохой человек)». Узрев недоумение в глазах пьяного австрийца, он стал на пустой бутылке из-под пива нервно объяснять недобитому фашисту то, что «горбатая перестройка» – это попытка стравить газы. «А теперь Горбачёв, теряя контроль над печально сложившейся ситуацией, пытается снова заткнуть горлышко бутылки пробкой, из которого хлещет пена. Тогда как Ельцин Борис в свою очередь подогревает ситуацию, и скоро СССР-у… бум!» Внезапно дедок, утратив интерес к беседе, чуть было не клюнул носом в тарелку, но появившаяся как бы ниоткуда толстая невестка удержала тестя за плечи. Пришло время прощаться, и австрийский бюргер, провожая слегка пьяного гостя к дороге, дал ему на прощание целую пачку мятных конфет и позволил забрать опавшие яблоки. Пьяный путник, покачиваясь, пошёл куда-то вверх, и так как дорога всё время только повышала свой градус наклона, становилось ясно, что впереди начинались те самые Альпы, через которые перешёл со своими чудо-богатырями великий Суворов! Несколько раз проезжающие мимо него полицейских машины весело сигналили ему, как своему старому знакомому. Моросил освежающий дождик, но до поры до времени; выпитое пиво позволяло ощущать себя хорошо, и ему невольно подумалось: «Как хорошо, что когда-то этого австрияка товарищ Сталин так долго промурыжил в своём ГУЛАГ-е».

Приключение русских в Иностранном легионе и на Лазурных берегах

Подняться наверх