Читать книгу Сон разума - Андрей Третьяков - Страница 11

За время нашей беседы ее одежда успела высохнуть. Не то, что бы мы проговорили добрых четыре часа, просто не так сильно вымокли. До моей квартиры было рукой подать, и потому Наташка вымокла только сверху. Джинсы же практически не пострадали. Она спешно натянула на себя одежду и отдала мне мою рубашку. Я кинул ее на кровать и вышел из комнаты.

Мне дожидаться, когда высохнет одежда, нужды не было, я ведь был дома, потому просто надел на себя первые подвернувшиеся под руку вещи, накинул свою незаменимую джинсовую худи фирмы «Jee Jay», вставил ноги в черные кроссовки и, открыв дверь для Наташки, вышел в подъезд.

Дождь за это время прекратился. Тучи еще полностью не растянулись, но небо уже сверкало тут и там ослепительной голубизной. Свет дневного солнца пробивался в просветах туч и отражался от гладкой поверхности луж и ручейков, что стремились поскорее убежать вниз, в нижний город, затопив узенькие гравийные улочки. Ветер стих и перестал качать кроны деревьев, и те стояли спокойные, низко склонив потяжелевшие от капель воды ветви. Погода застыла, город наполнился звуками капели.

– Думаешь, это хорошая идея?

Наташка молча взяла меня под руку и настойчиво потянула вперед.

– Думать твоя задача, – заявила она мне, когда мы пересекали проезжую часть по улице Горького. – Я привыкла действовать импульсивно. Вот хочу чего-то и – раз! – все уже сделано. А о последствиях буду думать позже.

Она заглянула мне в глаза снизу вверх:

– Я ведь все-таки девочка.

Ага, как же, подумал я про себя, но вслух ничего не сказал. Нет, в том, что она девочка не было никаких сомнений, но вот все, что она сказала до этого, было совершенно на нее не похоже. Всегда рассудительная и здравомыслящая, обдумывающая каждое свое действие, я просто не мог представить, чтобы она кидалась куда-то очертя голову. Может она и была такой раньше, когда еще не была знакома с нами, до всего этого. Но теперь нет. Я в это не верю. Этот случай изменил ее. Изменил нас всех. Разве не потому мы сейчас движемся в сторону больницы, шлепая ногами по лужам?

Я вдохнул полной грудью запах, что всегда оставался после дождя. Запах обновления, запах очищения. Запах новых надежд. Так что же мы надеялись услышать от девочки? То, что позволит нам понять, что в этом деле нет никакой загадки, нет других сторон и нет никаких монстров в тенях, покойников из подвала? Или же наоборот, мы как наркоманы плетемся туда, чтобы услышать подтверждения наших опасений, чтобы снова ввязаться в эту нелепую гонку, где ставки наши жизни? Возможно ли, выбраться из этой игры сделав ставку однажды, или она навсегда останется частью нас самих?

– О чем задумался?

Тихий голос Наташки заставил меня вернуться в реальный мир. Мир звуков и тишины.

– Об упругости твоей груди, когда я ее…

Острый локоток коротко, но остро и безжалостно ударил меня под ребра. Скорчив недовольную мину, я выпрямился и пошел дальше, ведомый ее рукой.

– Не знаю, что мы делаем, – ответил я, на этот раз всерьез.

– Я так понимаю, в глобальном смысле?

Я коротко кивнул, даже не озаботившись тем, видела ли это моя подруга. Думаю, видела. А если и нет, то наверняка почувствовала. Она всегда все чувствовала.

– Мы словно идем прямиком в пасть льва. Мы видим эту пасть, видим красный склизкий язык, видим блеск клыков, и все равно туда идем. – Я взял короткую паузу и продолжил: – Мы словно вышли на магистраль и движемся навстречу несущемуся на нас грузовику. Слышим рев мотора, скрежет колодок, мы понимаем, что он не успеет затормозить, но все равно идем. Мы…

– Достаточно метафор, я поняла.

Я замолчал и вновь коротко кивнул. Наташка поплотнее запахнула свою красно-черную клетчатую рубашку, с трудом застегнула еще одну пуговицу на необъятной груди, приподняла воротник и крепче прижалась к моей руке. Могло показаться, что ей стало холодно, точно поднялся ветер, но ветра не было, и температура не понижалась. Холод пришел изнутри.

– Сами ищем себе неприятности?

– Думаю, в этом все мы. Скажи я все это сейчас пацанам, и они тут же примчались бы и встали с нами рядом.

Наташка остановилась, повернулась ко мне и серьезно взглянула в глаза.

– Думаешь, мы не можем теперь жить по-другому? – спросила она с дрожью в голосе.

– Думаю, мы не хотим теперь жить по-другому, – ответил я, и осознание правдивости моих слов обрушилось на меня ледяным водопадом.

– Мы оставили наши жизнь в прошлом году, – продолжил я. – Мы бежали и споткнулись. Встав, мы двинулись дальше, но что-то, что жило внутри нас, часть нас самих, осталась там, лежать на дороге. И с каждым шагом мы все дальше от нас самих. Спускаемся все ниже, погружаемся все глубже.

– Погружаемся куда?

– В темноту, что стала нашим новым домом.

Наташка вздрогнула, ее тело покрылось мурашками, похолодело. Ей было страшно, но глаза сияли. Страх принес избавление от ноши, что мы носили на шее последние месяцы.

– Тогда чего же мы стоим? – спросила она улыбаясь. – Кажется, темнота нас зовет.

Вновь предложив девушке взять меня под руку, я зашагал по тротуару мимо Стеллы Великой победы, мимо старого заброшенного четырехэтажного дома, окна которого все так же чернели спустя все эти годы, мимо резких поворотов на Первомайскую, где когда-то стоял дом, которого никогда не было. Я зашагал, нет, мы зашагали мимо нашего прошлого, которому суждено было стать нашим настоящим и нашим будущим.

Добравшись до больницы, я понял, что так был занят размышлениями о прошлом и будущем, что совсем забыл про тот факт, что время приема закончилось, и нас не пустят просто так к больным. Один раз нам уже повезло сегодня, не думаю, что повезет так еще раз. Как бы хорошо работники больницы ни знали мою маму, но свои шкуры им были дороже, и дважды за день так рисковать, пропуская посетителей в неурочное время вряд ли бы стали.

Мы замерли возле входа и уставились друг на друга.

– Что же будем делать?

Наташка нервно кусала губы. Видимо ее только что посетила та же мысль, что и меня.

– Понятия не имею. Может, стоит найти телефон и позвонить тете Свете? Она хорошая мамина подруга и меня очень любит. Работает в инфекционке. Она точно нам поможет.

– И где мы сейчас найдем телефон?

Резонный вопрос. Время было такое, что все телефоны автоматы уже практически полностью исчезли из города, а мобильные еще не вошли так прочно в наши жизни и найти телефон посреди города, в конце рабочего дня было весьма проблематично, если не сказать большего.

Хотя, был у нас один мобильник, старенький Моторола, что мы нашли в бардачке Морриган. Симку мы выкинули и достали новую. Старые связи помогли нам раздобыть симку, за которую не надо было платить, которая не могла привести к нам. Ей мы и пользовались, если того требовали обстоятельства. Но сейчас телефон лежал там же, где большинство наших, скажем так, сомнительных вещей – в стальном миниатюрном сейфе в нашем штабе.

Я скривился, и Наташка зеркально повторила мою гримасу. Видимо это означало, что мы оба приперты к стенке. Все, гениальный план провалился, впереди обрыв, наша карта бита. Финита ля комедия. Все они были мертвы. Последний выстрел поставил жирную точку в этой истории. Я снял палец с курка, все было кончено.

Наташка внимательно смотрела на меня.

– Опять думаешь о каких-то глупостях? – спросила она.

– Кхм, вовсе нет.

Я поднес кулак к губам и откашлялся еще пару раз.

– Ну конечно, а то я тебя не знаю, – Наташка криво усмехнулась. – Опять представлял себя героем из книги?

Я не моргнул и глазом.

– Из игры?

Взгляд сместился влево. Наташка улыбнулась шире.

– Думал, что ты Макс Пейн? Что ты там все время говоришь? «Я снял палец с курка, все они были мертвы»?

Попала в самое яблочко. Я скривился. Чертова девка.

– Хотите поговорить с ней?

Внезапный вопрос застал нас врасплох. Печальный голос родившей в этой больничной тишине ударил по нам как церковный колокол, заставив подпрыгнуть на месте и развернуться к его источнику.

В тени деревьев на обшарпанной лавочке сидела маленькая девочка, лет десяти, с длинными светлыми волосами. Она смотрела себе под ноги и ковыряла туфелькой землю.

– Так хотите? – повторила она, не глядя на нас. Ее интересовала только ямка под ногами, которая становилась все глубже.

– Поговорить с кем? – осторожно спросил я.

– С Улей.

Я уже слышал это имя. Улей звали девочку, чья сестра лежит в палате вместе с их отцом. С ней мы и пришли поговорить.

– Ты Настя, верно?

Я подошел на шаг ближе. Девочка кивнула, не поднимая головы.

– А ты мальчик, что принес деньги в коробке с Пухом.

– Я не…

– Это был ты, – уверенно заявила Настя. – Ты еще и еще светловолосый мальчик.

Мы с Наташкой переглянулись. Каждый из нас знал, кто он есть на самом деле, и скрывать это сейчас не было никакого смысла. Однако это совсем не входило в наши планы. В мои планы.

– Послушай, Настя…

– Кнопка, – вставила девочка. – Друзья зовут меня кнопка.

– Ты считаешь нас друзьями? – осторожно спросил я.

Девочка вновь кивнула, не поднимая головы.

– Мой папа считал. И Пух так считает. А значит вы и мои друзья.

– Хорошо, Кнопка, слушай, тогда мы принесли…

– Это не то, – перебила меня девочка, с силой пнув землю под ногами. Ямка углубилась, чуть не забрав с собой и туфельку девочки.

– Не то? – переспросил я.

– Мне важна только Уля.

– Уля, – повторил я. – Уля, значит. Уля твоя подруга?

– Да.

– Та, что сидит в палате?

– Да.

Я посмотрел на Наташку. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Словно это дело само хотело заполучить нас.

– А мы можем с ней поговорить, как ты думаешь? – спросила Наташка.

– Не надо так со мной разговаривать, я не ребенок, – ответила девочка и поднялась с лавочки. – Ждите здесь, я ее приведу.

Когда девочка скрылась за дверьми больничного крыла, Наташка повернулась ко мне и, округлив глаза заметила:

– А девочка-то боевая.

– Ага, – согласился я. – И не из пугливых.

– Наша порода.

Мы улыбнулись друг другу.

– Как думаешь, почему она так свободно входит и выходит в детское отделение?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Может она тоже здесь лежит и ей уже можно выходить? А может ей просто позволили навещать подругу, как и той, навещать сестру. Вот и приходят вместе.

– Да, наверное, ты прав.

Мы прождали не больше десяти минут. Не достаточно долго, чтобы уже отчаяться их увидеть, но достаточно, для того чтобы подняться на второй этаж и вернуться вместе с Улей. Что могло их так надолго задержать?

Но вот двери открылись, и на свет вышла Настя, что вела за руку измученную девчушку с длинными темными волосами. Она усиленно терла глаза, словно только что проснулась, и сжимала в руках толстую картонную папку на вязочках формата А4, которую я отлично знал, как и любой другой, кому довелось учиться в младших классах.

Теперь причина задержки был очевидна: Уля наверняка спала на кровати своей сестры, как и в тот момент, когда я случайно их увидел. Она выглядела сонной, рассеянной, все время терла глаза, а на волосах застыли капельки воды. Наверняка Настя отвела ее в ванную и заставила умыться, перед тем как идти к нам.

– Уля, это Андрей, – сказала Настя, указывая на меня.

Я удивился тому, что она знает мое имя, но не стал задавать лишних вопросов.

– Привет, Уля, – я протянул ей руку, и Уля робко пожала ее своими маленькими пальчиками. – Приятно познакомиться.

Удя кивнула в ответ.

– А это?.. – Настя дерзко смотрела прямо в глаза Наташки.

– Наташа, – смущенно и растерянно произнесла девушка.

Уля кивнула и ей.

– Пойдемте на лавочку, – предложила Настя.

Мы без возражений прошествовали за ней, и расселись на старенькой лавочке в тени деревьев, где Настя сидела до этого.

Рассаживала нас тоже Настя. Сначала она усадила Улю, затем предложила сесть мне. Села сама справа от меня и только потом указала на свободное место справа от нее Наташке.

– Расскажи им, – попросила Настя, не сводя грозного взгляда с Наташки.

– Это было ночью, – тихо начала Уля.

Я сконцентрировал все свое внимание на девочке, и весь мой мир сузился до одной маленькой точки, которой она и была.

– За несколько дней до Дня Шахтеров. Мы собирались спать, и я попросила Оксану открыть форточку, потому что было жарко.

– Оксана это твоя сестра? – спросил я.

– Да, – кивнула Уля.

Настя продолжала сверлить взглядом Наташку, словно хотела прожечь в ней дыру. Наташка явно смущалась и волновалась, но в то же время, пыталась улыбаться в ответ на эту напряженную гримасу на лице девочки.

– Ты его девушка? – внезапно спросила Настя.

– Что? – встрепенулась Наташка, посильнее запахивая декольте не сходящейся на груди рубашки.

Настя вопроса не повторила, но и взгляда не отвела.

– Нет… нет, мы просто друзья.

Настя еще некоторое время сверлила ее взглядом, а затем повернулась к нам. Наташка облегченно вздохнула.

– Бабайка? – переспросил я Улю, даже не подозревая, о чем говорят две другие девушки.

– Нет, – замотала головой Уля. – Он не трогал. Он никогда нас не трогал. Только ходил ночами по квартире. Топтал громко и сопел. Иногда за ноги хватал, что я просыпалась, но не больше.

– Тогда?..

– Он зашел через окно.

– Окно?

– Да, форточка, что осталась открытой, – Уля громко хлюпнула носом и продолжила: – Он был страшным, склизким, извивающимся. Он высосал из Оксаны душу, вот что он сделал. Пил ее всю ночь, а я ничего не могла сделать. Хотела закричать, но не могла.

Из Улиных глаз покатились крупные слезы, каким могут плакать только дети и Настя тут же оказалась около нее, приобняла за плечи.

– Покажи им рисунок, – велела она.

Уля вытерла слезы и раскрыла свою папку, которая была, конечно же, школьным альбомом для рисования. Она извлекла один рисунок и протянула мне. Я заметил, что все остальные изображали примерно одно и то же.

Я взял рисунок и взглянул на него.

– Ты отлично рисуешь.

– Спасибо.

На лице девочки не проскользнуло даже тени улыбки. Я смотрел на рисунок минут пять, ничего не говоря и не отводя взгляда. А затем встал и повернулся к девочкам.

– Можно я возьму его с собой? – спросил я.

Уля только кивнула. Настя же посмотрела на меня подозрительно.

– Спасибо, Уля, – я повернулся к Насте, – Кнопка. Мы пойдем.

– Ты не веришь! – крикнула нам вслед Настя.

Она не спрашивала, она утверждала. И видит бог, если он, конечно, есть, я не верил. Не верил тому, что мне рассказали, не верил тому, что увидел на рисунке.

– Не веришь! – кричала вслед Настя, а я продолжал идти вперед, пытаясь задушить поднимающийся внутри мен гнев.

– Что случилось? – спросила Наташка, когда мы отошли на два квартала от больницы.

Я молча протянул ей рисунок. Наташка рассматривала его не меньше меня, но когда закончила, взглянула на меня вопросительно.

– Что ты видишь? – спросил я.

– Ужасный рисунок. Ребенку такое просто так в голову не придет.

– Уверена?

Наташка еще раз взглянула на рисунок. Это была ужасная безротая тварь, с головой блюдцем, с извивающимися щупальцами и глазами бусинами.

– Уверена.

Я остановился и взял рисунок из рук Наташки, но повернув его так, чтобы ей было видно.

– Эта голова, – я обвел картинку. – Жутко похожа на голову Хищника. Такая же форма, только чуть более округлая. Это лицо – лицо Протоссов из Старкрафта. Вот эта вытянутая часть, и отсутствие рта, и носа, и ушей.

Наташка смотрела внимательно, хоть и не понимала всего. Ее брови хмурились все сильнее, а взгляд не отрывался от моей руки.

– Часть тела похожа на тело ксеноморфа из фильма Чужой, только прикрытое каким-то экзоскелетом, возможно биологическим. И только глаза, словно большие черные жемчужины.

– Похожи на глаза рака, – заметила Наташка.

– Точно, – кивнул я. – На глаза рака. Или краба. Или омара. Или бог его знает, какого еще членистоногого гада.

– Ты хочешь сказать, что этот рисунок фальшивка?

Я долго смотрел на Наташку, прежде чем ответить, но ответ и не был нужен, она все поняла по моему взгляду.

– Но зачем им врать нам?

– А зачем люди врут? – ответил я вопросом на вопрос. – Чтобы выгородить себя, чтобы повысить собственную значимость, чтобы проще воспринять реальность.

– Но какую реальность?

Я взял Наташку за плечи и склонился над ней.

– Реальность, в которой они просто больны наследственным заболеванием и для нас тут нет никакого дела.

Развернувшись, я зашагал вперед по дороге шагом, который был не достижим для Наташки с ее короткими ножками. Я слышал, как она пыхтит сзади, пытаясь меня догнать, и упивался этим, подкармливая своего внутреннего демона.

Сложив рисунок, я засунул его в задний карман джинс. Не собирался его сохранять, но почему-то сделал это. Я был зол на рисунок. Зол на Настю с ее подругой Ульяной, что решили надурить нас. Зол на Наташку, что пыталась меня догнать. Зол на себя, что позволил себе надеяться. Зол на весь мир. И зародившееся во мне зло довольно урчало.