Читать книгу От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах - Андрей Марчуков - Страница 9

Врид командира 32[-го] ГИАП, штурман полка.

Награждён орденом Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Отечественной войны I степени

Из 28[-го] полка я попал в 434[-й] полк. Им в то время командовал подполковник Бабков, до этого – Клещёв. После Бабкова – полковник Сталин. После него был командир, который не вернулся две недели тому назад с боевого задания[149].

В октябре [19]42 г. начали воевать. Я командовал 3-й эскадрильей. Воевали под Белым, под Ст[арой] Торопой, Великими Луками. Потом были на Северо-Западном фронте, под Ст[арой] Руссой. Таран у меня был под Ст[арой] Руссой в районе Демянска[150]. Я выполнял задание в составе 4 самолётов на линии фронта. Под конец патрулирования я встретил 6 ФВ-190 и четыре Ме-109. Завязался воздушный бой. Во время воздушного боя одному из моих лётчиков зашёл в хвост Ме-109-й. Я начал его выбивать. Я шёл с превышением, дал три очереди, но он не оставляет нашего самолёта. Я вижу, что я промазываю, и ударил тогда по стабилизатору, по правой его плоскости. У него сразу разрушилась плоскость, а я выпрыгнул на парашюте, так как самолёт стал неуправляем и вошёл в штопор, и на высоте 400 метров я выбросился с парашютом. Спустился на нашей территории. А лётчик вражеского самолёта также выбросился на парашюте и попал к нам в плен.

Как раз после моего тарана, после того как спустился на парашюте, бой ещё продолжался. Мой ведомый тоже ударил противника по хвосту. При посадке на повреждённом самолёте его обстреляли два ФВ-190, подбили, он упал с 30 метров, переломил ноги и руки, ранен был также в челюсть. Это – лейтенант Коваль*. Сейчас он уже вышел из госпиталя и сможет скоро опять летать.

Под Белым эскадрилья сбила три или четыре самолёта. Были там мы очень мало и ушли под Великие Луки. Здесь работа была хорошая. Был один день, когда одна эскадрилья сбила 11 самолётов. Это было уже в [19]43 году.

Был такой случай. Я шёл шестёркой на сопровождение бомбардировщиков, направлявшихся на В[еликие] Луки. В процессе боя были вызваны ещё четверо, т. е. были мы уже десяткой. Там были «фокке-вульф[ы]», затем Ме-109-е, примерно было 12 или 14 самолётов противника. В этом бою мы сбили шесть самолётов противника. Здесь особенно отличился МАКАРОВ. Он сбил в одном бою два «ФВ». Савельев сбил одного, а за день он сбил всего два самолёта[151].

Что касается руководства в воздухе, я был наверху с шестёркой, а четвёрка самолётов прикрывала бомбардировщиков. Когда они их сопроводили на цель, я вызвал их по радио, чтобы они пришли ко мне на помощь. Хорошо дрались в этих боях ШУЛЬЖЕНКО, ПРОКОПЕНКО. Затем – ГАРАМ, сейчас командир 3-й эскадрильи. Он вырос с пилота до комэска, и ему присвоено звание Героя Советского Союза. Затем САВЕЛЬЕВ, был командиром звена, сейчас помощник ком[андира] эск[адрильи], Герой Советского Союза. ПРОКОПЕНКО* получил два ордена в этой эскадрилье. МАКАРОВ получил два ордена. КОВАЛЬ получил два боевых ордена.

Никакого особого воздействия на людей я не оказывал. Если и давал указания, то требовал, чтобы их выполняли точно. Это моё право и мой долг, так как я – командир, а он – подчинённый. Он мне подчиняется и обязан выполнять мою волю в воздухе и на земле. И это приводило не к плохим результатам. У нас, например, был Герой Советского Союза Баклан. Считали, что он никому не подчиняется, прилетит с боевого задания, никого не слушает, даже командира полка. И он попал ко мне в эскадрилью. Татьянко удивился, что он начал меня слушать, так как он никого вообще не слушал, но с ним у меня были свои отношения.

Всякое бывает, иногда поругаешь, а другого и ругать не нужно, просто покажешь спокойно. Нужно знать, что представляет собой человек. Если, например, сегодня лётчик на посадке поломал самолёт, то я знаю, какого лётчика можно поругать, а какому нужно сказать два слова, так как он сам это переживает. А некоторого нужно так пробрать, что полшкуры слезет, и тогда только он почувствует. На работе я требовал выполнения, а на отдыхе для меня – все товарищи, и живём вместе, и беседы ведём и развлекаемся, если играем во что, то я наряду со всеми выполняю. Каждому командиру нужно себя уметь поставить. Все требования, которые имеются в отношении работы, даже жёсткие, которые некоторому сорту людей не нравятся, и которые они считают ненормальными, выполнять нужно. И в конце концов, и они начинают понимать, что это – правильно, соглашаются с тем, что командир прав. Для того чтобы руководить, нужно иметь авторитет среди своих подчинённых, нужно быть примером для всех, показывать образцы работы в бою. Если я буду сидеть и не летать на боевые задания, то каким бы я красивым ни был, как бы ни хлопотал, как бы ни пил водку вместе с подчинёнными – грош мне цена будет. И, в конце концов, люди мои скажут – мы летаем, а он сидит.

Все эти вопросы имеют большое значение. Если даёшь лётчику указание насчёт воздушного боя, то он знает, что если командир говорит, то он сам всё уже прочувствовал и знает больше, чем его подчинённый, знает весь ход дела. Всё это создаёт успех в бою и хорошую бытовую обстановку, так как если вы будете только драться, а в столовой ваших лётчиков будут плохо кормить или у них не будет обеспечен отдых, то что же это за командир? Если лётчик плохо покушает или не выспится, то у него плохое настроение, а ему нужно идти в бой. Я тогда не имею права предъявлять к нему и своих требований, так как я не обеспечил ему отдыха и у него плохое самочувствие. Эти бытовые вопросы влияют очень сильно на выполнение боевого задания. Каждый командир должен иметь успех в боевой работе, должен думать и о бытовых мелочах.

После того как мы провоевали зимний тур, мы пошли на отдых. Весь зимний период я был командиром эскадрильи. После отдыха получили новую материальную часть. Я тогда стал штурманом полка. А когда командир полка ЛЮБИМОВ не вернулся с задания, я стал командовать полком.

Работа штурмана в истребительной авиации заключается в подготовке всех лётчиков и в контроле штурманской работы, чтобы лётчики знали район, чтобы не блудили после боя, а чтобы шли прямо домой сразу, несмотря ни на какую победу. Работа штурмана с людьми заключается в том, чтобы повести их по маршруту или повести их в бой. Штурман полка должен быть лётчиком, фактически это – заместитель командира полка по лётной части. Если командир полка – в воздухе, то штурман – на земле, и наоборот. Когда лётный состав ещё молодой, то нужно особенное внимание обратить на то, чтобы люди не блудили. Старому лётчику достаточно слетать два раза, и он знает район, но в отношении молодых лётчиков требуется в этом отношении систематическая работа, т. е. если он запутается, то он должен уметь восстановить ориентировку, чтобы прийти домой, имея ещё горючее.

Полк находится в системе 3[-й] ГИАД уже год. Под Старой Руссой был ряд воздушных боёв, но это были обыкновенные воздушные бои, здесь мы имели кое-какой успех. Мы сбили за это время 48 самолётов и потеряли только одного своего лётчика, а второй покалечился[152]. Приходилось очень часто сопровождать штурмовиков. Сколько я ни сопровождал штурмовиков, у них от вражеских истребителей потерь не было. Правда, были потери от зениток.

В основном тактика противника по сравнению с началом войны осталась та же, но некоторые элементы воздушного боя, конечно, изменились. По скорости наши самолёты раньше уступали самолётам противника. Тогда немец открытого воздушного боя не принимал. Они и сейчас его не принимают, ударят один раз и уходят. А если ударит неудачно, то скроется, а потом второй раз старается нанести удар. Когда наша авиационная техника выросла, скоростя[153] поравнялись с их скоростями, то мы их заставляем драться – догоняем, или бьём, или заставляем драться. Теперь они перешли на такую вещь, как внезапное нападение, но открытого боя стараются не принимать. Раньше они даже не стеснялись парой на девятку бросаться. Наберут высоты, разгонят скорость, а вы, если проморгали, будете биты, а если заметили, то вывёртываетесь. А теперь при нападении наших им уже нельзя удирать – приходится принимать бой. При нападении они делают короткие атаки. Это в случае, если их меньше, а наших больше, а после уходят или в облачность или просто вверх, делают переворот и уходят. А сейчас, особенно когда появились у нас Ла-5, они редко кидаются на нас.

То, что сегодня, 12 июля 1943 г., сбито 14 самолётов противника, можно объяснить подготовкой лётного состава и хорошей материальной частью. Вот какие два фактора объясняют этот момент. Потеряли мы сегодня человека, который вылетел в первый свой бой[154]. Конечно, если бы набрать молодых лётчиков и посадить их на те же машины и повести, то и меня вместе с ними всё равно собьют, и такого успеха я бы не имел. А при такой погоде, как сегодня, если бы лётчики не были подготовлены в отношении штурманской подготовки, то я бы потерял 50 % своего лётного состава, а так видимость – километр, а высота – 50—100 метров. А наши лётчики в такую погоду приходят без потерь.

При сопровождении штурмовиков бывали такие случаи. Смотришь, одиночки «ФВ» начинают атаковать с разных сторон.

Сверху один заходит, второй справа и третий слева. Т. е. отвлекают наших истребителей от штурмовиков. А где-то ещё в стороне дожидается парочка, которая следит за нашими штурмовиками. Задача наших истребителей – не допустить истребителей противника к нашим штурмовикам, если можно, попугать их или сбить. Но они заходят с разных сторон одиночкой или парой, атакуют наших, разгоняют скорость, нахально так лезут. Истребители в это время распыляют своё внимание на них, а другие могут сбить штурмовиков. Таким образом, на сопровождение у нас идут две группы истребителей: группа непосредственного прикрытия и группа ударная. Идёт примерно 8 самолётов, которые разделяются на четвёрки. Ударная четвёрка отбивает атаки вражеских истребителей, а непосредственно прикрывающая группа исключительно отбивает атаки у самого подхода к штурмовикам или бомбардировщикам. Если идёт, например, истребитель противника, то он его отгоняет и снова идёт к своим штурмовикам. А ударная группа уже завязывает бой и бьёт вражеских истребителей.

Однажды был такой случай[155]. Я повёл восьмёрку истребителей. Я вёл четвёрку непосредственного прикрытия, а Савельев был в ударной группе. Немцы хотели отбить меня от штурмовиков, но я даю одну очередь, они проскакивают и снова набирают высоту. Я тогда даю команду Савельеву, чтобы драться. Савельев зажал их вверху, и в этом бою Савельев сбивает одного, Лепин[156] сбивает одного, а остальные два уходят. А я с четвёркой пошёл к цели штурмовки и выполнил свою задачу. Возвращаюсь, уже на своей территории соединился по радио с Савельевым, и восьмёркой возвращаемся домой.

Раньше они старались ловить наших одиночек, а сегодня, например, тов. Гаранин километров 30 гонял их истребителей.

Что касается сегодняшнего дня (14 ч[асов] 12 июля), то работали отлично. Метеоусловия, правда, были очень плохие, но ввиду подготовленности лётного состава задачу выполнить было вполне возможно. Вести воздушный бой пришлось на высоте 300 метров при видимости километр – полтора. Иметь при таких условиях успех в воздушном бою – не так просто. Вообще в начале войны воздушные бои шли на больших высотах. Тогда у нас были «миги», это высотная машина. А у них в то время машины были невысотные. Так они старались вести бои на малых высотах, а мы их тянули наверх. Потом мы перешли на средние высоты, примерно до 4–5 тыс., а они подняли выше. И вот сейчас приходится вести бой частично на высоте, частично на средних высотах. С «фокке-вульф» Ла-5 должен вести бой на высоте, и тогда он скорее будет иметь успех, а у земли «фокке-вульф» может его побить. А с Ме-109 нужно вести бой на малых высотах, так как у него высотный мотор. А наш Ла-5 увеличивает свою мощность до 6000 метров, а у земли он не даёт такой скорости. Сегодня мы, например, сбили 14 самолётов на низких высотах[157]. Здесь уже играет роль подготовка лётчика. У земли «ФВ» имеет большие преимущества, но от воли лётчика и его подготовки зависит очень многое. Отсюда вывод такой, что на наших Ла-5 можно бить «ФВ» на высоте и на земле, т. е. на любых высотах.

Из всех трёх эскадрилий нужно считать равными вторую и первую. В 1[-й] эскадрилье есть лётчики посильнее, но в общей массе обе эскадрильи хорошие. В первой – машины немножко получше. Но сегодня отличилась вторая эскадрилья. В 3-й есть также молодцы, но там есть и молодняк, который ещё не бывал в боях. В 3-й из старых имеется Гарам, Шишкин, Вишняков.

Приказ о взлёте мы получаем из дивизии. В чьих интересах мы работаем, мы не знаем. Мне ставится непосредственная задача на день. Вообще всякие графики при интенсивной работе обычно ломаются. Но вначале работа идёт по графику. А потом, когда нужно идти на помощь, структура, конечно, нарушается. Мне ставится общая задача из дивизии, я собираю командиров эскадрилий и в свою очередь ставлю каждому командиру задачу, т. е. поставленную дивизией задачу я распределяю по эскадрильям.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 60–63