Читать книгу Фатум. Том второй. Голова Горгоны. - Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский - Страница 33

Русский корабль был ограблен и под победный треск канонады пущен на дно. Однако гарпии Гелля были потрясены стойкостью русских. Те при слабом запасе оружия показали образец искусства и твердости, которые могли служить примером и были достойны подражания. «Горгона» потеряла четверть своих отчаянных сорвиголов, была ядрено драна и теперь заякорилась у мрачных скалистых берегов Ванкувера.

Тем не менее, гвоздем в этом отгремевшем действе было иное. Еще в сыристой утренней дымке, когда кораблям суждено было вот-вот почесаться бортами, Гелль, да и вся его братия едва не забыли о тлеющих фитилях, – из тумана прорисовались мачты русского, но совершенно другого судна. Это был компанейский бриг «Святой Сергий», по всему следовавший в барановскую Ситку.

Гадать на брошенных костях и пускать фальшфейер⁶⁹ было поздно. Гелль, не разжимая сухих губ, в бешенстве махнул абордажной саблей, – и пушки «Горгоны» харкнули огнем и смертью.

* * *

На разбойничьем форт-посту, что как убийца или вор притаился среди заплеванных птичьим пометом скал, царило оживление. Прибрежная галька влажно хрустела под огромными, выше колен, морскими роббер-бутсами пиратов; гулко стучали молотки, визжали пилы, заглушая стоны раненых и умирающих.

Первых ждал котел расплавленного вара, Спрюсова эссенция⁷⁰, парусиновая игла и просмоленный шпагат судового костоправа – это, пожалуй, всё, на что могли рассчитывать люди Коллинза при латании ран… Последних ждал саван из парусины и ядро, привязанное к ногам. То ли земля отказывалась принимать этих морских убийц, то ли сами они не желали нарушать веками сложившихся традиций.

Логово Гелля некогда было срублено в форме креста пленными русскими поморами и было столь основательно и крепко, что оставалось загадкой, как через валуны и обломки скал поднимались эти тяжелые, точно чугунные, лист-венничные и кедровые бревна, брусья и балки. В то же время фортеция смотрелась до того компактной и легкой, что, казалось, пожелай человек поднять ее на ладони – путом бы не умылся. Огороженная в кольцо плотным частоколом из заточенных кольев с двумя башнями для короткоствольных пушек, эта цитадель являлась грозной рогаткой как для орд коварных дикарей, так и для других незваных гостей, приходящих с океана под парусом.

Сам хозяин размещался на втором этаже, куда допускались лишь ветераны, важные гости и люди, которым Гелль доверял. В «общей», на первом этаже, вытягивала ноги остальная братия; в лучшие времена там до утра трещали дубовые бока пенных кружек, сыпался смех, гремели песни, звенела награбленная монета, слышались стоны и плач насилуемых пленниц, а подчас и лязг сабель не поделивших что-то между собой пиратов. По стенам на кованых крючках висели до времени торгов медвежьи, лисьи, бобровые и собольи шкуры, пластины китового уса, моржовые бивни и прочее ценное добро, захваченное у зверовщиков, зверобоев и китобоев, попавших под пули и ножи людей Коллинза.

Нынче в «чистой» половине было покойно, как в гробу, только в «капитанской» с тесовыми перегородками слышалась приглушенная возня кока да размеренный постук об пол ореховой трости «самого».

Гелль сплюнул табачную жвачку, переложил из руки в руку свою грозную палку и зыркнул в бойницу. Над потемневшим от времени частоколом стоячились верхушки двух мачт его старухи «Горгоны»: бриг так близко был подогнан к берегу, что тонкий и острый, как шпага, бушприт словно колол скудную поросль острова. Но бриг не двигался, точно закостенел, и жизни ему придавала лишь колотьба плотников, ругань такелажников да несмолкаемый гомон по-тревоженной береговой птицы, беспокойные крылья которой заштриховали хмурое небо.

Старик мрачно отвернулся от бойницы, сел на опрокинутую вверх дном бочку и притулился к бревенчатой стене. «Неплохо бы выспаться, – подумал он. – Во сне душу не так скребут кошки».

Однако он продолжал сидеть, не смыкая воспаленных глаз, неподвижный, угрюмый, ко всему безучастный. Морщинистое лицо было серым, под глазами темнели круги.

Притихший у очага Ипсилон печенкой чуял, что в капитане после сцепки с русскими клокотало перченое варево. И всё же мулат не удержался. Покончив возиться с тюленьей вырезкой, он дрогло выдохнул:

– Не желаете ли рому, сэр? Обед скоро будет готов.

Не меняя позы, старик рассмеялся жестким неприятным смехом. Затем как-то странно переспросил: «Рому?» и вновь напряг слугу хриплым железистым смехом.

– Вам бы вновь на охоту, сэр, – тихо, совсем сбитый с толку, промямлил Ипсилон. – Удачу… в море за хвост подержать… Там славные сквозняки, сэр… Снова подышите во всю грудь…

Пират не ответил, прикрыв глаза. А проныра кок, виновато скалясь и прислушиваясь к шкворчанию сковороды, уж совсем тихо обронил:

– Так я за ромом, сэр… – поджарая волчья фигура его метнулась к двери и исчезла.

Гелль снова прижался к стене. Над головой уютно убаюкивающе тикали русские часы, прихваченные со «Святого Сергия». Серебряная кукушка, показывая отбитый клюв, озабоченно прокуковала два раза. Старика начало охватывать сладкое забытьё, как вдруг послышались частые шаги и дверь заскрипела.

* * *

Каждый из вошедших имел за плечами добрый пакетбот⁷¹ подвигов; шрамы и сабельные рубцы говорили о них красноречивей любого языка. У подшкипера Рэя и канонира Логана синеватых следов от многочисленных ран было в таком достатке, что их загорелая кожа напоминала эдинбургский мрамор или рифейскую яшму. Шесть пар глаз напряженно поедали сухую фигуру капитана, продолжавшего невозмутимо сидеть на бочке. И ощущалось, что хозяин здесь один человек, в черной, видавшей виды треуголке, в синем камзоле с золочеными пуговицами и с тростью в руках, стяжавшей среди команды мрачную славу.

Старик небрежным кивком головы приветствовал рассевшихся вокруг ветеранов, царапая лицо каждого взглядом, точно желая заглянуть в душу и узнать: почем нынче капитанская смерть. Уж кто-кто, а он знал, что живущему в стеклянном доме не след швыряться камнями. Капитан на корабле от веку слывет Законом с большой буквы, но именно совет ветеранов при желании всегда мог поправить любую строчку в этом неписаном своде. И посему, пряча под скупой улыбкой настороженность, Гелль приветливо сплюнул:

– Рад видеть вас в добром здоровье! С чем подгребли? Говорите сразу, – при этом он вновь улыбнулся с ласковой ненавистью и повертел тяжелую трость.

– Мы что-то не поймем тебя, старина, почему ты стал сторониться нас? Четверть твоих людей отдала жизнь, а ты прячешься в норе, не желая показать нос!

Коллинз вместо ответа выпил залпом кружку рома как холодный чай, выплеснул остатки через плечо в бойницу и протянул сонным и равнодушным тоном:

– Хороший вопрос, Логан.

– Но плохой ответ, капитан!

Все напряглись, увидев побелевшие ногти главаря. Пальцы впились в серебряный набалдашник трости, словно пытаясь раздавить его как гусиное яйцо.

– А может, я боюсь быть зарезанным вами как глупая овца, – насмешливо хохотнул Гелль. – Чем докажете? Ты! Ты! Или ты, Рэй! – трость зло тыкнула в грудь подшкипера «Горгоны». – Что, после того, как я подниму вас всех на ноги и вытру вам сопли, вы не убьете меня?

– А ты хочешь, чтобы мы это сделали до того?

Вместо ответа Коллинз, не сходя с места, наотмашь огрел тростью старого друга по голове. Из-под кожаной косынки по лбу потекла кровь. Рэй, огромный детина, тяжело охнув, слетел с лавки и упал, раскинув руки.

– Дальше двигайте пешками, если среди вас есть хоть один честный плут! Ну, кто следующий?!

Грохнул пистолетный выстрел, и тяжелая испанская пуля, клацнув о каменный пол, прожужжала у ног сидящих. Щеки пиратов залоснились от пота. Нервы натянулись так, что ломило в висках. Старик был стремителен и ловок, как и пятьдесят лет назад! Теперь их мучило одно страстное желание: поскорее убраться из капитанской норы и не досаждать ее хозяину назревшими глупостями.

Однако Гелль, отирая ладонью липкие от рому губы, опередил их рвение.

– Погодите показывать корму! Я что-то не вижу среди вас вашего хваленого Райфла. Или он уже вообразил себя капитаном, что посылает таких ослов вроде вас?!

Бузотеры замялись, не смея оторвать глаз от черных очей трехствольника.

– Молчите?! Так запомните: держитесь подальше от этой бешеной барракуды…⁷² Или вместе с Кожаным собираетесь поднять бунт? Кто он такой? Дерьмо! Кто будет говорить с этим псом?.. Он еще не нагулял загривок, чтобы иметь голос на общем сходе Берегового братства.

– Нет, сэр, мы не намерены бунтовать, – наконец-то разродился Логан и набожно сплюнул через плечо, чтобы очистить рот от скверны. – Кожаный был ранен, сэр. Он сейчас вместе с другими… лежит на квартердеке… и желает вам здравия, сэр.

Это путанное, полулживое объяснение канонира тем не менее легло на душу пирата точно горсть тепла после дол-гой зимы.

– Передайте и ему привет от меня. Я рад, если его мозги с наперсток наконец-то уяснили, что стоящий на нижней лестнице не может рыться в верхних ящиках. Эй, и заберите это. Он опозорил меня, – трость коснулась красной от крови щеки Рэя, затем брезгливо отдернулась прочь и застучала на выход.

Через два дня «Горгона» как волчица отряхнулась от засевшего в ее шкуре свинца, пополнилась людьми и, помахав черным гюйсом тающим в дымке островам Королевы Шарлотты, стремительно двинулась на юг. А еще через день, не доходя до пролива Хуана де Фука, напала на след «Северного Орла».