Читать книгу Сон разума - Андрей Третьяков - Страница 6

Август 2001.

– И я ему, типа, такая: «Чё-ё-ё?», – громко протянула девушка, тряхнув длинными черными волосами. – «Пойти с тобой? Да за кого ты меня держишь? Да я лучше все выходные буду смотреть старые записи «Пока все дома». Ты себя-то вообще в зеркало видел?».

Девушка шла буквально на полшага впереди нас и потому не заметила, каким уничтожающим взглядом я смерил Полторашку, что робко отводила свой взгляд, делая вид, что ничего не слышит и не видит, но при этом безбожно краснеет. Вот и сейчас она меня проигнорировала и с «неподдельным» интересом уставилась на ровную линию мелом под ногами. Она старалась идти точно по ней, не делая ни одного шага в сторону, точно канатоходец, от каждого шага которого зависит его жизнь.

Отчасти так и было. Стоило ей только отвлечься и взглянуть на меня, упустить момент всего-навсего, на секунду расслабиться, и ярость моего взгляда испепелила бы ее на месте. Она это знала. Я это знал. И только весьма эксцентричная, если не сказать большего, дама, что шла впереди, ничего этого не замечала.

– А он млеет весь, краснеет. Взгляд в пол, – продолжала она, как ни в чем не бывало. – Того и гляди сейчас в штаны надует. Ну и я, типа, такая: «Все, вали отсюда, мальчик, и больше со мной не разговаривай», – она сделала типичный жест пальцем в воздухе, – «не твоего поля я ягодка».

Закончив свою тираду, девушка рассмеялась, словно рассказала донельзя удачную шутку. От этого смеха ее лицо скривилось, на носу появились неприятные морщинки, и вообще, она стала больше похожа на крупную крысу, чем на ученицу старших классов. Я это давно заметил: чем красивее выглядит девушка, тем страшнее она становится в минуты ярости или неудержимого веселья. Не то, чтобы это какая-то аксиома, скорее правило не требующее доказательств, но имеющее ряд определенных исключений.

– Ну а ты, тип, чё? – обратилась она ко мне.

– Я, тип, чё?

Вопрос поставил меня в тупик. Я даже не понял вопрос ли это, или какое-нибудь прославленное «what’s up», не требующее конкретного ответа в нашей же интерпретации. Фразочку в свое время популяризировало «Очень страшное кино» и мы принялись бросаться ей направо и налево, не особо задумываясь о ее смысле. Может быть и сейчас так? Какой-нибудь очередной подростковый фильм и вот это «типа» отсылка к нему? Точно я не знал. Но если это и была отсылка, то я ее совсем не понимал.

– Ну да, – девушка неопределенно повела рукой, охватывая холмистый пейзаж на горизонте, – тип, чем занимаешься, тип, чё любишь?

Я остановился и серьезно взглянул в ее черные глаза, очень похожие на мои собственные:

– Собираю и подшиваю томики с афоризмами и периодически цитирую Жванецкого.

У девушки слегка приоткрылся рот. Мой ответ явно поставил ее в тупик.

– Чё, тип, серьезно? – наконец-то выдавила она.

Наташка за ее спиной то ли крякнула, то ли кашлянула, и поторопилась отвернуться.

– Тип, не, – я мотнул головой и так же нелепо приоткрыл рот, разглядывая свою собеседницу.

Ее губы растянулись в улыбке, которая тут же исчезла, но через секунду предприняла робкую попытку вернуться.

Я же хотел только одного: чтобы это глупое и никому не нужное знакомство поскорее закончилось. И вот, мне выпал такой шанс.

Мимо нас прошел бездомный средних лет. В серой неопределенного вида одежде и волосами того же цвета. Он прошел мимо. Ничего не попросил, ничего не произнес. Только звякнул содержимым практически пустого плотного мешка для мусора в руке и двинулся дальше.

– Да пошел ты, козел! – крикнула ему вслед моя новая знакомая, имени которой я никак не мог вспомнить, хотя, и не уверен, что пытался его запомнить вообще. – От тебя воняет!

– Вот и вали, вали… – все еще верещала она, когда встретилась со мной взглядом.

Я не знаю, что было написано на моем лице, но что бы это ни было, оно серьезно охладило ее пыл. Девушка замолчала и уставилась на меня, слегка обижено.

– Что он тебе сделал? – спросил я и сам удивился тому, каким бесцветным показался мой голос.

– Ну, он, типа, – она махнула рукой ему вслед и убрала прядь волос за ухо.

– Он помешал тебе? Попросил денег? Ударил тебя?

– Нет, – мотнула головой моя собеседница, вновь выбивая только что уложенную непослушную прядь. – Просто достали, типа. Ну, ходят тут. Развелось – во! – развелось их тут, типа.

– Он помешал тебе фактом своего существования?

Я приблизился к ней, обошел по кругу, встал за спиной и, взяв за плечи, повернул так, чтобы она смотрела ему в спину.

– Взгляни на него, – произнес я над самым ее ухом.

Она послушно смотрела ему вслед. Он удалялся медленно, громко шаркая ногами. Одежда вся в пыли, потому и кажется однотонно серой. Волосы тоже. Обувь так истерлась, что подошва подвязана шнурками и разномастными тесемками, которые так же скоро перетрутся. Руки безвольно висят вдоль тела, мусорный мешок бьется об колено и начинает бешено вращаться, затем замирает, бьется еще раз и крутится уже в обратную сторону. Бездомный то ли хромает, то ли подволакивает ногу, то ли вообще идет, не отрывая ног от земли.

– Смотри, – настойчиво повторил я, когда девушка попыталась отвернуться. – Куда он идет? Какова его цель?

– Я не…

– Представь, – перебил я. – Тебе есть куда вернуться. Ты идешь домой. Дорога длинная, а солнце высоко. Ты устала. Тебе плохо. Голова гудит, а ноги болят. Но ты знаешь, что там, по ту сторону, с другого конца дороги будет твой дом. Будет место, куда ты сможешь прийти. И ты идешь. Долгим ли будет твой путь или нет, но ты непременно придешь. Скинешь натершую ступни обувь, разомнешь пальчики, сменишь одежду на чистую и более удобную. Возможно, примешь душ и смоешь пот и грязь, накопившиеся за день. Сядешь в удобное кресло, включишь телевизор. У вас хороший телевизор?

– Да, – кивнула девушка, широко распахнув глаза.

– А кресло? Наверняка удобное и такое большое?

– Да.

Она все еще смотрела в след бездомному, но уши ее слышали только мой голос.

– Но день был таким жарким, таким невыносимо сухим. Ты наверняка хочешь пить. Ты уже чувствуешь, как пересохло твое горло, как оно буквально покрывается трещинами. Язык трется о сухое небо, и ты чувствуешь песок между ними. Воздух горячий, тяжелый, липкий. Скажи, ты хочешь пить?

Девушка с трудом сглотнула и медленно кивнула.

– Наверняка у тебя есть деньги в сумочке, и ты сможешь сделать это в любой момент?

Очередной кивок.

– Но, даже если бы это было не так, то ты могла бы просто пойти домой и выпить там чего-нибудь. Верно?

– Верно.

– А теперь взгляни на него. Ему идти некуда. У него нет конечного маршрута. У него нет дома, где можно снять обувь, где можно сменить одежду. Нет ни кресла, ни телевизора. И нет даже тех, кто протянет ему стакан воды. Взгляни, – я взял в руки ее голову и надежно зафиксировал, чтобы она не смогла отвести взгляд, – Этот человек идет в никуда. И он никуда не придет. Его никто не ждет и никому неважно, когда он свалится от истощения или обезвоживания. А заешь почему?

Глаза девушки наполнились слезами, она с трудом мотнула головой. Лишь слегка. Насколько позволяли мои руки.

– Потому что мир полон таких людей как ты, – злобно прошипел я.

Две мокрые дорожки расчертили ее лицо.

– А теперь иди. – Я отпустил ее голову и отошел на шаг назад. – Наше знакомство было лишним.

Не оборачиваясь и не говоря ни слова, она бросилась бежать вниз по дорожке, по которой еще минуту назад ковылял бездомный.

– Жестоко ты с ней, не находишь?

Я обернулся на голос Полторашки и взглянул прямиком в ее голубые глаза. Взгляд она выдержала и лишь слегка поджала губы.

– Ничего, выдержит. Придет домой, скинет обувь…

– Ага, примет душ, сядет в свое огромное кресло, перед о-о-огромным телевизором, – передразнила меня Полторашка и, взяв под руку, с силой потянула вперед.

– Я не всегда могу тебя понять, продолжала она, – положив голову мне на плечо. – Не всегда могу понять, хороший ли ты человек, или…

– Или?

– Или просто дурак.

Я иронично приподнял бровь, но девушка этого конечно не увидела.

– А что, я не могу быть хорошим дураком?

– Хорошим можешь, – согласилась девушка. – Но ведь тебе надо всегда быть особенным.

Я открыл было рот, чтобы ответить, да не нашелся с ответом. Иногда, не часто, но иногда, Наташка попадала точно в цель. Настолько точно, что становилось не по себе. Чертова девка!

– Ну, извини, – наконец произнесла она.

– Извинить за что? – переспросил я. – За «особенного» или за то, что вот уже второй месяц подкладываешь под меня своих чокнутых подруг?

– За второе, – ответила Наташка, не раздумывая ни секунды.

Я усмехнулся и закатил глаза. Я вообще мог делать что угодно, пока она не видит.

– И не все мои подруги чокнутые.

– Та, что ты привела прошлый раз, таскала огнетушитель в своей «сумочке», Наташа! Огнетушитель!

Полторашка хихикнула, прикрыв рот и кивнула:

– Ну да, было дело.

– А эта? – я махнул рукой в неопределенном направлении за моей спиной. – Что это за «типа»?

– Типа чего?

– Типа того!

Я поймал взгляд ее глаз устремленных ко мне, и мы рассмеялись. Получилось вполне естественно. Никакие ни ее слова, ни мои слова не могли обидеть нас. Пусть знали мы друг друга не долго, но пережили вместе многое. Это сблизило нас. Нас всех.

– Ну ладно, – вздохнула Полторашка. – Я больше так не буду.

– Честно?

– Не знаю, – ответила она и показа мне язык.

– Чертова девка.

– А ну, цыц!

Острый локоток врезался мне между ребер и я согнулся чуть ли не пополам.

– Думаешь, стоило ей все это говорить? – спросила Полторошка, делая вид, что не замечает моих страданий.

Мы были почти на месте. Высокое грязно-белое здание нависало над нами с вершины холма. Людей видно не было. Скорее всего, приемные часы закончились. Все как обычно.

Я с трудом выпрямился и посмотрел на красный ржавый забор-сетку, убегающий вперед вдоль инфекционного отделения городской больницы. Он всегда навевал на меня какую-то непонятную, но вполне осязаемую тоску. Словно тоску по чему-то давно утраченному. Я не мог просто откинуть это чувство или как-то его контролировать. Не мог даже его классифицировать. И мне просто пришлось смириться с фактом, что оно есть. Просто есть и все.

– Определенно стоило, – ответил я своей подруге. – Только вот…

– «Только вот», что?

Я взглянул на нее, а она смотрела на меня. Полторашка была такой низенькой, что мне приходилось опускать голову, а ей задирать подбородком вверх. Иногда я даже забывал, почему именно прозвал ее Полторашкой. Она все еще сжимала мою руку и уверенно вела меня вперед. За ней всегда было просто идти. Я привык, что люди всегда шли за мной, но с появлением Полторашки я мог иногда себе позволить отпустить вожжи и просто следовать по течению.

– Стоило ей рассказать, что мир полон не только таких людей, которым все равно, людей как она, но и таких людей, которые только и могут, что говорить. – Я глубоко вздохнул и печально улыбнулся. – Таких людей как я.